Читать онлайн «Русские анархисты. 1905-1917». Страница 46

Эти отношения достигли своего апогея в марте 1919 года, когда Махно и коммунисты заключили соглашение о совместных военных действиях против Белой армии генерала Деникина. По этому соглашению украинская повстанческая армия стала дивизией Красной армии, подчиняющейся Верховному командованию большевиков. Но она сохранила своих командиров и внутреннюю структуру, а также свое название и черное знамя.

Такие внешние проявления упорядоченных отношений тем не менее не могли скрыть глубокой враждебности, разделявшей эти две группы. Коммунисты без большой радости относились к автономному статусу повстанческой армии и к той популярности, которой она пользовалась у новобранцев из крестьян. Со своей стороны махновцы опасались, что рано или поздно Красная армия попытается прижать их движение к ногтю. В начале года делегаты, выступавшие на первых двух съездах махновцев, прямо обвинили большевистскую партию в том, что она ищет возможности «лишить свободы и самостоятельности местные советы рабочих и крестьян» и что «требует монополии на революцию». Когда в апреле собрался III съезд, командир красных войск на Днепре Дыбенко запретил его, как «контрреволюционное сборище».

Махновский Военно-революционный совет возмущенно ответил ему: «Какое у вас есть право называть контрреволюционным народ, который… сбросил цепи рабства и который сейчас строит свою жизнь так, как он считает нужным? Должны ли массы революционного народа хранить молчание, когда такие «революционеры» отбирают у них завоеванную свободу?» 10 апреля 1919 года III съезд крестьян, рабочих и повстанцев открыто выразил свое неподчинение запрету. Советские газеты прекратили восхвалять махновцев и принялись обвинять их в том, что они «кулаки» и «анархо-бандиты». В мае были пойманы и расстреляны два агента Чека, засланные с целью убить Махно. Окончательный разрыв состоялся 15 июня, когда махновцы созвали IV региональный съезд и пригласили рядовых солдат Красной армии прислать своих представителей. Троцкий, главнокомандующий силами большевиков, пришел в ярость. 4 июня он запретил съезд и объявил Махно вне закона. Части коммунистов совершили стремительный налет на Гуляйполе и разогнали коммуну Розы Люксембург и ей подобные. Через несколько дней подошли войска Деникина и завершили начатое дело, сметя с лица земли то, что еще оставалось от коммуны, а также ликвидировав местные советы.

Хрупкий союз был торопливо восстановлен тем же летом, когда мощное наступление Деникина на Москву стало серьезно угрожать и коммунистам и махновцам. В августе и сентябре партизанские отряды Махно были отброшены к западным границам Украины. Волин, принимавший участие в поспешном отступлении, вспоминает в своих мемуарах, что даже перед лицом непреодолимых трудностей махновцы не впадали в отчаяние. Над передовой тачанкой армии повстанцев развевалось огромное черное знамя с лозунгами «Свобода или смерть!» и «Землю – крестьянам, заводы – рабочим!».

26 сентября 1919 года Махно провел удачное контрнаступление у деревни Перегоновки под Уманью, перерезав линии снабжения Белой армии, что вызвало панику и хаос у нее в тылу. Это было первое серьезное поражение Деникина в его драматическом марше к сердцу России и главным фактором, который остановил наступление на столицу большевиков. К концу года контрнаступление Красной армии заставило Деникина стремительно отступить к берегам Черного моря.

В месяцы после победы у Перегоновки махновщина была на гребне славы. В октябре и ноябре Махно на несколько недель занял Екатеринослав и Александровск, что дало ему возможность впервые применить принципы анархизма к городской жизни. После входа в большой город Махно первым делом (после открытия городских тюрем) постарался устранить впечатление, что он явился лишь для того, чтобы ввести новую политическую власть. Повсюду были расклеены объявления, сообщавшие горожанам, что отныне они вольны организовывать свою жизнь так, как считают нужным, что повстанческая армия не собирается «диктовать им или приказывать» , что делать. Были объявлены свобода речи, печати и собраний, и в Екатеринославе едва ли не за ночь появилось с полдюжины газет, представлявших широкий спектр политических мнений. Тем не менее, всемерно поддерживая свободу высказываний, Махно решительно не одобрял те политические организации, которые пытались командовать людьми. Поэтому он и распустил «революционные комитеты» (ревкомы) большевиков в Екатеринославе и Александровске, посоветовав их членам «заняться каким-нибудь честным трудом».

Махно был нацелен на уничтожение любого вида господства, на поощрение экономического и социального самоопределения. «Это дело самих рабочих и крестьян, – говорилось в одной из его прокламаций 1919 года, – организоваться и добиться взаимопонимания во всех областях жизни, для чего они могут мыслить, как считают нужным». В октябре 1919 года оратора-эсера, который на съезде рабочих и крестьян в Александровске призывал к созданию действенного руководства, махновцы встретили криками протеста: «Нам ваших руководителей более чем хватило. Вечно они здесь, и их все больше. Давайте-ка мы попробуем справляться без них». Когда работники железной дороги в Александровске пожаловались, что они уже много недель не получают заработной платы, Махно посоветовал им взять под свой контроль железнодорожные пути и потребовать от служб пассажирских и грузовых перевозок такой оплаты своего труда, какую они считают справедливой.

Тем не менее утопические проекты Махно не смогли увлечь даже незначительное меньшинство рабочего люда, потому что, не в пример фермерам и деревенским ремесленникам, независимым производителям, которые сами умеют решать все свои дела, заводские рабочие и шахтеры привыкли воспринимать себя как взаимозаменяемые части сложного производственного ;механизма, и без руководства мастеров и технических специалистов просто теряются. Более того, крестьяне и ремесленники могли обменивать плоды своего труда, в то время как жизнь городских рабочих зависела от регулярной выплаты им жалованья. К тому же Махно окончательно все запутал и усложнил, когда признал равенство всех бумажных денег, выпущенных его предшественниками – украинскими националистами, белыми, да и большевиками. Он никогда не понимал сложности современной городской экономики, да и не пытался понять их. Он ненавидел «яд» городов и обожал естественную простоту крестьянской жизни, из которой сам происходил. Но в любом случае у Махно было очень мало времени для воплощения своей плохо продуманной экономической программы. Он был все время в движении, редко останавливаясь, даже чтобы перевести дыхание. Махновщина, по словам ее современников, была «царством на колесах», «республикой тачанок». «Как всегда, – писал Волин о проектах Махно в Екатеринославе и Александровске, – нестабильность ситуации не дала заняться нужными делами».

В конце 1919 года Махно получил приказ от красного командования немедленно перебросить свою армию на польский фронт. Приказ прямо преследовал задачу убрать Махно из его родных мест и дать возможность без помех установить там правление большевиков. Махно и пальцем не пошевелил, чтобы сдвинуться с места. Он ответил, что его повстанческая армия – единственная подлинно народная сила на Украине и что она останется здесь, дабы защищать новообретенную свободу народа. Троцкий, сказал он, хочет заменить деникинские «орды» Красной армией, а помещиков – политкомиссарами. Жесткий ответ Троцкого последовал без промедления: махновцы были объявлены вне закона, и он стал готовиться выступить против них. В отчаянной попытке предотвратить такое развитие событий штаб-квартира Махно в Гуляйполе выпустила листовки, призывающие большевистские части не подчиняться приказам, которые могут нарушить «мирное соглашение» с Украиной. Людям нужно не «правление комиссаров», гласили листовки, а «свободный порядок советов». «На насилие мы ответим насилием».

Далее последовали восемь месяцев ожесточенных военных действий, которые стоили больших потерь обеим сторонам. Свою жатву собирала и серьезная эпидемия тифа. Волин, которого болезнь свалила с ног в Кривом Роге, был взят в плен Красной армией и отправлен в московскую тюрьму. Сильно уступая своим противникам в численности, партизаны Махно избегали открытых сражений и полагались на тактику партизанской войны, которую они вели в течение более двух лет Гражданской войны. В одной из своих песен они говорили, как верят в руководство Махно: «Мы разгромим их и уничтожим в этой войне, всех, до последнего комиссара, возьмем в плен. Ура, ура, ура! Мы идем на врага, за матушку Галину, за батька Махно!»

В октябре 1920 года барон Врангель, ставший преемником Деникина на юге России, начал мощное наступление, двинувшись с Крымского полуострова на север. И снова Красная армия обратилась за помощью к Махно, и снова было подписано соглашение, по которому повстанческая армия обрела полусамостоятельное существование под общим командованием большевиков[44]. В обмен на сотрудничество коммунисты пообещали Махно амнистировать всех анархистов в российских тюрьмах и гарантировать им свободу пропаганды при условии, что они будут воздерживаться от призывов к насильственному свержению советской власти. (Таким образом, Волин, едва оправившись от тифа, смог возобновить издание «Набата» в Харькове и начал подготовку к созыву Всероссийского съезда анархистов, который должен был собраться к концу года.)