Читать онлайн «Сочинения. Том 1». Страница 2

Гораздо большее значение для формирования Е. В. Тарле как историка имела его работа «Чарльз Парнель» [14]. Она характерна во многих отношениях. Во-первых, уже в этой ранней работе Е. В. Тарле показал, что ему совершенно чуждо узкое крохоборчество в науке. Занимаясь специальными вопросами, и, как мы увидим, занимаясь ими глубоко и конкретно, Е. В. Тарле уже тогда начал подходить к ним с более широких позиций, вырабатывая определенный взгляд на исторический процесс развития человеческого общества. Изучая в то время историю средних веков, он, побуждаемый к тому общественными интересами, одновременно стал заниматься изучением нового и новейшего времени, обращаясь к вопросам, которые ему представлялись наиболее важными и актуальными. С тех пор это стало, можно сказать, правилом его творческой жизни. Он всегда обращался к темам, которые должны были иметь, по его мнению, общественное звучание. В данном случае ему представлялось весьма поучительным осветить судьбы аграрного движения в Ирландии, его успехи и неудачи, осветить национально-освободительную борьбу ирландского народа против Англии. Во-вторых, в работе «Чарльз Парнель» Е. В. Тарле показал себя подлинным мастером исторического портрета. Впоследствии, совершенствуя это мастерство, он написал биографии Гамбетты, Каннинга, Наполеона I, Талейрана, Витте и наряду с ними создал целую галерею ярких зарисовок — Лассаля и Бисмарка, Бабефа и Гарибальди. Ришелье и Марата, Карла XII и Петра I, Пушкина и Лермонтова, Герцена и Шевченко, Ушакова и Нахимова, Николая I и Пальмерстона, Вильгельма II и Пуанкаре и многих других.

В своем подходе к созданию этих биографий, портретов и зарисовок Е. В. Тарле ничего общего не имеет ни с Карлейлем, отрывавшим «героев» от «толпы», ни с современными авторами психологизированных биографий или биографических романов типа Андре Моруа. Уже работая над биографией Чарльза Парнеля, молодой Е. В. Тарле (ему тогда исполнилось 23 года) понял, что эта биография может представлять научный и общественный интерес только при том условии, если автору удастся решить главную задачу — показать, «какие силы создали благоприятную почву для деятельности Парнеля и дали этой деятельности смысл и цель» [15]. Е. В. Тарле считал, что этими силами являлись «глубокое и хроническое расстройство Ирландии в экономическом отношении, расовый антагонизм и необыкновенная яркость социальных контрастов в этой стране» [16], и в своей работе он стремился доказать, что как бы ни были значительны «усилия разума и порывы чувства» [17] политического деятеля, они потерпят крах, «если только реальные общественные силы не могут доставить им достаточной поддержки» [18]. Таким образом, приступив на пороге XX в. к созданию серии исторических портретов, он справедливо рассматривал эти биографии как очерки и характеристики из истории европейского общественного движения в XIX в.

Было бы, однако, неправильно предполагать, что, разрабатывая биографии западноевропейских буржуазных государственных и политических деятелей, Е. В. Тарле упускал из виду массовое движение рабочего класса и крестьянства. Но его оценки крупнейших исторических событий как бы раздваивались. С одной стороны, он явно проявлял большой интерес к формам и методам парламентской борьбы буржуазно-либеральной оппозиции в странах Западной Европы, пытался в каждом конкретном случае проанализировать цели этой борьбы, с удовлетворением отмечая ее успехи и с горечью — ее неудачи. В этом, по-видимому, сказывались его политические настроения того периода. С другой стороны, как ученый он понимал решающую роль массовых движений в поступательном ходе исторического процесса. В этом, по-видимому, сказывались его формировавшиеся в тот период методологические взгляды. Но эти взгляды также были еще довольно неустойчивы и в некоторых случаях даже противоречивы.

В статье «К вопросу о границах исторического предвидения» [19] Е. В. Тарле пытался доказать, что общая историческая концепция основоположника научного коммунизма К. Маркса якобы претерпевала ряд глубоких изменений не только в своих отдельных положениях, но и в своей принципиальной основе, что идея неизбежности революционного преобразования общества под влиянием объективно сложившейся исторической действительности якобы должна была уступить дорогу идее мирной эволюции. Но и эту идею, как считал в то время Е. В. Тарле, не следует признавать всеобъемлющей и всеобщей в тех «границах исторического предвидения» [20], которые могут быть установлены наукой об обществе. В конце концов, подводя общий итог своих рассуждений на эту тему, Е. В. Тарле пришел к выводу, исполненному, казалось бы, безотрадным скептицизмом: он считал, что до тех пор, пока не будут выработаны «новые точки зрения и отправные пункты при постановке прогнозов» [21] и пока соответственно не будут добыты новые, доказательные материалы в области статистики, социальной психологии и т. д., «до тех пор каждый добросовестный социолог признает почти полное свое бессилие, подавляющую ограниченность пределов предвидения, сводящую почти к нулю практическое значение социальных предсказаний» [22]. Но в это время в России уже начинался подъем массового движения, революционный марксизм как теория научного социализма стал широко распространяться в передовых кругах рабочего класса и интеллигенции, многие уже жили в атмосфере предчувствия приближающейся революционной грозы. В этих условиях статьи Е. В. Тарле, проникнутые духом эволюционизма и скептицизма, свидетельствовали лишь о том, что ее автор подпал под влияние П. В. Струве, перенесшего реформистские идеи Бернштейна на почву российской действительности.

Но в то же время Е. В. Тарле как историк обнаружил и более глубокое, и более правильное понимание марксизма как науки: в условиях, когда марксистская литература была нелегальной, он нашел способ приблизиться к мысли о том, что изучение закономерностей исторического развития имеет большое практическое значение в борьбе прогрессивных сил за победу новых форм общественной и политической жизни. В одной из забытых ныне статей «Чем объясняется современный интерес к экономической истории» [23] Е. В. Тарле еще ставит под сомнение значение и ценность исторического материализма как философской системы, но уже полным голосом утверждает, что марксизм «как метод… дал и продолжает давать весьма плодотворные результаты» [24]. И далее, признавая, что именно марксизм выдвинул вопрос о первенствующем значении исследования экономических закономерностей развития человеческого общества, Е. В. Тарле писал: «Очень любопытное в сущности в истории мысли явление: одна из старейших сокровищниц человеческого знания — история — до последних десятилетий была лишена или почти лишена гнетуще необходимого вклада; она не давала понятия о том, как жили, чем питались, в чем друг от друга зависели сотни и сотни миллионов, которые в течение (исторических) тысячелетий, собственно, и «делали» историю» [25]. Разумеется, Е. В. Тарле тут имел в виду старую буржуазную историографию. «Теперь, — заключал он, — этот бьющий в глаза пробел начал заполняться…» [26] Нужно добавить, что впоследствии сам Е. В. Тарле приложил немало труда, чтобы своими исследованиями экономической истории нового времени по ряду вопросов заполнить этот пробел. Но нужно отметить еще два важных обстоятельства. Во-первых, уже тогда Е. В. Тарле приблизился к мысли, что именно народные массы — «сотни и сотни миллионов», — собственно, и «делали» историю, т. е. являлись ее настоящими творцами. Во-вторых, он понял общественно-политическое значение исследований в области истории, в особенности экономической истории. От ученых «ждут света, — писал он, — который озарил бы не только темные, глухие дебри прошлого, но хоть отчасти бросил бы отблеск и на еще более темное будущее. В этой области, — заключал он, — люди знания и люди практической деятельности особенно солидарны» [27].

Таким образом, от скептицизма, как мы видим, в этой статье не осталось и следа. Наоборот, молодой Е. В. Тарле проникнут здесь живой верой в творческую силу масс как созидателей истории, проникнут пониманием общественно-политического значения исторической науки. Понимание того, что «общественные науки, по самой природе своей, тесно связаны с общественной жизнью и практически и теоретически» [28], привело его к размышлению о связи общественных дисциплин, в частности исторической науки, с деятельностью публициста, «желающего прийти к твердым и обоснованным выводам относительно хаотической массы явлений текущей действительности» [29]. Еще в 1902 г. Е. В. Тарле выступил со статьей «Из истории обществоведения в России», в которой стремился доказать необходимость этой теснейшей связи. «Публицист, широко глядящий вперед, и прежде всего искренно, а не на бумаге только волнующийся противоречиями и несообразностями жизни, всегда склонен, — писал он, — на помощь себе привлечь социологию» [30] (он имел в виду совокупность общественных наук). Он считал, даже, что в некоторых случаях публицистика выступает не в качестве пассивного ученика общественных наук, а в качестве активной силы, помогающей этим наукам и во всяком случае идущей «рука об руку с ними». И далее с молодым задором он издевался над теми, кто, считая себя жрецами науки, отрицает связь с ней публицистики: «Иное «ученое» ничтожество, — писал он, — с важностью заявит, что публицист не способен оказать науке услуги уже потому, что он «публицист» (самое это слово тут приобретает сугубо презрительный смысл); будет упомянуто о «коренной разнице» между «природой» публициста и «природой» ученого и т. д.» [31]. Приведя в качество примера имена крупных ученых, которые были и учеными, и публицистами (Моммзена, Вирхова, Ламанского, Кавелина и др.), он отмечает, что «никакой «двойственности» в их природе констатировать нельзя, никакого ущерба науке от этих публицистических занятий не произошло… Но так уж, — писал он далее, — повелось на свете: Моммзен публицистикой не брезгует, а какое-нибудь ничтожество, всю свою жизнь излагающее Моммзена с кафедры своими словами, топорщится от пренебрежения при одном упоминании о «публицисте»» [32]. В заключение Е. В. Тарле утверждал, что «между наукой и публицистикой существует не случайная, но глубокая и органическая связь при всем видимом различии в поле наблюдения и методах работы», и призывал к тесному содружеству между публицистами и тружениками обществоведения, «одинаково дорогого и нужного и им, и ему» [33].