Читать онлайн «Мир на краю бездны». Страница 8

К 1928 г. Ганди счел, что силы движения восстановлены. Колонизаторы сами предоставили повод для новой кампании. В Индию прибыла комиссия Саймона, которая должна была решить, можно ли расширять полномочия органов самоуправления. На требования включить в комиссию индийцев последовал отказ. 3 февраля 1928 г., в день прибытия комиссии в Индию, Ганди объявил хартал — всеобщую забастовку, сопровождавшуюся траурными демонстрациями. Ни избиения, ни аресты не позволяли очистить улицы от демонстрантов. В апреле-октябре 1928 г. в Бомбее развернулась забастовка текстильщиков. Волнения перекинулись в сельскую местность, где крестьяне прекратили платить налоги. Колонизаторам пришлось пойти на уступки, снизив налогообложение. Ганди объявил курс на независимость страны — последние иллюзии по поводу благотворности английского присутствия в Индии развеялись. Он постоянно перемещался по стране на поезде и пешком, выступал на митингах, вел переговоры с английскими чиновниками, мусульманскими и индуистскими лидерами. Только к концу 1928 г. колонизаторы получили передышку, но лидеры ИНК и прежде всего Ганди обещали вскоре начать новую кампанию, если Индия не получит хотя бы статус доминиона. Агитация против приобретения иностранных товаров и вовсе не прекращалась. Все больше индийцев «выпадали» из глобального рынка. «Мода» на национальные ткани, охватившая десятки миллионов людей, стала фактором международной торговли.

Внешнеторговый оборот Индии в 1929 г. составлял 5,7 миллиардов рупий, то есть 427 миллионов фунтов стерлингов. Такова была «цена вопроса» в случае с индийским национальным движением. Эти обороты оказались под угрозой, хотя Ганди не удалось полностью подорвать британскую торговлю в Индии. Национальное движение и начавшийся экономический кризис привели к падению оборота до 2,9 млрд. рупий в 1931 г. и до 2,5 млрд. в 1933 г.

Хлопчатобумажная продукция, по которой Ганди наносил основной удар, составляла более четверти индийского импорта, занимая первое место в его структуре. При этом 20 % экспорта составляет хлопок, который перерабатывался в метрополии и возвращался в Индию в виде готовой одежды и тканей. Индийское национально-освободительное движение вышибало из-под мирового финансового пузыря именно этот товаропоток, делая ресурсную опору британской экономики еще уже. И это — не единственный результат индийских волнений.

Индия занимала заметное место и в мировом производстве сырья и сельскохозяйственной продукции: 40 % сбора чая (15 % индийского экспорта), почти весь мировой сбор джута (25 % экспорта), 60 % сбора риса, 15 % сбора хлопка. Постоянные волнения, начавшиеся в Индии с 1928 г., дестабилизировали и этот сырьевой рынок.

Покачнув мировой рынок хлопчатобумажных тканей, джута и чая, Ганди предложил своему народу относительно безболезненный путь спасения в условиях неизбежного кризиса западной цивилизации — максимально возможное самообеспечение. Последователи Ганди подготовились к кризису раньше и лучше других жителей планеты, вовлеченных в глобальный рынок.

Азия бурлила. Азия не хотела играть по правилам глобального рынка. И этим она приближала кризис. Впрочем, в этом приближении была и положительная сторона — чем сильнее раздувался финансовый пузырь, тем разрушительнее могли быть последствия краха.

Волнения в Индии и неспособность Германии платить по репарациям вели к обострению финансовых проблем Великобритании и неустойчивости мирового рынка ресурсов и товаров легкой промышленности. Возможно, и на этот раз глобальная экономика выкрутилась бы, оттянув свой крах на год или несколько месяцев, используя также временное замирение Китая. Но тут в «пузырь» вонзилась еще одна «игла» — в СССР начался «Великий перелом».

Если на рынках сложилась напряженная ситуация, то самое опасное для них — массовый вброс новой продукции. Плотина еле сдерживала массу товаров, и тут начались перемены в СССР. Система НЭПа вошла в полосу кризиса. Драматическая борьба сторонников Генерального секретаря ЦК ВКП(б) И. Сталина с «правым уклоном» в руководстве партии закончилась поражением последнего. Сталин взял курс на ускоренную индустриализацию. Для этого требовалось увеличить экспорт сырья, чтобы закупить станки и другое оборудование. Индустриализация — дорогое удовольствие, и крестьяне не были готовы ее оплачивать. Но Сталин уже готовил сокрушительный удар по населению — коллективизация должна была превратить крестьянство в бесправных колхозников — сельских батраков. Теперь они уже не могли распоряжаться своей продукцией. Государство могло забрать продукцию за бесценок и бросить ее на мировой рынок.

Уже в феврале 1929 г. советские плановики исходили из того, что выполнение плана развития экономики потребует «значительно более широкого, чем нынешний, размаха отношений с мировым хозяйством… в силу наличия больших экспортных ресурсов в стране»[32]. В мае 1929 г. V съездом советов СССР был принят план индустриального рывка, превосходивший прежние планы и по срокам, и по объемам. Если за предыдущее десятилетие капиталовложения составили 26,5 млрд. руб., то теперь планировалось 64,6 млрд., при этом вложения в промышленность повышались значительно быстрее — с 4,4 млрд. до 16,4 млрд. руб. 78 % вложений в промышленность направлялись на производство средств производства, а не потребительской продукции. Это означало изъятие огромных средств из хозяйства, которые могли дать отдачу через несколько лет. Промышленная продукция должна была вырасти за пятилетку на 180 %, а производство средств производства — на 230 %. В результате, как обещала резолюция конференции, «по чугуну СССР с шестого места передвинется на третье место (после Германии и Соединенных Штатов), по каменному углю — с пятого места на четвертое (после Соединенных Штатов, Англии и Германии)»[33]. Делегатов завораживали цифры валовых показателей.

Такие обещания производили противоречивое воздействие на мировой рынок. Планы Сталина казались невероятными, но если им суждено хотя бы отчасти осуществиться, это означало бы и гигантские заказы на оборудование, и рост советского экспорта. Что случится прежде?

Прежде всего началось стремительное обнищание населения. Россия исчезла как рынок потребительских товаров. Затем на мировые рынки стали изливаться массы сырья: зерна, леса, нефти и др. Мировые производители сырья были неприятно удивлены масштабами «советского демпинга».

В 1930 г. СССР выбросил на рынок 4,8 млн. т. хлеба. В это же время, при подготовке к «большому скачку» индустриализации стал резко возрастать экспорт других сырьевых товаров. Если за хлеб удалось выручить 883 млн. рублей в год, то пушнина и лен дали почти 500 млн., а нефтепродукты и лесоматериалы — 1430 млн. Благодаря «трудовому энтузиазму», особенно заключенных ГУЛАГа, экспорт древесины вырос с 1 млн. кубометров до 6 млн. кубометров в год в начале 30-х гг.

Огромный выброс сырья на рынок переполнил чашу. Цены «обваливались», ожидаемые прибыли транснациональных компаний исчезали, как дым. Конечно, рост советского экспорта и сокращение массового потребления в СССР не могли быть главным фактором, обвалившим рынок осенью 1929 г. Но в ряду таких факторов они стояли не на последнем месте. В следующие два года значение советского демпинга будет возрастать, что вызовет серьезное трения с обеспокоенными правительствами США, Франции, Великобритании, Канады и др. стран.

Советский демпинг был долгосрочным фактором, оказывавшим влияние на мировой рынок. Также как вытеснение западных товаров из Индии. Советский хлеб бил по американским и канадским фермерам, нефтепродукты — по транснациональным нефтяным компаниям, продукция советских лесоповалов наносила удары по экономике Скандинавии и Канады. Все вместе — по равновесию мирового рынка, и без того неустойчивого. Когда начнется кризис, эти же факторы не дадут выровнять положение — именно в 1930 г. сырьевой экспорт СССР резко увеличится, а кампания гражданского неповиновения в Индии достигнет своего пика.

Эти факторы стали ослабевать только в 1931–1933 гг. Движение гражданского неповиновения в Индии пошло на спад. СССР по мере подготовки к вводу в строй «гигантов первой пятилетки» стал все активнее закупать оборудование, став не только конкурентом фермеров, но и рынком сбыта для машиностроительных предприятий стран Запада. В 1931 г. СССР в некоторых отраслях покрывал 30–50 % мирового импорта машин и оборудования. Впрочем, вскоре СССР стал производить собственную технику. Количество договоров, заключенных в год с западными фирмами, которое возросло в 1929–1930 г. с 48 до 59, в 1931 г. упало до 10. В начале 1931 г. продолжали действовать 124 таких договора, а через год — только 74, и дальше это число продолжало падать — заключалось все меньше новых договоров. Руководство СССР нередко досрочно расторгало соглашения с западными фирмами вследствие «малой их эффективности» или «относительно быстрого полного освоения и наших собственных достижений, которые перекрывали опыт и возможности инофирм»[34]. На пике сотрудничества стоимость договоров составляла 77,3 млн. руб., что не перекрывало последствия советского демпинга.