Читать онлайн «Хроника времён Василия Сталина». Страница 22

О Сталинградской битве, как, впрочем, и о других, написано много всякого. Автор далек от того, чтобы навязывать читателю какие-то собственные выводы. Буду вполне удовлетворен, если прочитавший просто задумается над некоторыми цифрами и фактами и хотя бы на мгновенье в чем-то усомнится…

Такой вот еще пример — для сравнения — о делах полка, который вскоре перейдет под командование Василия Сталина.

26 июля 1942 года бойцам его был дан приказ прикрывать переправы в районе Калача. И за день полк насбивал, как за весь предыдущий месяц — 34 самолета противника. Понятно, на аэродроме политрабочие засуетились: обобщить опыт, распространить опыт… Тогда появился и групповой портрет летчиков 434-го истребительного. Мне его подарил Герой Советского Союза генерал В.А.Луцкий — он командовал нашим исследовательским Центром.

Владимир Александрович, помню, показывал тогда на снимке: «Вот Иван Клещев, командир полка. Вот Андрей Баклан, он в тот день был ранен, но вернулся на У-2. Вот Володя Микоян, совсем еще мальчишка. А вот Вася Сталин — обнял нашего Котика…»

Пилоты, видно, только что из боя. Расположились у копенки сена — кто лежа, кто присел. Снимок на память о хорошем боевом дне. Сама история!

Еще не было наркомовского приказа № 277, в котором говорилось о знаменах, покрытых позором, о том, что Красную Армию многие проклинают. Еще не вступил в силу призыв «Ни шагу назад!». А пилоты 434-го истребительного авиаполка как стояли, так и стоять будут за родное Отечество — насмерть.

Расскажу об одном из них, кому не суждено было дожить до победы, но кто своей короткой и светлой жизнью приблизил ее.

Владимир, второй по возрасту из пятерых сыновей Анастаса Ивановича Микояна, под Сталинград перелетел вместе со Степаном, своим старшим братом. Степан только что вышел из госпиталя, с ним проблем в отправлении на фронт не было — уже обстрелянный боец, обожженный. А вот Володю решили не пускать: ну какой из парня истребитель, если год назад впервые в небо поднялся! Но он упорно настаивал, писал на имя Василия —г- начальника инспекции ВВС — рапорты. Вот один из них:

«Прошу Вашего разрешения об отправке меня с 434-м истребительным авиационным полком для участия в боевых операциях. К работе в полку считаю себя подготовленным.

Дальнейшие события с отправкой Володи на один из самых тяжелых фронтов — да в какое время! — решались помимо рапорта. Как все это происходило, мне рассказал сам Анастас Иванович, и не только рассказал, а даже описал подробности последней встречи и разговора с сыном.

Помню тот вызов в Кремль. Бюро пропусков у Спасской башни, здание за кремлевской стеной — и вот часовой как-то особенно долго и напряженно всматривается в мое удостоверение личности офицера, прежде чем пропустить в здание с кабинетами. Говорят, при этом контроле не так важно что-то обнаружить — проблема ли сличить человека с его фотоснимком? — главное, определенное время выдержать. Это скорее из области психологической проверки: а вдруг задергаешься…

Дальше все было просто. Нина Ивановна, секретарь председателя Президиума Верховного Совета СССР, впустила меня в кабинет, где я по-военному представился мрачноватому с виду человеку — это и был Микоян, — и без долгих вступлений мы начали беседу.

Антастас Иванович рассказывал, как рвался его сын на фронт. Перед отлетом 434-го истребительного авиаполка Володя нервничал и как-то с возмущением бросил: «Все из-за этой фамилии — Микоян!» На что отец возразил: «А чем она тебе мешает?». Володя популярно объяснил, мол, был бы Ивановым — хоть завтра на фронт, а так нашли отговорку: достаточно в полку одного Микояна — Степана.

— И тогда я ему сказал, — не торопясь, с акцентом Анастас Иванович передавал грустную историю проводов сына на его погибель. — Ты не прав, Володя. Фамилия твоя не должна быть помехой в этом деле. Скажи своему начальству от моего имени, что ты военный летчик и должен быть там, где твои товарищи…

Во время беседы рядом со мной сидел какой-то человек. Я решил, что это тоже один из секретарей или помощников Микояна, но вот полез в боковой карман кителя за блокнотом, чтобы записать рассказ Анастаса Ивановича — и наивность мою как ветром сдуло!

Тот — с виду вполне интеллигентный -- мужик вдруг всем корпусом рванулся в мою сторону и… В первое мгновенье я даже не сообразил, что его так испугало. Потом наконец дошло, и до конца беседы озабоченность, чтобы ненароком еще раз не потревожить охранника, старого человека, уже не покидала меня. Я не лазил больше по карманам, старался даже меньше записывать, словом, не допускал никаких лишних движений.

Уж сколько лет минуло, но восторг мой перед реакцией и натренированностью того помощника-секретаря-охранника, признаюсь, не угасает. Нынче на святую Русь понавезли всяких видов азиатских и иных побоищ — жестоких, человеконенавистнических, — но все те диковинные каратэ, у-шу и др. и пр. меркнут перед обученностью старой гвардии НКВД — свернуть шею любому!

Второй раз в Кремль я входил уже как в родной дом. Анастас Иванович прочитал написанное мною о Володе и, помню, деликатно так — куда там редакторам-вахтерам хрущевско-брежневских эпох! — заметил:

— Я па-ны-маю, щто ви хатэли сказат художественно. — Речь шла о прибытии Володи в полк истребителей, и я, как бы между прочим, сообщал, что бойцы там были не любители молочных напитков, что в горячке боя не задерживалось у них крепкое словцо. — Но зачэм для молодежи писат об этом? — спросил Анастас Иванович и с горечью посетовал на падение нравов нынешнего поколения молодых::— Дэвушки в брюках ходат, папироси курат — наш крэмлевский воздух портат…

Э-хе-хе, Анастас Иванович… Какой уж там воздух… Тут как-то рокнролльщики со всех закутков Старого да Нового Света чуть было не съехались на Красную площадь. Московская мэрия', говорят, занималась этим вопросом, решали — разрешить перед могилами старых большевиков потрястись «девушкам в брюках» да мужикам с косичками или не разрешить. Не отважились. Стае Намин закрутил идейку-то, внучок Анастаса Ивановича…

Когда я был у Микояна в Кремле, только что вышла книга его воспоминаний «Дорогой борьбы». Подписав на память свою работу, председатель Президиума Верховного Совета СССР пожал мне на прощанье руку и сказал:

— Асталное памощник паможет…

Думал — писать или не писать? — как-то не вяжется до сих пор: Кремль, можно сказать, святилище русской истории, культуры и… подзаборный мат! Но из песни слова не выкинешь, и я хочу рассказать, как за высокой Кремлевской стеной, как раз напротив мавзолея товарища Ленина, меня обложили матом. Мат вообще-то не так чтобы слишком крепкий был, скорее, даже примитивный: тому специалу — попадись он на аэродроме — я бы десять очков вперед дал! Но, известно, эффект выигрывает от неожиданности…

Итак, Анастас Иванович во вторую нашу встречу упомянул о письме одного красноармейца, который рассказывал, что, будучи пленным, он с товарищами видел, как погиб Володя, и похоронил его. Я, естественно, попросил разрешения ознакомиться с письмом. Микоян распорядился сделать копию, и после аудиенции мне предложили пройти в соседний кабинет. Вот там тот самый мужик — который с виду интеллигент — и врезал по мне короткую очередь:

— Ты какого х… все ищешь здесь? — спросил он.

Ба-а-а… Я, конечно, слышал истории, как моих коллег по журналистике в ЦэКа пороли. Тамошние чиновники могли и кулаками по столу стучать, и с тем же искрометным матом всю беседу провести: в споре, так сказать, рождается истина. За 70 с лишним лет мы, похоже, родили ее, ту истину. Но, повторяю, так неожиданно, да прямо за мавзолеем…

Я тогда хотел объяснить помощнику Микояна: мол, никто не забыт и ничто не забыто, мол, поиски неизвестного солдата…

Тут кабинет прошила очередь пожестче, длиннее и еще откровеннее. Но я все-таки получил копию письма, диспут решил не продолжать и поспешил оставить древний Кремль.

Володя Микоян погиб, по сути, в первом же бою, Почти одновременно с ним в полк к Клещеву прибыло звено девчат из соединения Марины Расковой — Клавдия Блинова, Ольга Шахова, Антонина Лебедева, Клавдия Нечаева. Сначала сбили Нечаеву, потом погиб любимец полка Николай Парфенов. 18 сентября из третьего боевого вылета на прикрытие наших войск в районе станции Котлубань не вернулся и Владимир Микоян.

Вечером того дня командир 434-го истребительного авиаполка Иван Клещев писал боевое донесение: «Прикрывающая группа наших истребителей, которую вел капитан Долгушин, видела, как старший лейтенант Микоян после второй атаки зажег еще самолет противника — Хе-111, который горящим стал падать в трех-четырех километрах южнее деревни Котлубань. Затем прикрывающая группа была атакована истребителями противника.