Читать онлайн «Курс русской истории». Страница 53

Рядом с законом русский кодификатор черпал и из других источников, открывшихся или расширившихся с принятием христианства, которые давали ему нормы, изменявшие или развивавшие этот закон. Важнейшим из них надобно признавать законодательные постановления русских князей: так, во второй статье пространной Правды изложен закон Ярославовых сыновей, заменявший родовую месть за убийство денежной пеней с обстоятельным изложением в дальнейших статьях таксы денежных взысканий и других процессуальных подробностей, относящихся к делам об убийстве. Самая идея законодательной обязанности, свыше возложенной на государя, мысль о возможности и даже необходимости регулировать общественную жизнь волею власти была принесена к нам вместе с христианством, внушалась с церковной стороны. Вторым источником были судебные приговоры князей по частным случаям, превращавшиеся в прецеденты: это наиболее обычный способ древнейшего законодательства. Таков приговор Изяслава Ярославича, присудившего к двойной вире жителей Дорогобужа за убийство княжеского «конюха старого», т. е. конюшего старосты, или приказчика: приговор этот занесён в Правду как общий закон, причисливший княжеского старосту конюшего по размеру пени за его убийство к составу старшей дружины князя. К обоим этим источникам надобно прибавить ещё третий - законодательные проекты духовенства, принятые князьями.

Следы этой законодательной работы духовенства мы замечаем уже в летописном рассказе о князе Владимире Когда усилились разбои в Русской земле, епископы предложили этому князю заменить денежную пеню за разбой более тяжкой правительственной карой: в Русской Правде находим постановление, в силу которого разбойник наказуется не денежной пеней, а «потоком и разграблением», конфискацией всего имущества преступника и продажей его самого в рабство за границу со всем семейством. Этот источник служил одним из путей, даже главным путём, которым проникало в русское общество влияние церковно-византийского, а через него и римского права. Это влияние важно не только новыми юридическими нормами, какие оно вносило в русское право, но и общими юридическими понятиями и определениями, которые составляют основу юридического сознания. Правовому ведению духовенства открыта была преимущественно область семейных отношений, которые приходилось перестраивать заново. Здесь ему даны были значительные полномочия, не только судебные, но и законодательные, в силу которых оно довольно независимо нормировало семейную жизнь, применяя к местным условиям свои канонические установления. Поэтому с большою вероятностью можно предполагать, что отдел статей в Русской Правде о порядке наследования, опеке, о положении вдов и их отношении к детям составлен под прямым или косвенным влиянием этого источника. Так, в составе имущества вдовы точно различены вдовья часть, выделяемая ей из наследства детей на прожиток до смерти или вторичного замужества, и то, что ей дал муж в полную собственность и что даже выражено в формуле, напоминающей римский термин полной собственности (dominium): «… а что на ню муж взложит, тому же есть госпожа».

Пособия, какими пользовались церковная юрисдикция и церковная кодификация при разрешении и формулировании встречавшихся им случаев, также можно причислить к источникам Русской Правды, насколько такие случаи нашли себе в ней место. Такими пособиями прежде всего служили те дополнительные статьи Кормчей, среди которых помещалась и Русская Правда. Самое присутствие их в составе такого памятника, как Кормчая, служило достаточным доказательством их авторитета, как источников права. Но древнерусские церковные законоведы не пренебрегали источниками менее авторитетными, если находили в них подходящий материал; только трудно уловить их. Кажется, сохранился след одного из них. В Русской Правде есть ряд статей о побоях и повреждении руки, ноги и других членов тела. В так называемой «Эклоге, переработанной по Прохирону», приватном руководстве права, относимом известным канонистом Цахариэ ко времени позднее начала Х в., встречается ряд статей подобного же содержания. Взыскания, назначаемые в некоторых из этих статей, вызывают невольное предположение, не имел ли этих статей перед глазами составитель Русской Правды, когда формулировал пени за побои и членовредительство. Так, за порчу глаза и носа эта Эклога назначает в пользу потерпевшего пеню в 30 сикл (восточная монета); в Правде за то же положено пени и вознаграждения потерпевшему 30 гривен; за выбитие зуба в Эклоге 12 золотых (номисма), в Правде 12 гривен кун. Эта частная греческая компиляция была мало известна древнерусским правоведам и, если не ошибаюсь, не оставила заметного следа в старинной юридической письменности. Если это сходство - не случайное совпадение, то у составителей Русской Правды можно подозревать довольно разнообразные и даже неожиданные источники.

. Мы рассмотрели заметные источники Русской Правды. Но мы не можем подступить к бытовому содержанию этого памятника, не решив ещё одного и очень трудного вопроса - как он составлялся. Это вопрос о том, как составители Правды пользовались своими источниками и как, каким кодификационным процессом и из каких частей составилась Правда.

В Правде заметен двоякий способ пользования источниками, формальный и материальный; или брали из источника только юридический казус, который нормировали по другим источникам, или заимствовали самую юридическую норму. Первый способ преобладал в отношении к иноземным, византийским источникам, второй - в отношении к своим, туземным. Разбирая в прошлый час сохранившиеся в Правде признаки её происхождения, я уже привёл несколько образчиков такого казуального отношения к переводным дополнительным статьям Кормчей. Этот способ, конечно, имел своё и важное дидактическое значение в развитии русского правоведения: он приучал правоведов различать и определять людские отношения, вникать в смысл и дух правоведения в отношении права к жизни - словом, вырабатывал и изощрял юридическое мышление. Отсюда же Русская Правда усвоила и одну внутреннюю особенность византийской синоптической кодификации. Эта кодификация стояла под двойным влиянием - римской юриспруденции и христианской проповеди. Первая внесла в неё приём юридического трактата, вторая - приём религиозно-нравственного назидания. Оба приёма сливаются у византийского кодификатора в наклонность оправдывать, мотивировать закон. Наш памятник по мере сил подражал этой наклонности. Мотивы очень разнообразны: ими служат как психологические и нравственные побуждения, так и практические цели, житейские расчёты. Одна статья Русской Правды гласит, что холопы за кражу не подлежат пене в пользу князя, «зане суть несвободни». По другой статье заимодавец, давший взаймы более 3 гривен без свидетелей, терял право иска. Судья обязан был объяснить истцу отказ в иске резолюцией, смысл которой, придерживаясь её драматической формы, можно передать так: «Ну, брат, извини, сам виноват, что так раздобрился, поверил в долг столько денег без свидетелей».

Как ни важен сам по себе формальный способ пользования источниками со стороны Русской Правды, для истории положительного права важнее другой способ, материальный; зато он менее уловим. Легко подыскать в источнике статью. нормирующую одинаковый с известной статьей Правды юридический казус; гораздо труднее угадать, как создалась в последней самая норма, непохожая на соответствующую статью источника. Остановимся прежде всего на одном внешнем библиографическом наблюдении.

В древнерусской юридической, преимущественно церковно-юридической, письменности встречаем одинокие статьи русского происхождения, как будто случайно попавшие в то место, где мы их находим, не имеющие органической связи с памятником, к которому они прицеплены. В нашей старинной письменности обращалась компиляция, носящая название Книг Законных, исследованная и изданная покойным профессором канонического права А. С. Павловым. Это - сборник, составленный из нескольких памятников византийского права в славянском переводе; между ними помещался и Закон о казнех, перевод уголовного титула из известного нам Прохирона. Греко-римское право не допускало брака госпожи со своим рабом. По статье упомянутого титула бездетная вдова, сблизившаяся со своим рабом, подвергалась острижению и телесному наказанию, а если имела законных детей, лишалась ещё в пользу их своего имущества, кроме доли, необходимой на прожиток. Русский переводчик или кто другой прибавил к этой византийской статье свою собственную, совершенно несогласную с византийским правом: по ней брак вдовы со своим рабом не только является возможным, но и сопровождается для неё лишь обычными юридическими последствиями вторичного замужества. Эта статья не попала в отдел Русской Правды о семейном праве. Не попала в Правду и русская статья, находящаяся среди статей Эклоги в одном древнем списке Мерила Праведного и носящая заглавие «О уставленьи татьбы». Здесь устанавливается подсудность дел о краже, когда поличное и сам вор окажутся в другом округе (волости), не в том, где совершена кража. Другие такие же бродячие статьи попадали только в некоторые списки Правды более позднего времени, не попав в древнейшие. Так, в одном списке Правды XV в. помещена статья о человеке, обманам, под предлогом какого-либо предприятия или поручения, выманившем у кого-либо деньги («полгав куны у людей») и убежавшем в чужую землю: это преступление приравнивается по презумпции к татьбе, а не к торговой несостоятельности, несчастной или какой-либо иной, наказуемой несходно с татьбой. Статья помещена не на месте, не среди статей о татьбе, а в конце, как прибавление, рядом с другой, также не попавшей на своё место позднейшей статьей о вознаграждении человека, несправедливо по чьему-либо иску подвергшегося аресту или наказанию кнутом. В некоторых списках Правды находим другие вставные или приписные статьи, не нашедшие себе места в других списках. Одна из них, о бесчестьи, особенно неудачно помещалась в Правде: это, как увидим при разборе Ярославова церковного устава, схолия, или, точнее, примечание к одной из его статей, без которой она совершенно непонятна, она не имеет связи ни с какой статьей Правды, однако приписывалась обыкновенно к последней и, сколько мне известно, ни в одном списке не поставлена на своём месте в Ярославовом уставе. Встречаем, наконец, статьи, даже целые группы статей, обращавшихся в письменности отдельно и вместе с тем вошедших во все списки пространной Правды с некоторыми текстуальными изменениями или в редакционной переработке, но с сохранением сущности содержания. В отделе Правды о холопстве есть статья, ограничивающая источники неволи: человек, отданный или поступивший в срочную работу за долг, за прокорм или за ссуду под работу, не считается холопом, может уйти от хозяина до срока, только обязан вознаградить его, т. е. уплатить долг или ссуду, либо заплатить за прокорм. Один из этих случаев, исключающих порабощение, сходно формулирован в одном из русских прибавлений к болгарской компиляции. Закону Судному: кто отдаётся в работу в голодное время, не становится холопом одерноватым, т. е. полным, «дернь ему не надобе». он может уйти, только заплатив 3 гривны, разумеется, если не заработал прокорма, а исполненная работа в счёт не идёт. «служил даром».