Читать онлайн «Очерки истории средневекового Новгорода». Страница 49

Реформа 1354 г. не устранила всех организационных противоречий боярской государственности. Само собой очевидно, что полный ее успех мог быть обеспечен только четкой организацией очередности в занятии степенного посадничества посадниками – представителями концов.

Между тем именно это условие оказалось невыполненным. Славенский конец, который так долго не участвовал в организации власти, теперь испытывает явную неудовлетворенность новой формой управления. Вернемся к летописному рассказу 1360 г., настолько значительному, что он заслуживает полного воспроизведения: «Тои же весны, Богу попустившю грех ради наших, а диаволу деиствующу; и по совету лихых людии и бысть мятежь силен в Новегороде; отъяша посадничьство у Вондреяна Захарьиница не весь город, токмо Славеньскыи конець, и даша посадничьство Селивестру Лентиеву, и створися проторжь не мала на Ярославле дворе, и сеча бысть: занеже славляне в доспесе подселе бяху, и розгониша заричан, а они без доспеха были, и бояр многых побиле и полупили, а Ивана Борисова Лихинина до смерти убили. И доспеша тогда обе стороне противу себе: Софеиская сторона хоти мьстити бещестие братьи своеи, а Славеньская от живота и от голов; и стояша три дни межю себе, уже бо славляне и мост переметаша. И съиха владыка Моисеи из манастыря и Олексеи, поимя с собою анхимандрита и игумены, благослови я, рек: «дети, не доспеите поганым похвалы, а святым церквам и месту сему пустоты; не съступитеся битса». И прияша слово его, и разидошася; и взя села Селивестровы на щит, а иных сел славеньскых много взяша; много же и невиноватых людии погибло тогда; и даша посадничьство Миките Матфеевичю, и тако смиришася: не попусти Бог до конца диаволу порадоватися, нъ възвеличано крестияньство в род и род».[498]

События 1360 г. свидетельствуют не о том, что существовала какая-то система очередности концов в замещении степени, а именно об отсутствии какой-либо системы. На протяжении короткого промежутка времени судьба степени дважды решается простым соотношением сил боярских группировок. На первом этапе посадничество отнято у плотницкого боярина в пользу Славна. Если бы речь шла о нарушении существующей схемы очередности, то развернувшаяся после избрания Селивестра Лентеева борьба должна была бы иметь своей целью возвращение посадничества Андреяну Захарьиничу. Между тем эта борьба переходит в столкновение Славна с Софийской стороной и завершается избранием на степень неревского боярина. О принадлежности Никиты Матфеевича к Неревскому концу свидетельствует Список Б, называющий Никиту сыном посадника Матфея Варфоломеевича Коски, который, как нам уже известно, был членом боярского рода Мишиничей.

Незавершенность реформы, отказ от создания жесткой очередности посадников на степени, возведение тем самым внутрибоярской борьбы в одну из норм городской жизни вызваны, нужно думать, традиционной привычкой «вольности в посадниках».

Весьма необычной была сложившаяся в XIII–XIV столетиях система защиты государственных границ Новгородской земли. Некоторые окраинные ее территории уже с XII в. находились в двойном управлении соперничающих сторон. Так, обширная область Нового Торга (Торжка), расположенная у юго-восточных рубежей Новгорода, была совместным владением новгородских и великокняжеских властей. В таком же положении находился анклав Новгорода Волоколамск, окруженный со всех сторон землями московских князей. Об особом внимании к этим городам летопись сообщает под 1177 г.: «Посадиша новгородьци Мьстислава на столе, а Яропълка на Новемь Търгу, а Ярослава на Ламьскемь Волоце, и тако ся управиша по воли»[499]. Попытки отобрать Торжок у Новгорода активно предпринимались Тверью в начале XIV столетия и в 1370-х годах, но были отбиты новгородцами.

Система двойного подчинения окраинных территорий после длительных военных конфликтов продиктовала Новгороду наиболее результативный способ взаимоотношений с Литвой, военная угроза со стороны которой сделалась реальной с конца XII в. Впервые об активизации военной силы Литвы летопись рассказывает под 1183 г.: «На ту же зиму бишася плесковици с Литвою, и много ся пакости издея плесковицемъ»[500]. Литовская угроза тогда побудила княжившего в Новгороде Ярослава Владимировича особое внимание уделить укреплению пограничных с Литвой Великих Лук: в конце XII в. сын Ярослава «Изяслав бяше посаженъ на Луках княжити и бе от Литвы оплечье Новугороду»[501]. Нападения ли товцев на Новгородскую землю неоднократно отмечены в первой половине XIII в. Они стали причиной создания Александром Невским сети укрепленных городков на Шелони – магистральном пути литовской агрессии (рис. 46).

Рис. 46.

Пограничные крепости на территории Новгородской и Псковской земель

Новый всплеск постоянных столкновений с Литвой происходит в 1260-х гг. Любопытным свидетельством этого периода оказалась берестяная грамота № 636 – военное донесение в Новгород из какого-то шелонского городка: «Пришьль искоупникъ ис Полоцька. А рать поведае великоу. А водаить пошьниць во засадоу» [Пришел выкупленный из плена человек и сообщил о большом войске (очевидно, враждебном Новгороду). «Засада» – новгородский пограничный отряд – просит прислать ей дополнительный провиант][502]. Тем же почерком написана и берестяная грамота № 704, адресованная новгородскому посаднику «городчанами» и сообщающая о бегстве жителей пограничного Ясенского погоста[503] (см. рис. 32).

Новое обострение отношений Новгорода и Литвы относится к 20-м годам XIV в. 28 января 1323 г. Новгород заключил союз с Ливонским орденом, направленный против Литвы; одним из пунктов этого соглашения было: «чтобы новгородцам мира с литовцами не заключать без нашего согласия, и нам мира с литовцами не заключать без согласия новгородцев»[504]. В том же году летопись сообщает о военном успехе Новгорода: «воеваша Литва волость, и угониша их новгородци и биша, а инии убежаша»[505]. Не исключено, что именно эта победа привела к коренному изменению в отношениях Новгорода с Литвой. В 1326 г. «приехаша послы из Литвы, брат Гедиминов князя Литовьского Воини Полотскыи князь, Василии Меньскыи князь, Федор Святославич; и докончаша мир с новгородци и с немци»[506] Участие в переговорах Федора Святославича – князя из смоленской линии – достаточно симптоматично. Оно расшифровывает дату учреждения нового порядка на новгородско-литовской границе.

Дело в том, что к моменту заключения договора 1326 г. Смоленское княжество уже находилось под властью Литвы, и прежняя граница Новгорода с землями Смоленска стала границей с Литвой. Между тем еще в первой четверти XII в. пограничные смоленские земли (в том числе волости Морева, Велила, Молвятицы, Стерж, Лопастицы, Буец) были переданы князем Мстиславом Владимировичем Новгороду с условием сохранения над ними новгородского суверенитета, но с выплатой доходов новгородскому князю, если он призван из числа потомков Мстислава, или передачей этих доходов в Смоленск, если князь к числу таких потомков не принадлежал. Будучи преемником смоленских прав, Литва настояла на передаче доходов с подаренных Мстиславом волостей, а также с Пусторжевской и Великолукской земель, в литовскую казну, гарантировав при этом сохранение мирной обстановки на литовско-новгородской границе[507].

Эпоха непрерывных конфликтов сменилась относительно мирным периодом. Новых столкновений полностью избежать, конечно, не удалось, но они, как правило, вызывались амбициозностью литовских князей. Например, поход Ольгерда 1346 г. на Новгород был вызван его обидой на посадника Евстафия Дворянинца, назвавшего Ольгерда «псом»[508]. Подобные эмоции свойственны в первой четверти XV в. и Витовту, заявившему: «А еще ваши люди нам лаеле, нас беществовале и соромотиле, нас погаными звале»[509].

О более значительном событии повествует летопись под 1333 г., т. е. спустя семь лет после заключения мира: «Сем же лете въложи Бог в сердце князю Литовьскому Наримонту, нареченому в крещении Глебу, сыну великого князя Литовьского Гедимина, и присла в Новъгород, хотя поклонитися святей Софеи; и послаша новгородци по него Григорью и Олександра, и позваша его к собе; и прииха в Новъгород, хотя поклонитися, месяца октября, и прияша его с честью, и целова крест к Великому Новуграду за один человек; и даша ему Ладогу, и Ореховыи, и Корельскыи, и Корельскую землю, и половину Копорья в отцину и в дедину, и его детям»[510].

В дальнейшем передача «в кормление» членам литовского княжеского дома пограничных городов на северо-западной границе Новгородской земли с обязательством «кормленщиков» защищать доверенные им территории превращается в постоянный обычай вплоть до падения новгородской независимости в конце XV в.