Читать онлайн «Скопин-Шуйский». Страница 57

Отписки Скопина-Шуйского заполняли пустоту безвестности в те нелегкие годы, когда каждый город, деревня и житель сам решал для себя: за кого стоять? Кого защищать? «И учали в городех межу собя советовать межу собя ратные люди»[390]: где порядок и где государство, призванное охранять его, за которое призывают положить жизнь? В переписке городов ясно слышатся сомнения, и звучит один и тот же вопрос: «и нам целовать ли крест тушинскому царю или стояти крепко?» А другие города, что там думают? «И вам бы к нам отписати: что ваша мысль?» — настойчиво вопрошали растерявшиеся устюжане у жителей Соли Вычегодской. Стоять ли за Василия Шуйского или уже пора присягать «царю Димитрию»? А может быть, подождать до поры, пока не прояснится: «ино еще до нас далеко, успеем с повинною послати» к самозванцу? «Пожалуйте помыслите с миром крепко, а не спешите креста целовати: не угадать, на чем совершатся»[391].

Скопин собирал рать, отправлял одного за другим гонцов с отписками, а Новгород и сам находился в те месяцы в осаде. Посланные к воеводе из Вологды 14 декабря вестовые засели в Тихвине и ждали там до 6 января, пока «очистятся дороги»: «нелзе было в Новгород приехать, что Новгородской уезд все пятины вору крест целовали, и Ладога, и Корела, и Ивангород»[392]. В марте 1609 года Скопин не мог отправить посланцев к царю, потому как из Новгорода в Москву «ни которыми дорогами проехати ни которыми делы не мочно»[393], как он сам писал. Приходилось посылать гонцов кружными путями — из Новгорода к Семену Шапкину в Каргополь, с тем чтобы тот отправил посыльных в Москву с письмами Скопина, да «не единова, дважды или трожды, детей боярских или кого ни буди, чтоб с теми вестми однолично от тобя к государю к Москве проити как ни буди», — настаивал воевода в многочисленных письмах[394]. Войско сидящего в осаде Скопина таяло на глазах, «шатость» была так велика, что «многие дворяне отъезжаху в литовские полки»[395]. До прихода наемников нужно было продержаться и не сдать город, и Скопин, хоть и пребывал «в великом сетовании», видя оскудение своего войска, настойчиво отправлял гонцов в новгородские пригороды, прося помощи.

И вот уже в Тихвине служивый человек Степан Горихвостов собирает тысячу человек, готовых идти освобождать Новгород, а в Заонежье не отстает от него Евсевий Резанов, который также собрал отряд, «и поидоша к Нову городу Стефан же передом, а Евсевий после», и остановились в Грузино. Кернозицкий между тем, услышав о подмоге новгородцам, дал задание своим людям взять «языков», чтобы узнать о происходящем.

«Языками» оказались крестьяне соседних с Хутынским монастырем, где стояли отряды Кернозицкого, деревень. «Он же начат их пытати. Они же люди простые не знаху сметы и сказаху Корнозицкому, что приидоша на Грузино ратных людей множество, а за ними идет большая сила». Святая простота тамошних крестьян спасла не только Хутынский монастырь от разорения, но и освободила Новгород от осады, ибо тушинцы после дознания пленных «побегоша от Нова города с великою ужастик»[396]. Обрадованные таким оборотом событий новгородский митрополит и Скопин послали радостную весть в Москву, где, судя по всему, уже давно потеряли надежду, если даже и в случае радостных известий «тому отнюдь веры не имяше».

А Скопин неустанно, день за днем, созывал ратников из незанятых тушинцами городов, оповещал о продвижении наемников, просил не верить изменникам. Отписки Скопина переписывали, подклеивали к ним свои послания и отправляли из города в город: из Каргополя в Холмогоры, Устюг, Соль Вычегодскую, Пермь Великую, Вологду, Тотьму. Эти послания не только заполняли, говоря современным языком, информационный вакуум, но и подтверждали: власть единоначальная, законная, по-прежнему существует, и воевода Михаил Скопин-Шуйский — ее полномочный представитель.

Бо́льшая часть отписок воеводы содержит в себе просьбы, приказы, распоряжения, напоминания и требования прислать людей и денег. Для расчета с наемниками деньги нужны были немалые: да и свои ратники отказывались воевать бесплатно: «ратные люди говорят: как дослужат до сроку, а не пришлете денег, и они хотят идти домой»[397].

В марте 1609 года Скопин писал к торговым людям Строгановым, просил у них денег. Василий Шуйский уже не единожды обращался за денежной и военной помощью к Строгановым, и те не отказывали, помогали. У Строгановых были собственные варницы соли, в первой половине XVII века на них вываривалось до пятисот тысяч пудов соли, которой торговали в Вологде и других городах. Торговали Строгановы и другими товарами: сукнами, ювелирными изделиями, которые покупали у иноземных купцов в Архангельске, а также мехами, хлебом, сеном, кожами и полотном[398]. Только одних пошлин в казну, по свидетельству англичанина Флетчера, Строгановы платили 23 тысячи рублей ежегодно. Они отправляли, снаряжая на свои деньги, отряды ратников в Ярославль, давали деньги в долг, посылали и пушки, и свинец, и селитру.

Писал Скопин о том же в Пермь, Соль Камскую, Чердынь, чтобы «таможенные, и кабацкие, и десятинные пошлины… и всякие денежные доходы, что в сборе ни есть», прислали к нему, «чтоб ратным людем без корму не быть и государеву б и земскому делу порухи ни который не учинилось»[399].

Царь просил о том же старцев Соловецкого монастыря: «Дворянам и детем боярским и всяким служилым людем на жалованье наша многая казна вышла, а которые монастыри в нашей державе, и из тех монастырей всякая монастырская казна взята и роздана всяким служилым людем на жалованье». Поэтому царь просит Соловецкую братию не отказать, прислать деньги в Москву: «А велели б есте тое казну везти дорогою бережно и осторожно, чтоб та казна до Вологды довезти здорово, а на Вологду наш указ к воеводе и к дьяку послан»[400].

Вологда находилась на границе двух хозяйственных районов государства — северного и центрального; здесь начинался беломорский водный путь и сходились многие транспортные артерии страны. Выгодное географическое положение делало Вологду богатым городом. Все, чем торговал Север: соль, пушнина, рыба, мороженое мясо, — отправлялось из Вологды в центральные районы, а из них в Вологду поступали хлеб, железо, металлические изделия и то, что предназначалось для продажи за границу — поташ, икра, восточные ткани, лен, пенька и другие товары. Зимой и летом, на санях и телегах, по воде и посуху привозили торговые люди в одиночку и караванами товары, которые складировали в Вологде, а затем продавали на рынке[401]. Осенью неспокойного 1608 года торговые люди, в том числе иностранные купцы, оказались отрезанными от Москвы и вынуждены были со своими товарами пережидать зиму в Вологде. Боясь разграбления своего имущества, они были готовы вместе с ратными людьми защищать город от тушинцев. По просьбе Скопина вологодцы и сами посылали деньги, вооружали отряды ратников и других понуждали к тому. Так что не случайно Вологда в те дни становилась центром сбора сил и средств.

Особенно много «отписок» послал Скопин к пермякам, которые никак не хотели присылать ни денег, ни людей. Его настойчивость, целеустремленность и дотошность ясно отразились в переписке с несговорчивыми пермяками. В марте 1609 года устюжане отправили в Пермь «отписку» Скопина, в которой он просил собирать ратных людей к государю на службу и отправлять их в Вологду. Однако, несмотря на обещание Перми, в Вологде от них «ни один человек не объявился», как заметили устюжане[402]. В августе того же года, так и не дождавшись от Перми ни людей, ни денег, Скопин снова пишет к ним, в который уже раз разъясняет, что «иноземцом, наемным людем найму дать не чего, в государеве казне денег мало; ведомо вам самим, что государь на Москве от воров сидит в осаде болши году, и которая была казна и та роздана ратным людем… И вам бы, господине, самим, и гостем и торговым лутчим и середним и всяким людем говорили, чтоб они, для покою и крестьянские избавы и для того, чтоб Московское государство за наемными денгами и достоль не разорилось, дать на наем ратным людем денег, и сукон, да и камок и тафт, сколко кому мочно». Этими материями Скопин собирался расплачиваться с наемниками, а когда настанут лучшие времена, обещал воевода, то казна вернет долг пермякам, поэтому они должны сейчас те материи переписать, и перемерить, и «цену тем сукнам написав», прислать их к Скопину «тотчас», а с собранными деньгами ехать «днем и ночью, нигде не мешкая»[403].

Но время шло, а из Перми так ничего и не присылали. Устюжане совестили пермяков, напоминали им, что в прежние времена, при царе Иване Васильевиче, из Перми в походах участвовало по тысяче человек, а сейчас лишь 80 прислали в Ярославль на борьбу с тушинцами. Наконец в сентябре 1609 года из Перми и Чердыни прислали вместо тканей — поскольку «у них в Перми сукнами и камками и тафтами никто не торгует» — меха: «от Чердынской землицы семь сороков соболей» и пермские воеводы Федор Акинфов — «сорок соболей да лисицу черну», да Наум Романов также «сорок соболей»[404], ну а деньги обещали прислать, как установится первый зимний путь.