Читать онлайн «Очевидность и построение . Материалы для критики исторической догматики». Страница 1

Ральф Девидсон Крис Льюмен

Очевидность и построение.

Материалы для критики исторической догматики.

Автор считает своем долгом поставить читателя в известность об особенностях перевода отдельных немецких слов:

- Althochdeutsch—древневысоконемецкий

- Buergertum (и все производные)—как буржуазия, так и гражданство в зависимости от контекста

- Deutsch-Hebraeisch—немецко-гебрейский

- Geist—ум (дух). Как правило, по тексту перевода дается оба этих слова, причем одно из них остается в скобках.

- Hagiographie—жития святых

- Hebraische—гебрейский (польская традиция. Переводить hebraische Sprache как иврит или как древнееврейский язык автору показалось значительно менее уклюже)

- Hochmittelaltern—среднее средневековье (период лет 950-1050 о.э.)

- Hoch-Teutsche—высоко-дойче

- Juden—Иудеи

- Juden-Teutsche—иудо-тойче

- Judisch-Deutsche—иудо-немецкий

- Klitterung—компиляция (слово «склейка», которое дал словарь, показалось автору несколько просторечивым).

- Mittelhochdeutsch—средневысоконемецкий

- Rabbi—раввин

- Taitsche—таитш

- Teutsche—тойч

Часто встречающиеся сокращения:

AKG—Archiv fuer Kulturgechichte—журнал для истории культуры

ВП—Владислав Поляковский (переводчик)

О.э.—общая эра (знаки + и—обозначают новую и старую эру, российскому читателю более привычен термин «новая эра», который был зафиксирован в рускоязычных учебниках истории)

Кроме того, необходимо дать примечание о хронологических рамках употреблении слова «средневековье»—до 1500 года (традиционная европейская периодизация): 500-950—раннее средневековье, 950-1050—высокое (среднее) средневековье (Hochmittelalter), 1050-1500—позднее средневековье. Для событий от 1500 года уже идет понятие «новое время».

Все даты, данные в нетрадиционых эрах летоисчисления, переведены в общую эру. Знак + после даты означает смерть данного исторического лица.

ОГЛАВЛЕНИЕ

Очевидность и построение. 1

Материалы для критики исторической догматики. 1

Глава 1 4

Проблемы формирования теории политической экономики. 4

Глава 2 23

Достоверность источников античной культуры, опубликованных (и уничтоженных) во время итальянского ренессанса. 23

Глава 3 32

Что знают позднеантичные авторы об античной культуре и ее конце во время переселения народов? (Например, Тертуллиан, Прокопий, Видукинд) 32

Глава 4 36

Что знает Библия о римлянах и эллинах? 36

Глава 5 44

Что первые арабы знают о последних греках и кем является Аристотель? 44

Глава 6 48

Несколько загадок археологии Востока 48

Глава 7 54

Античная Нумизматика 54

Глава 8 61

Восток и Запад. К вопросу преемственности культуры 61

Глава 9 73

Шрифт, язык и культура в древнем Востоке 73

Глава 10 87

Первоначальная миссия пророков 87

Глава 11 93

Насколько арабской является арабская цивилизация? 93

Глава 12 103

«Арабская» математика 103

Глава 13 107

Подъем и упадок иудейской культуры на Востоке 107

Глава 14 112

Европейское коренное население 112

Глава 15 118

Европейская раннесредневековая политэкономическая история в отражении денег 118

Глава 16 133

Миф о пастухах и романские языки. К проблематике происхождения латыни (и, соответственно, романского). 133

Глава 17 138

Рождение феодального общества умом (духом) власти 138

Глава 18 147

Европейские университеты 147

Глава 19 150

Возраст самых старых немецких рукописей и их получение 150

Глава 20 153

Идиш 153

Глава 21 179

Возврат к источникам 179

Глава 22 185

Фактор продукции: общественная интеллигенция 185

Глава 23 195

Право издания экономической современности. 195

Эпилог 216

Подписи к таблицам и обложка 218

Обложка 218

Глава 1

Проблемы формирования теории политической экономики.

Очевидно, что экономические науки и социология делают каждый год большой прогресс. Но, вероятно, самый важный из всех вопросов находится все еще в неясности. Как запад стал тем, чем он есть—как возникло благосостояние запада?

Процесс возникновения благосостояния для экономиста является относительно бесспорным. Следующая причинная цепочка событий окажется простой: технический прогресс означает повышенную продуктивность. И повышенная продуктивность означает растущее общественное благосостояние. Однако если все так просто, то почему этот процесс продолжался тогда столь долго? И почему другие регионы (не Западная Европа) и культуры не применили таким же образом эту простую причинно-следственную цепочку? Как мы знаем, Китай, Индия и арабские нации вплоть до ранней современности были ключевыми в науке и технике и имели в соответствии с этим богатую культуру и цивилизацию. Почему они этот прошлый технический прогресс не смогли использовать? Почему они не только относительно, но и абсолютно отстали?

Чем проще теоретическая декларация развития дана в учебниках, тем труднее такую декларацию исторически подтверждать. Поэтому историки экономики используют чаще всего все еще старую модель восходящей буржуазии. Конечно же, эта концепция, восходит, еще к Карлу Марксу, причем является относительно бесспорным тот факт, что она все еще является, к удивлению, центральной догмой в том числе и у немарксистских историков. Маркс и Энгельс провозгласили в «Коммунистическом манифесте» (1848 г.), что вследствие открытия Америки и других новых морских путей монополистическая система производства, защищенная (от конкуренции—ВП) гильдиями и ремесленными цехами, не могла более удовлетворять потребности новых растущих рынков раннего Нового Времени, и что поднимающая голову буржуазия смела со своего пути монополистические гильдии.

Кажется столь простым то, что монополистическая система более не удовлетворяет растущие рынки и поэтому будет сметена восходящей буржуазией. Эта модель была получена еще Вернером Зомбартом, но она, собственно, более с тех пор критически не обсуждалась (по крайней мере в Германии). Экономическая теория ФРГ пришла именно к последнему слову (выисторизовалась, enthistorisiert), похоже, как и вся теория немецкого общества, и совсем расположилась на высоком абстрактном уровне. Тогда на этом высоком уровне абстрактные модели настолько интенсивно будут абстрагироваться от общественной реальности, что реальная история общества сможет стать квазипринудительно не более, чем противоположностью теоретическим анализам.

Политическая экономика стала сегодня американской наукой, как совершенно правильно отметил Михель Бод (Michel Beaud). Причем очень многие из ключевых современных американских авторов сторонятся обоих тоталитаризмов из Европы. В частности, относительно Германии, оставляют чувствительные белые места. (М. Beaud, S. 4).

Поэтому не является никаким чудом то, что спор по принципиальным вопросам истории экономики между тем имеет место именно в США. Там такие авторы, как Дуглас Норт[1][1] и Роберт П. Томас (The rise of the Western World («Восход западного мира»)), Натан Розенберг и Л.Э.Бирджелл (L. E. Birdzell (How the West Grew Rich («Как выросло богатство Запада»)) предприняли новые и многоучитывающие эксперименты для того, чтобы исторически управдоподобить подъем запада. Давайте просмотрим, какие модели выставляются в этих двух учениях.

Дуглас Норт, который, само собой разумеется, придерживается концепции медленного технического прогресса, объясняет подъем западного мира улучшением способа организации общества. Собственный рост экономики возникает из-за: технологических улучшений, капиталовложений в образование, широкомасштабного производства (economies of scale), накопления капитала и рыночной конкуренции. Однако Норт спрашивает: «Мы остались удивленными: если все, что нужно для экономического роста—это инвестиции, то почему же некоторые общества упустили желаемый результат?» (2). Норт тут же утверждает, что все эти факторы не являются предпосылками увеличения, но лишь отражают это увеличение.

Для него решающей является эффективная организация экономики и хозяйства. Он при этом спрашивает прежде всего о «стимулах», которые побуждают индивидов проявлять желаемую активность. И он далее спрашивает: какой механизм приводит в соответствие индивидуальную пользу и общественную? (с.2). Расхождение между общественной и частной пользой значит для него, что кто-то третий, нарушая закон, извлекает пользу или должен приводить к нарушению закона собственности. Такое расхождение выходит на поверхность, если законы собственности имеют неограниченную силу («... whenever properly rights are poorly defined»,p.3, лучше перевести как «всякий раз когда законы собственности плохо определены», с точки зрения переводчика). Норт при этом думает сначала об умственном авторском праве на изобретения и разъясняет, что технологические инновации, которые часто стимулированы конкуренцией стоимости, вероятно, гораздо ранее могут реализовываться, если имеется лучшая защита патента. Он теряется в догадках, почему права собственности первоначально не защищались, а позже все же были в конце концов взяты под защиту, и предполагает определенную взаимосвязь между преимуществами развития прав собственности и стоимостью учреждения необходимых для этого общественных институтов (стр. 8). Именно, он предполагает, что соответствующие имущественному праву институты приобретают ценность с точки зрения общества лишь на определенной стадии развития экономики и, прежде всего, рынка. И поэтому верит, что развитие институтов, соответствующих рыночному праву (eigentumsrechtlichen) зависит прежде всего от такого важного фактора, как роста численности населения.