Читать онлайн «Очерки истории средневекового Новгорода». Страница 52

На самой иконе «Знамение», ныне находящейся в Софийском соборе, по сторонам средника с изображением Богоматери на поле иконы размещены фигуры избранных святых, среди которых имеется и Яков Перский. Если бы эти фигуры были написаны еще в XII в., то прав был бы П. Л. Гусев, предположивший, что Знаменская икона праздновалась как чудотворная 27 ноября еще до 1170 г. Однако все фигуры, включая и Якова Перского, – позднего происхождения. Знаменский образ детально изображен на трех иконах XV в. «Битва новгородцев с суздальцами»[544]. Во всех трех случаях на нем нет избранных святых, и только самая поздняя из них (Курицкая, хранится в Третьяковской галерее) обозначает и поле Знаменской иконы, но без каких-либо изображений; на двух остальных передан лишь средник.

Появление на иконе «Знамение» избранных святых, возможно, связано с реставрацией иконы в 1528 г., когда «понови пресвященныи архиепископ Макареи чюдотворную икону Знамение Пречистеи, понеже от многих лет обетшаа зело; он бо кузнию и монисты украси и сверши ю месяца октебря в 20 день»[545]. Состав избранных святых как будто подтверждает их позднее появление на иконе. На ней изображены великомученик Георгий, Яков Перский, Онуфрий Афонский и Макарий Египетский. Присутствие среди них св. Макария может указывать на инициатора реставрации иконы. Впрочем, поскольку изображение св. Онуфрия связывают с обновлением Знаменской церкви в 1657 г. в день поминовения святых Онуфрия и Петра Афонских[546], а в 1657 г. новгородскую кафедру занимал митрополит Макарий, не исключено, что появление среди избранных святых Онуфрия и Макария относится к этому, еще более позднему времени. Что касается фигуры св. Георгия, то ее помещение на икону может выражать идею победы, хотя в таком случае естественнее было бы видеть этого святого в образе воина (он же изображен как мученик). По мнению Э. А. Гордиенко, изображение святых Онуфрия и Макария на иконе «Знамение» относится к XVII в., тогда как изображения святых Георгия и Якова – к XVI в.

Более вероятно, однако, что подбор святых был определен не патрональным принципом, а какими-то неясными сегодня каноническими связями. В Троицком приделе церкви Спаса на Ильиной улице, где в 1378 г. (т. е. уже после сооружения Знаменской церкви) Феофан Грек изобразил в настенных росписях «Знамение», имеется и единая в композиционном отношении группа святых – Макарий Египетский, Онуфрий Афонский и мученик Акакий[547]. Может быть, и на Знаменской иконе изображение св. Акакия позднее было переосмыслено в изображение св. Георгия. Если это так, то состав сопутствующих Богоматери святых определился еще во второй половине XIV в. Что в более раннее время он был иным, вытекает из особенностей самого раннего повторения «Знамения». Имеется в виду Знаменская икона из собрания П. Д. Корина, которую В. И. Антонова датировала второй половиной XII в. На ней, как и на первоначальном Знаменском образе, концы поднятых пальцев Богоматери обрезаны лузгой, что говорит о последовательном копировании, но поле иконы занято изображением совсем иных святых[548]; следовательно, существующий их набор – сравнительно позднего происхождения. Отрицая существование этого набора в более раннее время, мы снова должны сосредоточиться на том, что свидетельств о соединении знаменского культа со службой Якову Перскому не имеется вплоть до учреждения этого культа в 1355 г.

Таким образом, мы, как и Л. А. Дмитриев, приходим к выводу о формировании первоначальной редакции «Слова о Знамении» в середине XIV в., а организацию праздника 27 ноября возводим к тому же времени. Л. А. Дмитриев с полным основанием предположил, что оформлению «Слова о Знамении» предшествовала местная устная традиция, хотя уже первая редакция этого произведения в значительной степени опиралась на летописный рассказ как в новгородских, так и в антиновгородских версиях. В этой связи попытаемся выяснить, какие же детали «Слова о Знамении» восходят к устной новгородской традиции.

Сравнение «Слова о Знамении» с ранними летописными записями о событиях 1169–1170 гг. показывает, что из них заимствована вся картина военных действий, к которой легенда не добавляет ни одной новой подробности, за исключением затмения, использование которого выше уже разъяснено. В летописях с антиновгородской версией битвы фигурирует мотив плачущей Богоматери, хотя этот мотив не связан непосредственно с битвой, а предшествует ей: «Слышахом бо преже трии лет бывшее знаменье Новегороде всем людем видящим, в трех бо церквах новгородьскых плакала на трех иконах святая Богородица, привидевши бо Мати Божия пагубу хотящюю быти над Новымгородом и над его волостью; моляшеть Сына своего со слезами, дабы их отинудь не искоренил. зане хрыстияне суть»[549]. Соединение двух летописных версий дает очевидную основу легенде, перенеся лишь плачущую икону из одного из трех храмов на место самой битвы. В этой основе заложен весь строительный материал для создания «Слова о Знамении» вплоть до самого термина «знамение», кроме двух важных деталей.

Летописи не называют в связи с событиями 1170 г. конкретной иконы, того запрестольного образа, который якобы был взят из церкви Спаса на Ильиной улице. Летописи не указывают также конкретного места сражения новгородцев с суздальцами. Что касается первой детали, она может и не восходить к устной традиции: коль скоро в середине XIV в. потребовалась «реликвия» битвы, ею могли объявить любой подходящий к случаю древний богородичный образ. Предпочтение иконе из Спасской церкви могло быть оказано хотя бы потому, что Ильина улица, на которой стоит церковь Спаса, созвучна с именем главного действующего лица легенды – архиепископа Илии. Иное дело – место битвы. Оно названо в «Слове о Знамении», и, надо полагать, это единственная деталь легенды, восходящая к народной памяти.

«Слово о Знамении» обозначает место сражения, вернее – место того участка новгородского острога, около которого концентрируются все события, так: «Иде же ныне монастырь святыа Богородица на Десятине». Местоположение монастыря Рождества Богородицы на Десятине, остатки которого существуют и сейчас, хорошо известно в Людином конце Софийской стороны Новгорода. По промерам 1632 г., от монастырского собора до ныне сохранившегося земляного вала Окольного города 74 сажени (157 м; Опись 1632 г. использует трехаршинную сажень) и «на том месте Десятинского монастыря саду 41 сажень» (87 м)[550]. До тех пор, пока вал Окольного города датировался XII веком или даже еще более ранним временем, исследователей могло удовлетворять представление о том, что указанный в «Слове о Знамении» участок острога можно идентифицировать с отрезком земляного вала, расположенным к западу от Десятинного монастыря, где битва с суздальцами локализуется и известными изображениями XVII–XVIII вв. (Знаменская и Фроло-Лаврская иконы)[551]. Однако сейчас, когда доказано, что валы Окольного города насыпаны не ранее конца XIV в., требуется более строгий подход к фразеологии источника. «Иде же» – не синоним понятиям «противу» или «около». Это выражение может означать только одно: на том месте, где ныне расположился Десятинный монастырь.

В самом деле, возникновение Десятинного монастыря только в 1327 г. означает, что до того этот участок не был занят застройкой, а находился за ее пределами. О том же свидетельствуют данные относительно толщины новгородского культурного слоя. Территория Десятинного монастыря входит в широкую зону окраинного для города слоя минимальной мощности (до 2 м), тогда как в непосредственной близости к монастырю, на восток от него, в сторону распространения древнейшей застройки, начинается зона более мощного слоя толщиной до 3 м и выше[552]. Если предположить, что сооруженный на месте будущего Десятинного монастыря острог 1170 г.[553] совпадал со стабильной линией городского рубежа XII–XIII вв., то для доказательства этого положения требуется установить, что в XII в. застройка касалась этого рубежа, не переходя за него. Такие доказательства имеются.

Источники как раз в указанном месте называют одну из древнейших приходских церквей Людина конца – храм св. Якова на Добрыне улице. Названная церковь в летописи упоминается впервые под 1175 г.: «.. загореся пожар от Деигуниць, и съгореша церкви 3: святого Михаила и святого Якова и святого Възнесения»[554]

В цитированном сообщении наверняка речь идет о храме св. Якова в Людином конце, а не об одноименной в Неревском, поскольку две другие церкви, горевшие в тот же пожар, находились вблизи Добрыни улицы. Через шесть лет после пожара 1175 г. церковь отстроена вновь: в 1181 г. «сърубиша церковь святого Иякова на Добрыни улици»[555]. Та же церковь упоминается в Лобковском прологе 1262 г.: «В лето 6970 напсах книгы сия рукою моею грешны Тимофеи пономарь святого Якова святому Образу». Идентификация места написания Пролога с Яковлевской церковью именно Добрыни улицы очевидна потому, что церковь Образа числилась также «на Добрыне»[556]. В 1423 г. на месте деревянной церкви был сооружен каменный Яковлевский храм.[557]