Читать онлайн «Москва, Токио, Лондон - Двадцать лет германской внешней политики». Страница 39

Затем русские произвольно стали платить немцам в рублях, вместо того, чтобы платить в твердой валюте, в то время как многие из них были вообще уволены по непонятным причинам. Эта тактика в еще большем масштабе продолжалась ив 1933 году, порождая чувства обиды и негодования в среде германских инженеров, которые тысячами возвращались в родную страну. Публикуя в прессе свои воспоминания о том, что довелось им пережить, они способствовали возникновению в Германии недобрых чувств по отношению к Советскому Союзу.

Подобный эффект производила и общая экономическая ситуация, сложившаяся в Советском Союзе. Процесс насильственной коллективизации, начатый Сталиным в 1928-1929 годах, вошел в заключительную фазу. Советы намеревались любой ценой сломить пассивное сопротивление крестьян. Те, кто не желал отказаться от своей частной собственности и вступить в Kolkhoz, были депортированы или умерли от голода.

По самым сдержанным оценкам, от шести до семи миллионов человек умерли от голода. В то время как в самой Москве внешние признаки этой трагедии были не столь очевидны, ситуация в провинциальных городах, где мертвых приходилось собирать на улицах и грузить на телеги, была столь ужасающей, что семьям наших консулов пришлось покинуть Россию. Голодающие люди собирались толпами и преодолевали многие сотни миль с тем, чтобы добраться до немецкой сельскохозяйственной концессии, известной как Drusag, о которой я уже упоминал, в надежде получить там немного еды. Сотни их них были найдены мертвыми неподалеку от концессии.

Несмотря на все принятые секретные контрмеры, невозможно было скрыть эту катастрофу от Германии, поскольку связи, установленные между двумя странами как с помощью жителей старых немецких colonies, так и тысячами инженеров и техников, были слишком глубоко укоренившимися. Германская публика была искренне шокирована этими сообщениями, и были немедленно предприняты шаги для облегчения положения немецких поселенцев. На Украину и в колонии на Волге отправились стандартные посылки. Однако советские власти стали возражать и принялись саботировать это мероприятие, что дало толчок началу кампании критики и негодования в германской прессе. Советы, будучи выставлены на осуждение мирового общественного мнения за свои истребительные методы, пришли в бешенство.

К тому времени еще один урожай трудностей созрел на другом поле. Призыв национал-социалистов был направлен в значительной степени к крайне левым, и многие бывшие коммунисты стали вступать в ряды партии Гитлера. Среди них было множество стойких членов партии и честных германских коммунистов, которые эмигрировали в Россию во времена Веймарской республики с тем, чтобы принять участие в строительстве "рая для рабочих". Большинство из них были глубоко разочарованы и утратили иллюзии, пережив многие тяжкие испытания на своей новой родине, и теперь они хотели вернуться в Германию. Для тех из них, кто принял советское гражданство, надежд никаких не было. Если же они оставались немецкими гражданами, германское правительство давало им разрешение на возвращение, но приходилось долго и упорно бороться, прежде чем удавалось заставить советские власти ослабить хватку.

Лекции о пережитых в Советской России испытаниях, с которыми выступали эти репатрианты, отнюдь не способствовали восстановлению взаимных дружественных отношений между двумя странами. Книга Альбрехта "Предательство социализма", о которой я уже упоминал и которая представляла собой произведение в 600 страниц, произвела сенсацию. Около 60 тысяч экземпляров было продано до того момента, как она была запрещена после заключения Пакта Гитлера-Сталина в 1939 году. Но она вновь появилась на прилавках книжных магазинов после нападения Гитлера на Россию в июне 1941 года.

Самым замечательным и трогательным примером несостоявшегося репатрианта стал пресловутый главарь бандитов Макс Хольтц. Как-то вечером ему удалось установить контакт с сотрудником германского посольства и он попросил выдать ему разрешение на въезд в Германию. Хольтц предложил прочитать публичные лекции о пережитом у большевиков. Он также опасался, что его товарищи планируют избавиться от него и что так или иначе, но он будет ликвидирован. Несмотря на пропагандистскую ценность, каковую представлял из себя один из перестроившихся лидеров большевиков и "герой Красного Знамени", произносящий антибольшевистские речи, посольство не имело полномочий решить этот вопрос, поскольку Хольтц был советским гражданином. Однако дурное предчувствие не обмануло его, поскольку вскоре он утонул в Волге близ Нижнего Новгорода во время лодочной прогулки. По крайней мере, так утверждали упорные слухи, и это подтверждает и Альбрехт в своей книге.

В то время как все эти действия подрывали русско-германские отношения, которые и так уже находились в состоянии ухудшения, сокрушительный удар был нанесен с совершенно неожиданной стороны. И нанес его лидер консервативной партии Хугенберг, который увенчал свою карьеру политического головотяпства колоссальным промахом, допущенным им, когда он напал на Россию в своем выступлении на Всемирной экономической конференции в Лондоне в 1933 году. Удачливый бизнесмен и хитрый политик, Хугенберг нес ответственность за провал надежд представителей умеренного правого крыла времен Веймарского периода на то, что сильное правое движение под руководством прогрессивного лидера может помешать росту влияния радикальной ультранационалистической партии нацистов. Но из-за своего реакционного упрямства он едва не привел к расколу правых на выборах 1931 года, после которых повернулся к Гитлеру и основал так называемый Harzburger Front, названный так в честь крупного слета нацистов и националистов, проведенного на этом очаровательном курорте, расположенном в горах Гарца.

Этот альянс был далек от искренности, поскольку оба партнера при случае намеревались обмануть друг друга. Самоуверенный и тщеславный Хугенберг так и не понял, что в лице Гитлера он встретил равного себе мастера подобной практики. К великому облегчению президента Гинденбурга, Хугенберг и некоторые из его последователей стали членами первого Кабинета, сформированного Гитлером. Они послужили новому диктатору в качестве голубей-манков на протяжении того недолгого срока, пока Гитлер желал сотрудничества с промышленниками и старыми консерваторами. Потом, в июне 1933 года, Хугенберг как министр экономики был направлен в Лондон в качестве представителя Германии на Всемирной экономической конференции. По какой-то неизвестной причине Хугенберг счел возможным представить Конференции меморандум, даже не спросив на это согласия Гитлера. Я не помню в деталях подробностей этих предложений, но главным блюдом стала обличительная речь, в которой он подверг уничтожающей критике Советский Союз, ударив эту страну в наиболее уязвимое место, а именно - затронув проблему расчленения Союза и должной эксплуатации богатств Украины, чего он, возможно, и не хотел говорить, но, безусловно, постоянно имел в виду.

Это, конечно, стало последней каплей для Москвы и дало мощный стимул всем тем, кто до сих пор занимал взвешенную позицию, отказаться от своей прогерманской политики и ступить на более безопасную почву англо-французского сотрудничества. Теперь мне кажется, что опасения русских, вызванные гитлеровскими намерениями, как они заявлены в его книге, были справедливы. Русские расценили выступление Хугенберга как акт недружественный и вдвойне недоброжелательный и враждебный, поскольку нацисты выбрали трибуну всемирной конференции капиталистов, чтобы именно с нее сделать подобные официальные заявления. Ведь никто не поверил бы, что в авторитарном государстве действующий министр осмелился бы представить подобный меморандум без одобрения своего руководителя.

В московской прессе поднялся вой негодования. Ра-дек, который до сих пор был ярым врагом Версаля, теперь выступил в поддержку Diktat'a. Литвинов, глава советской делегации на конференции в Лондоне, не теряя времени, начал переговоры, в первую очередь с Францией, и вскоре была достигнута договоренность о том, что Хэрриот и Пьер Кот нанесут официальные визиты в Москву. Тот факт, что Хугенберг ушел в отставку, не помог разрядить ситуацию, поскольку буря продолжала бушевать еще какое-то время, пока постепенно все не улеглось. Но последствия ее продолжали ощущаться.

Несмотря ни на что я по-прежнему надеялся, что мне удастся поправить положение. Я понял, что в. СССР почти сформировались две фракции: с одной стороны были те, кто отвергал любую политику, которая могла бы привести к дружественным отношениям с Германией, тогда как с другой собрались те, кто, возможно, и готов был предпринять еще одну попытку примирения.

Два представителя последней группы, несмотря на правление национал-социалистов, провели свой отпуск в Германии, а именно Крестинский, лечившийся, как обычно, в Бад Киссингене, и Енукидзе, пробывший несколько недель в Кенигштейне, в горах Таурус, Из этой поездки Енукидзе, по-видимому, вынес явно благоприятное впечатление о Германии. Он наблюдал новый дух активности и энергии на фоне отсутствия инцидентов, которые омрачили бы его пребывание в стране. Енукидзе пригласил нас с женой и чету Твардовски на datcha под Москвой, где к нам присоединился и Крестинский. Я обсудил с ними вопрос и попытался убедить их, что с новым режимом Германии вполне возможно найти modus vivendi. Я предложил, чтобы влиятельный представитель Советского Союза встретился для беседы с Гитлером. Казалось, они в принципе согласились, и вскоре выкристаллизовался план, согласно которому после лечения в Киссингене Крестинскому следовало добиться встречи с Гитлером.