Читать онлайн «Очерки истории средневекового Новгорода». Страница 25

Очевидно, что место Игнача Креста, указанное Н. А. Полевым «где-нибудь близ Торжка», никак не соответствует условиям идентификации, как, впрочем, и Крестцы: от Торжка до Новгорода 270 км, а от Крестец до Новгорода 80 км.

Еще одно мнение о местоположении Игнача Креста было высказано в середине XIX в. военным историком М. Н. Иваниным, предположившим, что ему соответствует деревня Игнатицы на берегу Полы, в 120 км от Новгорода[249]. Это мнение было отвергнуто в 1968 г. А. Поповым в популярной публикации на основании все того же соображения о равенстве летописной версты двум «нашим современным».[250]

В той же публикации принята еще одна версия, выдвинутая впервые еще в 1944 г. и называющая вероятным местом Игнача Креста деревню Игнашовку (Игнатово писцовой книги[251], а не Игнашовку, как утверждает А. Попов[252]). Игнашовка расположена в 10 км от Березовского городища на Селигере, в верховьях Щеберихи. В подкрепление этой версии здесь же рассказывается о древнем каменном кресте, найденном краеведом С. Н. Ильиным, но не в Игнашовке, а на кладбище Березовского рядка. Эта идентификация, с энтузиазмом воспринятая В. А. Чивилихиным, выглядела бы весьма достоверной (даже несмотря на немотивированное предположение о переносе тяжелого креста за 10 км на новое место), если бы расстояние от верховьев Щеберихи до Новгорода соответствовало летописным данным. Между тем это расстояние равно 150 км.

К сожалению, эта новейшая версия выдвинута при полном умолчании о наблюдениях Н. В. Мятлева, опубликованных им еще в 1914 г. Такое умолчание представляется не только некорректным, но и вводящим читателя в заблуждение относительно состояния проблемы, убедительно решенной за полвека до публикации А. Попова. Н. В. Мятлев обратил внимание на имеющий прямое отношение к исследуемому вопросу текст переписной оброчной книги Деревской пятины, составленной около 1495 г.: «А угодей у того поместья: озеро Великой Двор, озеро у Игнатцова Къста»[253]. Речь идет о поместье Андрея Рудного Колычева, к которому перешли земли новгородского вотчинника боярина Василия Есипова в Яжелбицком погосте: сельцо Великий Двор на Великом озере (6 обеж, «из старины был двор боярьской»), деревни Чепелево (3 обжи), Ветош (1 обжа), Мокрица (2 обжи), Почяп (7 обеж), Климова (1 обжа), Новина (2 обжи), Перестава (5 обеж), Перестава ж (3 обжи), Симиница (5 обеж), Лобанова Нива (2 обжи), Раменье (2 обжи), Починок (1 обжа), Новина (1 обжа), Стрекалово (2 обжи), Онцифорово (2 обжи), Варивово (2 обжи), Великий Двор (3 обжи), Корост (3 обжи), Литвиново (1 обжа), Ботухино (1 обжа), Лобачево (4 обжи), Богатырево (2 обжи), Бородино (2 обжи).[254]

Из этих деревень трехверстная и десятиверстная карты Генштаба знают Великий Двор, Почеп («Почяп») и Соменку («Симиницу»), а Н. В. Мятлев указал как на существующую и деревню Литвиново. Они находятся у правого берега реки Полометь, на растоянии до 8 км от Яжелбиц, т. е. в междуречье Поломети и Ярыньи, как раз там, где пролегал Яжелбицкий путь – один из маршрутов Селигерского пути. В пределах этого земельного массива имеются только два озера. Одно расположено между деревнями Великий Двор и Соменка и ныне носит название Соменко. Очевидно, что это и есть озеро Великое (иначе Великий Двор) писцовой книги. Другое – поменьше – находится чуть к западу, между деревнями Соменка и Полометь и ныне называется Глухим. Только с ним возможно связывать топоним писцовой книги «озеро у Игнатцова Къста». Расстояние от этого пункта до Новгорода по прямой равно 102 км, практически же – 100 верстам, обозначенным в летописном рассказе.

Отметим еще одно обстоятельство. Отвергая Крестцы как возможный пункт местонахождения Игнатова Креста, В. А. Чивилихин ссылается на отсутствие местных преданий о нашествии монголо-татар[255], в чем он надо думать, прав. Однако такие предания, по-видимому, бытовали на Поломети. Яжелбицкий краевед И. И. Яременок, придерживающийся локализации Игнача Креста у озера Глухого (разумеется, без ссылок на Н. В. Мятлева), зафиксировал в деревне Полометь сохраняющиеся до сегодняшнего дня наименования двух кладбищ – «Татарского» и «Русского».[256]

Итак, взяв Торжок 5 марта, татары прошли Селигерским путем около 200 км и остановились в 100 км от Новгорода на Поломети. Отход от Игнача Креста был ими осуществлен не позднее 18 марта. Рассмотрим сначала ситуацию этого короткого хронологического отрезка с точки зрения тактической. Уже за день до падения Торжка войско Бурундая находилось всего лишь в 150 км от Торжка, если локализация Ширенского леса на притоке Медведицы реке Ширинке справедлива: 4 марта в Ширенском лесу был замучен монголо-татарами князь Василько Константинович, плененный на Сити. Соединение войск Субудая и Бурундая под Торжком, следовательно, должно было состояться в ближайшие дни после падения этого города. Не исключено поэтому, что к Игначу Кресту двинулся не разведовательный отряд, а основные силы Батыя. На Селигере монголо-татарам предстояло решить выбор наиболее подходящего пути на Новгород из трех возможных. Несомненно, таким предпочтительным путем является Яжелбицкий. Он не прикрыт крепостями, тогда как на других направлениях монголо-татары неизбежно оказались бы под крепостными стенами Демона, Молвотиц и Русы. Войско останавливается у Игнача Креста на расстоянии каких-нибудь трех-четырех дневных переходов до Новгорода и отсюда резко поворачивает на юг. Что помешало ему оказаться у цели? Распутица?

Рассмотрим ту же ситуацию с точки зрения климатических условий Новгородской земли. Разумеется, полученные данные возможно проецировать только на среднегодовую картину. Как справедливо пишет В. А. Чивилихин, «гидрометеорологических данных по Приильменью на весну 1238 г. у нас, конечно, нет, и никогда их ни у кого не будет»[257]. По данным же последних десятилетий, вскрытие рек в интересующем нас районе происходит между 30 марта и 5 апреля по новому стилю[258]. Однако климатическая ситуация в последнее время резко изменилась не только в связи с общим потеплением, но и из-за массовой вырубки лесов и обмеления рек. Познакомимся с более приближающимися к средневековым данными первой половины XIX в. (все даты приводятся по старому стилю).

Зимний путь на территории бывшей Новгородской губернии прекращался около 25 марта, но «весна почти во всех краях губернии начинается с половины или конца апреля и продолжается до июня». Вскрытие рек в этой части губернии, в том числе и в бассейне Полы, происходит около 22 апреля[259]. Добавим к этому известный вывод историков климата об общем похолодании в северном полушарии в XIII в. и не менее известный факт, что Ледовое побоище происходило в 1242 г. 5 апреля по старому стилю.

Таким образом, после взятия Торжка 5 марта у Батыя был значительный резерв времени для подготовки и осуществления похода на Новгород. Он располагал примерно тремя неделями нормального зимнего времени и еще тремя неделями предкритического времени исхода зимы. До вскрытия рек оставалось около полутора месяцев, практически около месяца надежного ледяного покрова.

Следовательно, поход был остановлен не разливом рек и непроходимостью болот, в чем В. А. Чивилихин абсолютно прав, как прав и М. Н. Тихомиров, писавший в 1964 г.: «Обычная версия, объясняющая спасение Новгорода и Пскова от татарских погромов весенней распутицей, помешавшей будто бы батыевым полчищам опустошить Новгородскую землю, является малоубедительной. Кто же помешал бы Батыю дождаться сухого лета или холодной зимы, сковывавшей новгородские болота и реки, чтобы добраться до Новгорода? Ведь Батый и его военачальники не принадлежали к скороспелым полководцам и, как показывают другие примеры, умели ждать. Целый год прошел между завоеванием Великих Болгар и татарским нашествием на Рязанскую землю, а непроходимых лесов между Великими Болгарами и Рязанской землей было не меньше, чем в Новгородской земле. Новгород спасен был от разорения не благодаря стихиям природы, а мужеством его защитников».[260]

И в объяснении причин отхода монголо-татар немаловажную роль сыграла названная В. А. Чивилихиным причина. К началу весны, даже к концу зимы Новгородская земля постоянно страдала тяжелой бескормицей. Эта хроническая бедность кормов отмечается и в XIX в.: «По недостатку сена, необходимого для содержания мелкого скота, лошадей к весне уже кормят так называемою сечкою. Рогатый же скот обыкновенно в продолжение всей зимы довольствуется яровой соломою, изредка приправляемой овсяной подсыпкою. Сено дают коровам только несколько дней в году, после теления, и то понемногу»[261]. Поскольку на предыдущий, 1237 г. приходится максимум угнетения древесины, свидетельствующий о неблагоприятных погодных условиях, значит ему свойствен был и общий недород сельскохозяйственных культур, в том числе и всех видов кормов.