Читать онлайн «Тайна Святой Руси. История старообрядчества в событиях и лицах». Страница 4

Точная дата проведения Собора неизвестна. Предполагают, что он состоялся в феврале или марте, ибо в середине XVII века церковные Соборы традиционно проводились накануне или в самом начале Великого поста. Церковный историк митрополит Макарий (Булгаков) писал: «Собор был созван в марте или в апреле… после 27 февраля и прежде 2 мая»[17]. Современный историк С.В. Лобачев считает, что Собор заседал 12 февраля — в первое воскресенье поста (Неделя православия)[18].

На Собор Никон постарался созвать лишь тех лиц, «от которых не ожидал себе никакого противоречия, которые дрожали перед всемогущим патриархом и не отваживались на заявление своих, неугодных ему мнений»[19]. Прибыли пять митрополитов: Макарий Новгородский, Корнилий Казанский, Иона Ростовский, Селивестр Крутицкий, Михаил Сербский; четыре архиепископа: Софроний Суздальский, Маркел Вологодский, Мисаил Рязанский, Макарий Псковский и епископ Павел Коломенский. Также на Соборе присутствовали одиннадцать архимандритов и игуменов, тринадцать протопопов и несколько приближенных царя.

На Соборе выступали только царь и патриарх, прочие же присутствовавшие молчали, не смея перечить и одобряя все решения единогласно.

Каптерев считал, что причиной удивительного единодушия соборян был тонкий психологический ход, предпринятый царем и патриархом: «На Соборе, кроме подбора известных лиц, предприняты были и особые меры, чтобы решение поставленных Никоном вопросов совершалось обязательно в известном наперед, Никоном и царем предрешенном смысле… На Соборе 1654 года царь первый подает голос, а за ним и все другие за такое или иное решение поставленного Никоном вопроса. И царь делает такой необычный для него поступок, конечно, с особою целью, чтобы своим подавляющим царским авторитетом предупредить со стороны Собора возможность отрицательного ответа на поставленный Никоном вопрос. Расчет был верный»[20].

Заседание Собора началось с выступления патриарха. Обращаясь к соборянам, Никон говорил, что должно истреблять всякие новины в Церкви, а все, преданное святыми отцами, должно сохранять безо всякого повреждения, приложения и изменения. Патриарх, выступая якобы против церковных новшеств, на самом деле готовился предложить Собору новые греческие обряды. Но большинство иерархов не уразумело хитрости Никона и безропотно пошло за ним.

Единственным, кто выступил против Никона и новых обрядов, был святитель Павел Коломенский. По свидетельству современников, он был весьма образованным и начитанным человеком, знатоком Священного Писания и церковного устава. Старообрядцы говорили, что Павел был «муж свят и разума святых писании исполнен»[21]. И даже никониане[22] признавали, что был «той епископ читатель Божественного писания и добре веды наставляти к Богу шествующия»[23].

После патриаршего обращения Собору был задан первый вопрос: «Новым ли нашим печатным служебникам поселодовати или греческим и нашим старым, которые купно обои един чин и устав показуют?» Царь, а за ним и покорные иерархи ответствовали: «Достойно и праведно исправити противо старых харатейных и греческих».

После этого Собору было предложено несколько примеров, свидетельствующих о различии русских и греческих обрядов (о времени служения воскресной литургии, об отверстии царских врат до великого входа, о положении мощей при освящении церкви и проч.).

Всякий раз, говоря об этих отличиях, Никон предлагал переменить их по греческому образцу, ложно ссылаясь на древние книги, а Собор неизменно давал на это свое согласие: «Имытакоже утверждаем быти, якоже греческие и наши старые книги и уставы повелевают»; «Быти по правилом святых отец и по уставу, якоже древние потребники пишут».

Но вот патриарх предложил Собору обсудить вопрос о земных поклонах на великопостной молитве святого Ефрема Сирина: «Во уставах греческих, и в наших старых написано о поклонах в великую Четыредесятницу, а в новых не против греческих и старых положено, и о сем должно истинно испытати». Соборяне уже послушно отвечали: «Положите против древних уставов», — как тут отважился встать и произнести речь Павел Коломенский.

Судя по всему, он заранее готовился к выступлению. В своей речи владыка высказался в защиту церковного предания — великопостных поклонов, при этом свои слова он аргументировал ссылками на два древних рукописных устава.

Впрочем, епископ выступил не только против отмены земных поклонов, но и вообще против введения новых обрядов. Святитель «советовал любопрением великому государю нашему, благочестивейшему царю, такожде и святейшему патриарху, и всему освященному Собору таковое новоначатое дело оставити и до конца истребити»[24].

Но слова святителя не были услышаны, и Собор, уступая давлению царя и патриарха, дал согласие на справу русских богослужебных книг по греческим образцам. Павел Алеппский сообщает, что, когда все архиереи прилагали свои подписи к соборному постановлению, «коломенский епископ, будучи нрава строптивого, не захотел принять и одобрить тот акт, ни приложить свою руку, не говоря уже о том, чтобы дать свое засвидетельствование»[25].

Однако формулировка «Впредь быти исправлению в печатном тиснении Божественным книгам против древних харатейных и греческих книг уставов, потребников, служебников же и часословов» не содержала в себе ничего еретического, и поэтому святитель все-таки подписал соборное деяние. Впрочем, под подписью владыка Павел добавил следующие слова, непреклонно оговаривая свое особое мнение о поклонах: «А что говорил на святем Соборе о поклонех и тот устав харотеиной во оправдание положил зде, а другой писмяной».

Историками доказано: исправление книг, одобренное Собором, последовало отнюдь не по древним византийским и славянским рукописям, как того требовало соборное решение, а по современным книгам, изданным в Венеции. Новые переводы сверялись и исправлялись по современным же книгам, напечатанным в Киеве и Вильно[26].

Американский исследователь П.И. Мейендорф пишет: «Каптерев и др. историки старообрядчества допустили, что реформы основывались не только на древних рукописях, но и на печатных греческих венецианских изданиях и на славянских “литвинских” книгах, вышедших из-под пресса в типографиях Речи Посполитой. Русские литургисты (А.А. Дмитриевский и другие) сделали открытие, что венецианские книги не совпадают не только со славянскими, но и с древними греческими манускриптами. Иногда русские старопечатные дониконовские издания оказывались более верными старым греческим спискам»[27].

Единственным критерием такой «справы» были слова патриарха, обращенные к главному справщику Арсению Греку: «Печатай, Арсен, книги как-нибудь, лишь бы не по-старому!»[28] При этом справщики уверяли всех, что правят книга по древним рукописям.

Например, в предисловии к новому Служебнику, изданному в 1655 году, они заявляли, что «исправися сия Божественная книга служебник с древних греческих книг святыя горы Афона и прочих, и харатейных славянских». Это была ложь.

Кроме того, самое дело справы было поручено «искусным мужам» — людям сомнительным, таким, как авантюрист Арсений Грек, неоднократно менявший вероисповедание.

К тому же новые справщики оказались плохими переводчиками, слепо следовавшими греческому оригиналу, поэтому их тексты отличались нелепым буквализмом и изобиловали ошибками. «Новые московские тексты калькируют греческий текст и создают неудобочитаемые обороты на славянском языке, ранние тексты оказываются часто более понятными»[29].

Так началась замена новым церковным обрядом и уставом древних традиций, принятых Русью вместе с православием от Византии и неизменно сохраняемых веками.

Религиозный мыслитель протоиерей Георгий Флоровский писал: «Главная острота Никоновской “реформы” была в резком и огульном отрицании всего старорусского чина и обряда. Не только его заменяли новым, но еще и объявляли ложным, еретическим, почти нечестивым. Именно это смутило и поранило народную совесть»[30].

Настоящим символом этой раненой народной совести можно считать святителя Павла, который, увидев, что такая книжная справа грозит расколом Русской Церкви, отказался от своей подписи под соборными деяниями, «загладив своя подписания»[31].

Так коломенский епископ стал единственным русским архиереем, посмевшим открыто выступить против реформ. «Но Павел жестоко должен был поплатиться за свою дерзость, за свою попытку выражать на Соборе свое собственное суждение о деле, несогласное с мнением патриарха»[32]. Епископ был незаконно лишен сана, избит, брошен в темницу, отправлен в далекую ссылку, а затем тайно умерщвлен по приказу Никона.