Читать онлайн «Дикая полынь». Страница 39

С этим рассказом Гординой до поразительности точно совпадают рассказы бывшего киевлянина Гольдинова, бывшего рижанина Мишуловина и других, хотя все они находились на пересыльном пункте не в и то же время да и допрашивали их не одни и те же инспектора.

Первому допросу (второй происходит уже на аэродроме Лод) сионистские руководители придают огромное значение: еще несколько часов тому назад человек находился на территории Советского Союза, он нервно возбужден, еще не вполне осознал то, что с ним произошло, надо этим сполна воспользоваться! И на каждого, кто переступит порог изолированного от внешнего мира пересыльного пункта, обрушивается нескончаемый поток вопросов:

- Есть ли среди ваших знакомых в Советском Союзе люди, работающие над новыми изобретениями и научными открытиями? Знаете ли вы их точный адрес? Как, по-вашему, можно побудить их к выезду в Израиль?

- Кому из ваших родственников и знакомых следует поскорее организовать вызов?

- Кто из ваших знакомых, уехавших или собирающихся в Израиль, настроен не вполне сионистски? Кто, по-вашему, ехал не по собственному желанию? За кем из них надо в Израиле особенно присматривать?

А если допрашиваемый пытается уйти от ответа на подобные провокационные вопросы, ему многозначительно напоминают:

- Ваша щепетильность совсем не к месту. Вам надо не отмалчиваться, а говорить. Говорить!

Я назвал эту главу "С чего начинается чужбина?". Но сейчас, вспоминая многочисленные рассказы о допросах на пересыльных пунктах, понял, что для кое-кого из бывших советских граждан там начинается не только чужбина, но попросту вражеский стан. Некоторые из тех, кто покинул Советскую страну во имя сионистских "идеалов", сейчас вынуждены признать, что эти "идеалы" их израильские собратья рассматривают прежде всего как антисоветизм.

Стремясь сразу же заработать политический капитал и потрафить требовательным сохнутовцам, кое-кто выступает в роли импортера "литературной сенсации". Правда, большей частью охота за сенсациями заканчивается конфузом.

Так, например, некий Цви Кармаль, ныне проживающий в израильском городе Натании, поспешил объявить, что один крупнейший советский поэт лично вручил ему для опубликования в Израиле свое новое стихотворение о тяжелом положении евреев в Советской стране. Израильская пресса крикливо сообщила, как подлинный израильский патриот Кармаль, предвидя таможенный досмотр, предусмотрительно уничтожил рукопись и выучил запрещенные стихи наизусть. Стихотворение было опубликовано с многозначительным примечанием насчет того, почему приходится скрыть подлинное имя автора. Строки из стихотворения незамедлительно были процитированы в нескольких антисоветских радиопередачах. А через несколько дней пресса вынуждена была конфузливо извиниться перед читателями за "неточность". Оказывается, "запрещенное произведение крупнейшего советского поэта" - это стихотворение дореволюционного русского поэта Семена Надсона "Я рос тебе чужим...". Впервые опубликованное в 1901 году, оно, конечно, включается и в советские публикации надсоновских стихов.

ПЕРВАЯ ГРАНЬ ПАДЕНИЯ

Покамест на пересыльном пункте комплектуется очередная группа для отправки "по этапу" на аэродром Лод, сохнутовская агентура пытается любым способом отрезать бывшим советским гражданам путь назад. И прежде всего стремится получить от них какое-нибудь собственноручно подписанное высказывание антисоветского характера.

Тут на помощь израильской агентуре любезно приходит клеветническая продукция человека без родины Солженицына, издаваемая на русском языке зарубежным антисоветским отребьем.

Молодчик с пистолетом, выполнявший на пересыльном пункте Шёнау обязанности "библиотекаря", доверительно сказал Гиршу Майману:

- Я дам вам вне очереди новую книгу Солженицына. Понимаете, вне очереди! А вы хотя бы коротенько напишите по-русски, какое впечатление она произвела на вас. Не бойтесь, эти отзывы нужны только издательству и только для статистики.

- Я видел, - рассказывает Майман, - как бережно прятали в сейф эти "читательские отклики" на книги, которые вовсе не надо было всучивать "вне очереди", ибо на пересыльном пункте солженицынские "произведения" были сложены целыми штабелями. Мне это вскоре вспомнилось в Израиле. Там одному бывшему киевлянину предложили написать в сионистскую газету, что клеветнические кинокадры, вмонтированные в телевизионную передачу о Солженицыне, якобы документальны. А в действительности это были отрывки из антисоветских кинофильмов, состряпанных за рубежом по мотивам солженицынских писаний.

Тех, кто содержался на пересыльном пункте, провоцировали не только с помощью солженицынских "произведений". Для людей, причастных к искусству, использовалась еще соседствующая с замком "картинная галерея" из двух приземистых комнатушек, выбеленных на складской лад грубой известкой. В этом, с позволения сказать, выставочном зале периодически экспонируется творчество "абстракционистов", настолько отъявленных и вместе с тем безвестных, что в городских картинных галереях их произведения не находят приюта хотя бы на день.

И вот сюда организованно приводили "экскурсантов" из замка, а после пятиминутного "осмотра экспозиции" просили отразить свое впечатление в книге отзывов.

Я видел эти записи. Их немного. Но почти в каждой - восторженное упоминание о "современном искусстве в свободном мире".

Один из благодарственных отзывов подписан неким Нолиным, назвавшим себя скульптором. Правда, потом я так и не нашел этого имени в многочисленных каталогах произведений советской скульптуры. Зато узнал от беженцев из израильского города Хайфы, как "свободный мир" встретил упомянутого Нолина: когда он заговорил о скульптуре, его тотчас же прервали и предложили заняться раскрашиванием рекламных макетов.

Прощаясь со знакомыми, покидавшими Израиль, Нолин грустно вздохнул:

- Мне-то уже придется коротать свой век здесь. У вас есть хоть какая-то надежда на прощение Советского государства. А я, как одержимый, сразу же по приезде сюда с готовностью подтверждал израильским репортерам любую небылицу о советском искусстве. Вы же знаете, чем бессмысленней небылица, тем охотнее здесь ее печатают. Разве же смею просить я о возвращении советского гражданства - мне сейчас же напомнят мою клевету!

Первым делом, впрочем, напомнят это Нолину израильские власти, если он только заикнется о желании покинуть страну. Напомнят и о записи в книге отзывов картинной галереи близ Шёнау. И даже покажут для вящего эффекта фотокопию этой самой записи.

Не случайно седобородый и немногословный смотритель галереи, заметив, что, знакомясь с книгой отзывов, я пользуюсь только ручкой и блокнотом, любезно посоветовал мне:

- Вы лучше сфотографируйте, мои соседи из замка делают только так...

От одного из беженцев, рассказавших мне о запоздалых признаниях Нолина, я услышал:

- А какая, собственно, разница между ним и мной? Я, правда, не давал израильским репортерам антисоветских интервью. Но я тоже забыл, что Советская страна сделала меня человеком. Мои родители влачили бесправное существование в черте оседлости царских времен, а я стал специалистом с высшим образованием. И забыл об этом, да и не только об этом!

Второй сказал:

- Когда гитлеровцы сжигали евреев в печах концлагерей, незнакомая белорусская семья спасла моих родителей. А потом русские люди эвакуировали их подальше от фронтовой полосы, в Узбекистан. Мать мне рассказывала, как тепло заботились о них там. А я...

Третьей мешали говорить слезы:

- Недавно моя дочь вспомнила, как в детстве провела сказочный месяц в Артеке. Разве только это я забыла! Боже мой, сколько хорошего я забыла с той минуты, когда решила покинуть землю, где узнала это хорошее!..

"Как я мог забыть?!"

Люди разного возраста, разных профессий, покинувшие разные уголки советской земли, взволнованно повторяют сейчас на все лады эту фразу. Неудивительно: израильский образ жизни на каждом шагу напоминал им о том, что они смогли, вернее, посмели забыть. Вот один из сотен, из тысячи таких примеров...

- На улице оборвался электрический провод, - рассказывает Владимир Рейзин. - На моих глазах наземь упал человек, сраженный током. Я не знал, где ближайший телефон, и беспомощно озирался вокруг. Толпа, окружавшая вначале пострадавшего, быстро стала редеть. Я крикнул: "Почему не вызывают врача?" И мне деловито объяснили: надо, мол, сперва осмотреть карманы этого человека, есть ли там деньги или на худой конец солидные документы. Я не понял, о каких документах может идти сейчас речь. И мне подсказали: речь идет о документах, подтверждающих, что этот человек сможет оплатить оказанную ему медицинскую помощь. Я разъяренно крикнул: "О чем вы думаете? Человек может погибнуть!" И услышал насмешливый ответ: "Если ты банкир, вызывай врача - сам ему и заплатишь!" Когда я рассказал своей семье об этом жутком случае, все стали припоминать, сколько раз многих из наших родственников когда-то бесплатно лечили в больницах и санаториях, сколько раз врач по первому вызову приезжал на дом и днем и ночью, сколько раз... Ах, сейчас уже поздно перечислять! Сейчас в мыслях одно: как я мог забыть об этом, забыть даже на минуту! Как я мог забыть?!