Читать онлайн «Очерки социально-политической истории России IX-XX вв. Часть 1». Страница 13

Падение Господина Великого Новгорода чем-то напоминает судьбу античного Карфагена. Горожане имели развитую инфраструктуру, много денег, но не было у них порядка, организации. Немецкие спортивные тренеры имеют пословицу – «Порядок бьёт класс». В данном случае примитивный военно-служилый порядок Московского княжества, приправленный ордынскими традициями коварства, оказался выше более культурно развитых новгородцев.

Вторая часть бывших земель Киевской Руси – Западная Русь, имеет в отечественной историографии ещё менее завидную судьбу. В ходе освещения исторического процесса куда – то пропало пол страны – Киевской Руси. Автор этих строк уже поднимал вопрос о Русских землях, попавших под номинальную власть Великого княжества Литовского. Помимо того, что западные русские воины выдержали, в конце концов, военный натиск Золотой Орды, им ещё и удалось, в контакте с другими народами Восточной Европы (литовцы, поляки, чехи) одержать совместную победу над Тевтонским орденом в битве при Грюнвальде в 1410 году. В ходе этих постоянных войн в православных, русских регионах Великого Литовского Княжества формируется слой профессиональных воинов, которых на польский манер начинают величать шляхтой или шляхетством. Их большее количество, чем рыцарство в Европейских странах определено постоянными набегами татар и их отражением, а также войнами с рыцарскими прибалтийскими немецкими образованиями. Причем походы литовских князей на Москву в середине XIV века рассматриваются самими военными деятелями княжества как составная часть борьбы с Золотой Ордой, поскольку Москва тогда была агентом Золотой Орды. Выступление князя Ягайло против Дмитрия Донского было произведено в контексте вмешательства Литвы в межфеодальную войну в самом улусе Золотой Орды. Впрочем, князья Великого княжества Литовского индефферентно смотрели на службу православных литовских князей Москве (достаточно вспомнить воеводу Боброк-Волынского на Куликовом поле и литовско-русского князя Остея, который руководил обороной Москвы против Тохтамыша в 1382 году).

Сама по себе православная шляхта не была аналогом европейского рыцарства. Это был частично перенесённый с польского образца социальный слой военных федератов – крестьян, обязанных власти только военной службой. Рядом с ними жили «холопы, хлопы» – то есть население, которое платило налоги и было освобождено от военной службы. Попасть в «шляхту» было сравнительно просто – во время очередной войны надо только вступить в войско, а там, уж как говорится, «Либо пан, либо пропал». При этом социальная разница между «шляхтой» и «хлопами», по мнению отечественных исследователей, была невелика. «…Подавляющее большинство шляхты составляла так называемая застенковая шляхта, аналог русских однодворцев. Её представители обитали в крошечных хуторах («застенках»), сами пахали землю вместе с крестьянами, поскольку всё их дворянское достояние зачастую заключалось в дедовской сабле».[35] Этот пример, хотя он и больше относится к самим полякам, был очень распространён в западнорусских землях именно из – за начавшегося развиваться польского социального и культурного влияния. Связано это было отнюдь не с прелестями польских девиц, воздействующих на неокрепших духом православных отроков, в стиле гоголевских произведений, о которых пишет тот же Л.Н. Гумилёв, а с отсутствием развития в западнорусских землях законсервировавшихся там традиций Киевской Руси и ростом, с развитием книгопечатания, юридического и правового влияния стран Восточной Европы. Именно в XVI веке, с появлением, благодаря Игнатию Скорине печатного старорусского шрифта, возможности вести правовые отношения в Великом княжестве Литовском, появляются так называемые Литовские статуты, впервые регулирующие социальные отношения в княжестве. Появляются пока ещё на русском языке, пусть и в его раннем белорусском варианте. Это говорит, как о пока ещё малом влиянии тогда католической церкви в княжестве, так и о наличии всё ещё сильной критической массы собственно православного, русского населения. Ну, а то, что православная знать, в частности князь Острожский, успешно воюет с Московскими князьями, говорит о том, что московская государственная модель в то время разделялась ещё не всеми православными.

Наличие своего митрополита в Киеве, и существующие пока слои православной русской знати в западнорусских регионах, позволяли ещё долго сохранятся этой особой русской православной общности. Причём это были не украинцы или белорусы в понимании политиков XX века, а люди, вплоть до конца XVIII века, называвшие себя «руськими» людьми. Причины трансформации этого реликтового по выражению Л. Н. Гумилёва этноса, в украинский и белорусские народы, предмет специального научного исследования.

После политической ликвидации единственного в средневековой Руси островка городской демократии – Новгорода, московские правители начали организовывать то, что марксистские историки называли «централизованным государством». Аналогичный процесс проходил в то время в Западной Европе: во Франции, Англии, Испании. Однако формы и методы этого процесса, его социальные решения, задачи и итоги оказались различны в России от Европы.

Процесс становления национальных государств в Европе связан с формированием на их территории основ общенационального рынка. Причём в самих европейских странах связь между становлением экономических и социальных основ рыночных отношений была очень сложной и далеко не прямолинейной. Например, в Италии рыночные отношения сложились в XIV веке, а единое государство возникло в XIX в. В Германии основы национального рынка появились в XVI веке, а объединенное немецкое государство возникло только в XIX веке. В Испании вообще стимулом для создания единого государства явилась многовековая борьба с арабами – маврами под знаменем «реконкисты» – отвоевания страны.[36] Но в целом, основным условием политического объединения страны в Европе выступало экономическое единство и рост социального многообразия. В части контекста социального развития в европейских странах на базе экономических интересов формировался социальный союз городов и королевской власти, происходила консолидация национальной элиты, при которой мелкие и средние феодалы более ориентировались на политический союз с королём, способным обеспечить их материальное благополучие и возможность продвижения по службе. Также изменился и социальный спектр крестьянских слоёв: на смену крепостным сервам приходят цензитарии, обязанные своему сеньёру только денежной рентой. Эти крестьянские слои объективно также были заинтересованы в формировании общенационального рынка, чему способствовала власть короля, и, следовательно, крестьяне-цензитарии объективно были на стороне сюзерена – короля.

В России процесс централизации шёл иначе и имел иное социальное содержание. В Великом княжестве Московском не союз русских городов с великокняжеской властью был движущей силой объединения, а полное подчинение городов государственной власти, вплоть до насильственной депортации городской элиты, как это было в Новгороде. Внутри же господствующего класса, который с большим трудом можно назвать феодальной элитой, шла не политическая консолидация, а создание из княжеских и боярских холопов альтернативного боярству нового слоя дворян – помещиков, как опоры центральной великокняжеской власти. В крестьянской среде происходило не ослабление и исчезновение личной зависимости от господина, а конституирование крепостного права через постоянно редактируемые в пользу закрепощения Судебники. В централизации «по-московски» главную роль социального фактора стали играть полуавтократические общины дворян – помещиков и крепостных крестьян, которые в экономическом смысле вели преимущественно натуральное хозяйство.

События же 1480 года, когда Иван III (1462–1505 гг.) решился выступить против своего внешнеполитического хозяина – Золотой Орды, можно рассматривать как поступок набравшего силу вассала, уходящего от потерявшего силу хозяина. То, что Великий князь московский не рассматривал противостояние против Орды как «цивилизационный» конфликт православия с исламом, и как конфликт русских с татарами, хорошо иллюстрирует так называемое «стояние на реке Угре». Московские войска несколько месяцев просто выжидали и не переходили в наступление уже получив солидные подкрепления, и просто «пересидели» Орду. Вопрос об ярлыке решился без кровопролития, в определенном смысле «по-семейному». Усилившийся политический родственник, исходной государственной моделью которого послужила Золотая Орда, просто ушёл в свободное самостоятельное политическое плавание.

Существенным отличием создаваемой политической системы Московского царства от её европейских «партнёров» стало преобладание в Московии – России вертикальных управленческих связей (государство – слуги – население) над горизонтальными (взаимоотношения между субъектами политического процесса, регулируемыми системой права). Эта российская специфика социально-политического устройства отмечалась многими отечественными исследователями. С.М. Соловьев писал об этой российской особенности: «…Когда части народонаселения, разбросанные на огромных пространствах, живут особой жизнью, не связанные разделением занятий, когда нет больших городов, кипящих разнообразной деятельностью, когда сообщения затруднительны, сознания общих интересов нет, – то раздробленные таким образом части приводятся в связь, стягиваются правительственной централизацею, которая тем сильнее, чем слабее внутренняя связь, централизация восполняет недостаток внутренней связи, условливается этим недостатком, и, разумеется, благодетельна и необходима, ибо без неё всё бы распалось и разбрелось».[37]