Читать онлайн «Русские анархисты. 1905-1917». Страница 22

Нельзя считать, что ситуация заметно улучшилась, когда крестьяне стали прибывать в города для работы на фабриках, ибо они брали с собой и все свои подозрения в адрес интеллигенции. Один чернорабочий в Санкт-Петербурге горько посетовал, что «интеллигенция захватила позицию рабочего». Хорошо получать книги от студентов, сказал он, но когда они начинают учить разным глупостям, ты должен их выставить. «Они должны понять, что рабочее дело должно полностью находиться в руках самих рабочих». Хотя это замечание относилось к кружку народника Чайковского 1870-х годов, то же самое отношение существовало и несколько десятилетий спустя к народникам и марксистам, которые соревновались в преданности нарождающемуся классу промышленных рабочих. В 1883 году Георгий Плеханов, «отец русской социал-демократии» был вынужден заявить, что марксистская диктатура пролетариата «столь же далека от диктатуры группки революционных разночинцев, как небо от земли»[18]. Он заверил рабочих, что ученики Маркса полны самоотверженности и их задача – поднять классовую сознательность пролетариата, чтобы он стал «самостоятельной фигурой на арене исторической жизни, а не вечно переходил от одного опекуна к другому»[19].

Несмотря на неоднократные заверения такого рода, многие заводские рабочие отвергали доктринерскую революционность Плеханова и его сподвижников, направляя усилия на улучшение своего экономического положения и получение образования. Они начали формулировать систему взглядов (к ней впоследствии присоединились и сочувствующие интеллектуалы), которая впоследствии получила название «экономизм». Средний рабочий в России больше интересовался повышением своего жизненного уровня, чем политической агитацией; он настороженно относился к политическим лозунгам, которые выстреливали лидеры партий. Казалось, они были склонны втягивать его в политические авантюры, которые могли удовлетворять их собственные амбиции, а положение рабочих оставалось совершенно неизменным. Политические программы, которые, с точки зрения «экономистов», писали основные ораторы, «годились для хождения интеллектуалов «в народ», но не для самих рабочих… Что же до защиты интересов рабочих… то им занималось рабочее движение». Интеллигенция же, добавлял он, цитировала знаменитое вступление Маркса к уставу I Интернационала и старалась забыть, что «освобождение рабочего класса должно быть делом самого рабочего класса».

Под неприязненным отношением «экономистов» к интеллектуалам лежало убеждение, что интеллигенция смотрит на рабочий класс просто как на средство достижения более высокой цели, как на абстрактную массу, которой предназначено подчиняться непреложной воле истории. «Экономисты» считали, что интеллектуалы, вместо того чтобы помогать своими знаниями решать конкретные проблемы заводской жизни, с головой уходили в идеологию, которая не имела никакого отношения к подлинным нуждам рабочих. Ободренные размахом стачек текстильщиков, которые в 1896–1897 годах организовывали и проводили местные рабочие, «экономисты» побуждали русский рабочий класс хранить свою самостоятельность и отвергать потуги на лидерство самоуверенных профессиональных агитаторов. Как писал в 1897 году в журнале «экономистов» один столичный рабочий от станка: «Улучшение наших условий работы зависит только от нас самих».

Антиполитические и антиинтеллектуальные аргументы Бакунина и «экономистов» оказали глубокое воздействие на польского марксиста Яна Вацлава Мачайского. Он родился в 1866 году в Баске, небольшом местечке рядом с городом Кельце в той части Польши, что принадлежала России. Отцом его был мелкий чиновник, который умер, когда Мачайский был еще ребенком, оставив большую семью в бедственном положении. Мачайский посещал гимназию в Кельце и помогал братьям и сестрам, давая уроки своим школьным друзьям, которые снимали жилье у его матери. Свою революционную карьеру он начал в 1888 году в студенческих кружках Варшавского университета, где изучал естественные науки и медицину. Два или три года спустя, уже учась в Цюрихском университете, он отказался от своей первоначальной политической философии (смесь социализма и польского национализма) ради революционного интернационализма Маркса и Энгельса. Мачайский был арестован в мая 1892 года за то, что контрабандой доставил из Швейцарии революционные прокламации в промышленный город Лодзь, который тогда сотрясала всеобщая стачка. В 1903 году, проведя едва ли не дюжину лет в тюрьме и сибирской ссылке, он бежал в Западную Европу, где и оставался до начала революции 1905 года.

Во время своего долгого пребывания на поселении в Вилюйске (Иркутская губерния) Мачайский старательно изучал социалистическую литературу и пришел к выводу, что руководить рабочими должны не социал-демократы, а новый класс «умственных рабочих», рожденных ростом индустриализации. Марксизм, как утверждал он в своем основном труде «Умственный рабочий», отражал интересы этого нового класса, который надеялся прийти к власти на плечах рабочих. В так называемом социалистическом обществе, заявлял он, частные капиталисты будут просто заменены новой аристократией из администраторов, технических экспертов и политиканов; работники, занятые физическим трудом, снова попадут в рабство правящего меньшинства, чьим «капиталом», образно говоря, было образование.

Мачайский считал, что радикальная интеллигенция не ставит целью создание бесклассового общества, а просто стремится обеспечить себе статус привилегированного слоя. И не стоит удивляться, что марксизм, вместо того чтобы призывать к немедленной революции против капиталистической системы, откладывал этот «крах» до будущих времен, когда экономические условия окончательно «созреют». По мере дальнейшего развития капитализма и усложнения технологии «умственные рабочие» станут достаточно сильны, чтобы устанавливать собственные правила. Если даже к тому времени профессиональная технократия отменит частную собственность на средства производства, по мнению Мачайского, «профессиональная интеллигенция» в силу своих специальных знаний завоюет монопольное положение, позволяющее управлять выпуском продукции и руководить сложной индустриальной экономикой. Управляющие, инженеры и политические функционеры будут пользоваться их маркситской идеологией как новой религией, опиум которой будет затуманивать мозги рабочих масс, держа их в постоянном невежестве и рабстве.

Мачайский подозревал каждого сторонника левых взглядов в стремлении к созданию такой социальной системы, в которой интеллектуалы будут правящим классом. Он обвинял даже анархистов из группы Кропоткина «Хлеб и воля» в том, что те предпочитают «градуалистский», постепенный подход к революции, ничем в этом смысле не отличаясь от социал-демократов, которые предполагали, что грядущая революция не пойдет дальше, чем французская революция в 1789 и 1848 годах. Что касается проекта анархистской коммуны Кропоткина, то Мачайский утверждал, что «только обладатели цивилизации и знаний» могут обрести радость подлинной свободы. «Социальная революция» анархистов, настаивал он, на самом деле означает не «чисто рабочее восстание», а фактически «революцию в интересах интеллектуалов». Анархисты были «теми же самыми социалистами, только более страстными».

Так что же надо было сделать, чтобы избежать этой новой формы порабощения? По мнению Мачайского, пока существует неравенство в доходах, а средства производства остаются в частной собственности капиталистического меньшинства и пока научные и технические знания остаются «собственностью» интеллектуального меньшинства, большинство будет продолжать трудиться ради привилегированного меньшинства. В соответствии с замыслом Мачайского ключевая роль отводилась тайной организации революционеров, названной «Рабочим заговором», весьма схожей с бакунинским «секретным обществом» революционных заговорщиков. Предполагалось, что возглавит его сам Мачайский. Задача «Рабочего заговора» заключалась в побуждении рабочих к «прямым действиям» – забастовки, демонстрации и тому подобное – против капиталистов, имея в виду немедленное улучшение экономических условий и рабочие места для безработных. «Прямые действия» рабочих должны были увенчаться всеобщей забастовкой, которая, в свою очередь, послужит запалом для всемирного восстания, а оно возвестит эру равных доходов и возможности получить образование. В завершение порочная разница между физическим и умственным трудом сойдет на нет – вместе с классовыми различиями.

Теории Мачайского вызвали страстные дискуссии между различными группами российских радикалов. В Сибири, где Мачайский в 1898 году размножил на гектографе первую часть «Умственного рабочего», его критика социал-демократии «вызвала большой эффект среди ссыльных», как вспоминал в своей «Автобиографии» Троцкий, который оказался среди них. В 1901 году копии «Умственного рабочего» уже ходили по Одессе, где мачаевизм начал привлекать сторонников. В 1905 году в Петербурге образовалась небольшая группа мачаевцев, которая назвала себя «Рабочим заговором». Несмотря на критическое отношение Мачайского к анархистам, часть из них привлек его символ веры. Со временем Ольга Таратута и Владимир Стрига из «Черного знамени» примкнули в обществу, которое в Одессе знали как «Непримиримые» – оно включало в себя и анархистов и мачаевцев; а в петербургском «Безначалии» было несколько последователей Мачайского.