Читать онлайн «Россия в Средиземноморье. Архипелагская экспедиция Екатерины Великой». Страница 28

Форт Святого Эльма на Мальте

Все пункты этой инструкции Кавалькабо исполнил. Он прибыл на Мальту в январе 1770 г. в сопровождении своего племянника, а также подпоручика Преображенского полка Баумгартена (Максимилиан Баумгартен должен был затем через Неаполь доставить корреспонденцию Кавалькабо, но можно предположить, что полномочия у него были более широкие[385]) и переводчика Стокса (Stoks)[386]. Пройдя семидневный карантин, 17 / 28 января Кавалькабо был принят магистром и вице-канцлером, а через четыре дня после обеда, данного в его честь, Кавалькабо получил ответ ордена, в вежливой форме отказывавшего России как в снабжении флота, так и в праве заходить в мальтийские гавани более чем четырем российским судам одновременно. Исследователи сходятся в том, что ответ ордена последовал под давлением французской дипломатии и Бурбонских домов Европы[387].

Галерея дворца магистров в Валетте

Этот ответ сразу распространили европейские издания. 20 марта 1770 г. «Gazette d’Amsterdam» поместила сообщение:

«С Мальты 5 февраля. В прошлый вторник фрегат русского флота в Средиземноморье высадил сюда маркиза Кавалькабо с частной комиссией российской императрицы к магистру ордена. Он передал магистру послание императрицы, в котором она просит, чтобы все корабли были приняты в портах ордена и чтобы мальтийская эскадра присоединилась к российской. Уверяют, что Совет единогласно решил дозволить заход в свои порты не более чем трем-четырем кораблям России, как это существует в отношении Испании или Сицилии, и не отходить от нейтралитета, который предписан его законами, особенно в разногласиях, касающихся христианских держав»[388].

В июне 1770 г., когда корабль «Надежда Благополучия» из Наварина с ранеными и больными шел в Порт-Магон, он остановился на Мальте только для того, чтобы пополнить запасы воды, а на случившийся в это время главный праздник острова – Рождество Иоанна Крестителя – русские моряки взирали только со стороны: «по установленному обыкновению жителей во всем городе производилась ружейная и пушечная пальба и зажжены были местами смоленыя бочки». Тогда в журнале инженер-офицеров флота появилась только краткая запись о Мальте: «Местами хлебопашенные земли, на оных множество деревень, церквей и монастырей изрядно построено, тож довольное число садов и огородов»[389].

Однако после победы при Чесме, о которой на Мальте узнали чуть ли не первыми в Европе[390], когда туда прибыл корабль с освобожденными от турецкого плена христианами, отношения Мальты к российской эскадре переменились в более благоприятную для России сторону. Этот поворот закрепляли новыми посылками на Мальту освобожденных от плена христиан или пленников, которых, выполняя свою миссию, орден мог обменять на плененных христиан. Так, 5/16 ноября 1770 г. находясь при о. Наксия, А.Г. Орлов распорядился отправить на Мальту «призовое» судно с 75 алжирцами и с письмами к маркизу Кавалькабо и магистру ордена, чтобы последний выменял алжирцев на столько же христиан[391]. Вероятно, об этом в январе 1771 г. Кавалькабо сообщал Н.И. Панину. Вскоре новость появилась и в «Gazette d’Amsterdam»: «русские сделали подарок великому магистру Мальтийского ордена, передав 60 пленных алжирцев, которых погрузили на судно через Александрию в Алжир» (то ли часть алжирцев не перенесла испытания в пути, то ли в январе на Мальту попал еще один транспорт с пленными алжирцами)[392].

К этому времени немало потрудился и российский посланник маркиз де Кавалькабо. Он создал важный канал информации, собирая сведения у капитанов прибывающих на Мальту судов различных стран, оперативно передавая через курьеров и посла Д.А. Голицына в Гааге информацию о военных действиях в Архипелаге, в Египте, близ варварийских берегов[393]. Часть информации, по данным современного историка Т. Фреллера, доставлял России и один из высших офицеров ордена барон Флаксланден (Johan Baptist Anton Flachslanden), располагавший данными о турецких укреплениях и имевший в Восточном Средиземноморье своих тайных информаторов[394].

Высказывается мнение, что именно Кавалькабо сумел уговорить вступить на русскую службу графа де Мазена (де Мазина)[395]. 24 сентября 1771 г. тот на купленном им корабле под предлогом дел в Италии отправился к эскадре Орлова. Кавалер Мальтийского ордена, он оставил магистру де Пинто письмо, которое было передано только через неделю после его отъезда. Де Мазен объяснял свой поступок желанием «воспользоваться прекрасным случаем быть очевидцем войны, которую русские ведут с таким успехом против врагов ордена, и надеждой заимствовать полезные и для Мальты сведения по военному делу у этой храброй и воинственной нации»[396]. Поступок де Мазена примечателен в двух отношениях: во-первых, мальтийский кавалер все-таки откликнулся на призыв Екатерины сражаться вместе с Россией против общего врага – турок, во-вторых, после Чесменской битвы уже не русские выступают учениками у знатоков морского дела – мальтийцев, но и мальтийцы интересуются их «полезными сведениями по военному делу», песлучаино и суждение Екатерины о де Мазене: «Вот кавалер, закусивший удила»[397].16 / 27 октября 1770 г. судно де Мазена прибыло в Архипелаг, о чем не преминул записать в журнале инженер-поручик Келхен: «Пришло на Паросский рейд и пристало к кораблю “Трех Иерархов” небольшое судно под мальтийским флагом, на оном приехал один мальтийской кавалер, который просит быть при нашем флоте волонтером, кавалер и командер де Мальта Георге граф Мазин»[398]. Граф де Мазен (Giorgio Giusppe Maria Valperga, count Masino[399]), безусловно, был блистательным авантюристом века Просвещения.

Дворец магистров в Валетте. Двор Нептуна

Ему предстояло уже через несколько месяцев, в конце того же 1770 – начале 1771 г., сблизившись с А.Г. Орловым, отправиться с ним из Архипелага в Италию, вести втайне от Орлова разговоры о российском флоте с герцогом тосканским (см. подробнее гл. 7), обещать предоставить такого же рода «разведывательную» информацию венскому двору, а потом уже в Санкт-Петербурге заинтересовать французского посла Дюрана столь же конфиденциальной информацией[400].

Маркиз де Кавалькабо вызвал благосклонность стареющего магистра, в частности, тем, что 18 января 1771 г. во время празднования 30-летия правления магистра де Пинто на Мальте выставил на своем балконе большую картину, изображавшую де Пинто с парящей над ним аллегорической фигурой Славы, внизу картины виднелся порт Валетты, в который входил корабль под русским флагом. «На том балконе, – пишет Кавалькабо в своей депеше, – оркестр оживлял это немалое выражение моих пожеланий о сохранении дней Его преимущества, который выразил мне свою горячую благодарность, т.к. он очень чувствителен ко всякому блеску»[401].

Великий магистр Ф.-Э. Пинто (1681-1773)

Успешность столь яркой демонстрации российским посланником на Мальте чаяний на доброжелательный прием российских судов обнаружилась уже через несколько дней, когда 23 января того же 1771 г. корабль «Ростислав» с ранеными и больными, к тому же требующий сам срочного ремонта, вошел в Большую гавань Мальты. На этот раз российский корабль получил прием весьма почтительный и радушный (а ведь прошло менее года после холодного приема в той же Валетте «Надежды Благополучия»). Капитана Лупандина со «всеми штаб и обер офицерами» в сопровождении маркиза Кавалькабо принял мальтийский грандмейстер Ф.-Э. Пинто: «во оное время было у него все собрание кавалеров малтийских… и как скоро министр с нашим командующим капитаном… в очниедиенц (аудиенц. – Авт.) зал вошли, то помянутой грандмейстер стоял во оном и принимал по своим обыкновениям гораздо изрядно, с болшим обхождением, … без шляп, а потом, накрывшисе, сам дозволил министру и капитану тож накрытца, с объявлением тем, что толко до нашего корабля потребно не будет – всем будет удоволствован»[402]. Действительно, с 25 января по 4 апреля мальтийцы починили «весь изведенный червами» «Ростислав», который из Валетты отправился потом в Ливорно[403]. Еще почти через год 31 декабря 1771 г. на Мальту пришел корабль «Саратов», его опять же встретил маркиз де Кавалькабо, и после аудиенции у магистра находящееся в катастрофическом положении судно было поставлено на ремонт, продолжавшийся до осени 1772 г.[404].

Отношение ордена к Российскому флоту снова переменилось уже после кончины магистра Ф.-Э. Пинто в начале 1773 г. Его преемник магистр Франсиско Хименес де Техада, более, нежели Пинто, придерживавшийся профранцузской ориентации[405], внял слухам о том, что маркиз Кавалькабо якобы подстрекал мальтийцев к мятежу Кавалькабо оказался в изоляции и даже пережил арест[406].