Читать онлайн «Великие арабские завоевания». Страница 6

Историки тех веков, выказывая острый интерес к одним аспектам завоевания, гораздо менее занимались другими, намного более важными, по нашему мнению. Отчет о сражении при Кадисии в Ираке, согласно «Истории» ат-Табари положившем конец владычеству персов в Ираке, занимает в английском переводе около двухсот страниц, но при этом ход битвы остается досадно темен. Признаем, что очень нелегко с уверенностью разобраться в ходе военных действий даже в совсем недавних конфликтах, но такое смутное описание делает почти невозможным ответ на вопрос, почему византийские и сасанидские войска, пытавшиеся воспрепятствовать вторжению арабов на их земли, оказались столь неудачливы. Нам открыто и ясно заявляют, что битва была жестокой, но в конце концов мусульмане одолели. Иногда добавляют, что их противников заманили в реку или в ущелье, где перебили великое множество. Много сообщений о том, что византийские и сасанидские воины были скованы между собой, чтобы не дать им обратиться в бегство: это не действительные исторические сведения, а риторический прием, показывающий, что мусульмане бились, воодушевленные верой, а их противников принуждали сражаться тираны. Даже если это правда, историки ничего не сообщают нам о действительных военных причинах их поражения.

Возможно, наиболее мучительна для современного историка неопределенность в хронологии. Эта проблема особенно ярко проявляется относительно первой фазы завоеваний. Даты сражений при Йармуке и Кадисии расходятся на три-четыре года. Компиляторы IX и X веков, не смущаясь, оставляли их в прежнем виде, лишь отмечая, что существуют различные мнения. За отсутствием соответствующих сообщений извне арабской традиции мы часто остаемся в неуверенности относительно дат даже важнейших событий ранней истории мусульманства.

Т&к что же может сделать со всем этим современный историк, пытающийся восстановить ход событий и проанализировать причины успеха мусульманских армий? С XIX века, когда историки начали исследовать этот период, они ломали руки и причитали по поводу неорганизованности материала, явно легендарного характера большей его части и бесконечных повторов и противоречий. Альфред Батлер, писавший о завоевании Египта в 1902 году, жаловался на «непреодолимую запутанность» источников, а часть материала попросту отвергал как «сказки».

Историки дано осознали запутанность и противоречивость большей части этих материалов, а в 1970-1980 годах их надежность подверглась еще более тяжелому испытанию. Альбрехт Нот в Германии отметил, как часто в сообщениях о завоевании появляются общие места и речевые клише, встречающиеся также во многих других сообщениях и переходящие от одного сражения к другому. Сведения о том, как тот или иной город пал в результате предательства кого-то из горожан, встречаются многократно и выражаются настолько сходным образом, что едва ли все они могут быть правдивыми. Почти в то же время Майкл Кук и Патриция Крон в Лондоне доказывали, что источники, относящиеся к жизни Мухаммада и к раннему исламу в целом, настолько замусорены противоречиями и несовпадениями, что мы ни в чем не можем быть уверены; само существование Мухаммада оказалось под вопросом.

В результате этих ударов критики многие историки, даже те, кто не во всем соглашались с аргументами ревизионистов, предпочитали не полагаться всерьез на эти сообщения и не доверять приводившимся в них подробностям. Я придерживаюсь иного мнения. Существует множество причин для того, чтобы вернуться к этому материалу и попытаться использовать его, вместо того чтобы отбрасывать без рассмотрения. Первая состоит в том, что арабские источники иногда удается сопоставить с источниками вне арабской литературной традиции: например, с сирийской хроникой Хузистана или с армянской историей, написанной Себеосом, — авторство в обоих случаях принадлежит христианам, которых отделяло от описываемых событий не более одного поколения. Они гораздо короче и менее подробны, чем арабские, но в целом они подтверждают общую картину арабской версии. В некоторых случаях они даже совпадают в деталях. Например, арабские источники говорят, что сильно укрепленный город Тустар был взят мусульманами из-за предательства одного из горожан, показавшего им путь через водоводы. Подобные элементы часто отбрасываются как общие места, поскольку мы находим подобные описания, относящиеся к другим городам и крепостям. Однако в данном случае местная Хузистанская хроника, источник, созданный сирийским христианином и никак не связанный с мусульманской традицией, независимо передает приблизительно ту же историю, заставляя предположить, что город действительно пал описанным образом. Это наводит на мысль, что арабские хроники завоевания Тустара и, возможно, в какой-то степени и других областей, заслуживают доверия более, чем предполагалось.

В реабилитации арабских источников можно пойти и дальше. Многие из них удается проследить до компиляций середины VIII века, составленных такими людьми, как Саиф ибн Умар. Саиф жил в Куфе в Ираке и скончался после 786 года. Больше о его жизни ничего не известно, но он дает наиболее значимые источники сведений о ранних завоеваниях. Средневековые и современные историки подозревали его в фабрикации части сообщений, но новейшие исследования предполагают, что он заслуживает больше доверия, чем считали прежние авторы. Несомненно, он собрал и об-работал множество самых живых воспоминаний о раннем периоде завоеваний. Саиф писал о событиях менее чем столетней давности и, возможно, ребенком еще застал в живых некоторых участников событий. Более того, позднейшие завоевания Испании и Средней Азии пришлись на время его жизни. Саиф столь же близок по времени к великим завоеваниям мусульман, как Григорий Турский — к первым Меровингам, или Беда Достопочтенный — к обращению англосаксов. Оба эти источника историки всегда считали надежным основанием для реконструкции событий.

Эти источники имеют еще одно измерение — измерение социальной памяти. Джеймс Фентресс и Крис Уикхем указали, как письменные предания, независимо от их верности фактам, передают взгляды и восприятие, таким образом демонстрируя, как общество запоминает свое прошлое и, следовательно, указывая на взгляды общества времени написания. Сообщения о завоевании следует прочитывать именно как такое свидетельство социальной памяти. Таким образом, ранние арабские источники многое говорят о взглядах мусульман через два века после завоеваний. Если мы хотим исследовать менталитет раннего исламского общества, эти источники обладают величайшей ценностью. Многие историки склонны хулить эти сообщения; если мы вместо этого двинемся по течению повествования, читая в нем то, что оно стремится нам сообщить, они на многое прольют свет.

Одна из ключевых тем этих источников — различие между арабами и их противниками: расхождения в обычаях, взглядах и ценностях. Арабские авторы не анализируют этой темы формально, а освещают ее в ходе повествования. Возьмем, к примеру, один из сотен рассказов, дошедших до нас из VIII и IX веков. Он взят из «Истории завоеваний», составленной в существующей ныне форме Ибн Абд аль-Ха-камом в середине IX века.

Рассказ начинается с того, что мусульманский правитель Египта Абд аль-Азиз ибн Марван (правил в 686-704) посетил Александрию. Будучи в городе, он полюбопытствовал, не осталось ли в живых кого-нибудь, кто помнил бы взятие города мусульманами в 641 году, не менее полувека назад. Ему ответили, что есть один старый александриец, который в то время был мальчиком. На вопрос, что он запомнил из того времени, старик, не пытаясь описать общий ход военных действий и падение города, рассказал об одном эпизоде, в котором он сам принимал участие. Он дружил с сыном одного из византийских патрициев (общий термин, который арабские источники относят ко всем высокопоставленным византийцам). Друг предложил ему выйти «посмотреть на этих арабов, которые с нами сражаются». Сын патриция был одет, соответственно, в парчовые одежды с золотой лентой на лбу и носил богато украшенный меч. Он ехал на толстой смирной лошадке, в то время как рассказчик оседлал жилистого низкорослого осла. Они выбрались из-за укреплений и выехали на пригорок, с которого увидели бедуинский шатер. Снаружи был привязан конь и воткнуто в землю копье. Разглядывая врага, они дивились, как такие «слабые» люди могли достигнуть таких побед. Пока они болтали между собой, из палатки вышел человек и заметил мальчиков. Он отвязал коня, погладил его, приласкал и вскочил ему на спину без седла. Выдернув из земли копье, он поскакал к ним. Рассказчик сказал своему другу, что воин явно нацелился на них, и мальчики бросились назад под защиту городских стен, но араб быстро настиг богатого мальчика на смирной лошадке и заколол его копьем. Затем он погнался за рассказчиком, но тот успел доскакать до ворот. Почувствовав себя в безопасности, он поднялся на стену и увидел, что араб возвращается к своей палатке. Он не взглянул на труп и не попытался захватить дорогую одежду или отличную лошадь. Вместо того он отправился восвояси, произнося арабские слова, которые, как полагал рассказик, были стихами Корана. Затем рассказчик приводит мораль этой истории: арабы победили, потому что не стремились к благам мира сего. Вернувшись к своему шатру, араб спешился, привязал коня, воткнул копье в землю и скрылся в шатре, никому не рассказав о том, что сделал. Когда рассказик закончил, правитель спросил, каков был на вид тот араб. Рассказчик ответил, что он был малого роста, тощий и уродливый, не человек, а меч-рыба, на что правитель заметил, что это был типичный йемени (с юга Аравии).