Читать онлайн «Философия бунта». Страница 6

Характерной чертой анархизма неизменно был индивидуализм, четко прослеживавшийся уже у М. Штирнера. «Анархизм – вывороченный наизнанку буржуазный индивидуализм. Индивидуализм, как основа всего мировоззрения анархизма» [20]. Логика развития государственно-монополистического капитализма предопределила постепенный отход в буржуазной социальной и политической науке теорий и идей, ориентированных лишь на индивидуализм, на второй план, ибо индивидуализм был гораздо более созвучен эпохе свободного предпринимательства и индивидуальной инициативы. Но буржуазная социальная наука не в состоянии выдвинуть коллективистских теорий, которые были бы способны нейтрализовать индивидуалистические традиции, предлагали бы реальный способ осуществления личностного потенциала индивида [Как отмечается в исследованиях по современной американской идеологии, уже в 50-х годах можно было заметить рост недовольства «среди индивидуалистически воспитанных американцев… принудительным характером норм-рамок, обусловленных современными формами «коллективистской организации общества» [21]]. В этих условиях анархизм выступает как своеобразная форма возрождения традиционного буржуазного индивидуализма, как способ обращения индивида к самому себе, с целью утверждения себя как личности в «одинокой толпе».

Однако леворадикальные движения 60-х годов в капиталистических странах не были возрождением анархистских движений того типа, какой имел место во второй половине XIX – начале XX в. Отвечая общему умонастроению «новых левых», их негативистскому настрою, анархизм вместе с тем не мог удовлетворить их полностью; будучи продуктом XIX в., он не отражал многих измерений той социальной реальности, в рамках которой развивались движения 60-х годов. Понадобились теории, в которых анархистские идеи и настроения содержались бы в качестве их составной части или в виде их эмоциональной оболочки.

Одной из основных задач, которую поставили перед собой «новые левые» в 50-х годах, было создание «современного революционного» учения [Наиболее отчетливо эта точка зрения была выражена в «Письме к новым левым» Райта Миллса.], причем решение этой задачи мыслилось ими путем конфронтации с марксизмом на базе его «обновления» и «снятия». И хотя ряд теоретиков, на которых по тем или иным причинам обратили свои взоры «новые левые», либо заявляли о своих «симпатиях» к марксизму (Сартр), либо даже называли себя «марксистами» (Маркузе), за этим «интересом» к марксизму и даже заимствованием его отдельных положений скрывалась, по сути дела, чуждая, а нередко и враждебная, ему позиция. Так, замечая, что всякое «превзойдение» марксизма в худшем случае может быть только возвращением к домарксистской мысли, а в лучшем случае – «открытием заново того, что уже содержалось в философии, которую оно думало опровергнуть» [22], Сартр объявил марксизм философией «недостаточной», нуждающейся в «дополнении» за счет экзистенциализма. Маркузе же, заявляя о своем «согласии» с некоторыми положениями Маркса, выступил, однако, в качестве одного из наиболее активных критиков марксизма среди леворадикалов.

Одна из характерных особенностей современной буржуазной философии и социологии заключается в том, что в последние десятилетия она все больше вынуждена считаться с усиливающимся воздействием со стороны марксизма. Такое воздействие связано прежде всего с воплощением принципов марксизма в жизнь, с укреплением положения в современном обществе, в том числе и внутри капиталистического мира, тех социальных сил, для которых марксизм является их духовным оружием. Теперь буржуазная философия и социология в борьбе за умы людей, в защите капитализма не может уже не считаться с марксизмом как духовным воплощением материальной силы государственно оформленного социализма и современного рабочего движения, а также отдельных секторов национально-освободительного движения.

Вот почему проблема «критики» и «преодоления» марксизма стала для буржуазии и политической проблемой, попытаться решить которую можно было, только войдя в конфронтацию с марксизмом, т. е. обратившись к тем проблемам, которые решает сам марксизм, поставив в поле собственного зрения и те социальные силы, интересы которых он выражает. Характерным примером в этом отношении служит экзистенциализм, который, будучи порождением кризиса буржуазного общества, явился и попыткой «решить» в полемике с марксизмом проблему свободы и освобождения человека от властвующих над ним чуждых сил, проблему, которая занимает одно из центральных мест в учении Маркса и Ленина. С этой точки зрения может получить свое объяснение и тот факт, что современная буржуазная социология уделяет все большее внимание проблемам классов и классовых отношений в буржуазном обществе, проблемам, связанным с характером и ролью труда, с изменением отношений между умственным и физическим трудом и т. п.

В 60-х годах не было ни одного крупного взбунтовавшегося университета в Западной Европе и Америке, где бы не звучали призывы обратиться к Марксу. Когда студенты Гарвардского университета вывесили во время апрельского бунта 1969 г. плакат «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его», они лишь повторили то, что делали в других университетах Европы и Америки взбунтовавшиеся студенты и солидарная с ними часть интеллигенции.

«Интерес» представителей леворадикальной массы к марксизму был вызван, конечно, не осознанием революционной роли рабочего класса как материальной силы, практика которой отражена в марксистской теории, не осознанием революционной роли марксизма как духовного оружия рабочего класса.

Поскольку буржуазные социальные учения, откровенно противопоставляющие себя марксизму, предстали перед «новыми левыми» как апология институтов и ценностей, которые сами они подвергли отрицанию, марксизм воспринимался ими как контртеория. При этом «новые левые» обратили внимание лишь на один его аспект – аспект отрицания, ниспровержения, разрушения.

Очевидец волнений в Гарвардском университете рассказывает о своей беседе с одним из «бунтарей»:

«- Что вас привлекает в Марксе? – вмешался я в разговор…

– Честность, последовательность, ненависть, – не задумываясь, ответил парень…

– Ненависть? – переспросил я.

– Да, ненависть к системе. Недаром он требовал разрушить ее до основания. «Power Structure» – вот кто главный враг. Сейчас у нас все признают необходимость реформ. Реформа расовых отношений, отношений производственных, реформа образования, короче, реформа системы. Все это гнусный обман. Систему нельзя реформировать, ее надо сокрушить.

– А что вы собираетесь построить вместо нее? И вообще, научились ли вы уже строить? – сказал Уолд.

– Мы до этого места еще не дошли, – съязвил парень, указывая на «Капитал», который он держал в руках, заложив посередке тома указательный палец» [23].

Этот диалог примечателен прежде всего тем, что он фиксирует особенности отношения к марксизму со стороны массового представителя «новых левых». Для него марксизм – теория ниспровержения «системы», «нравственное обоснование» бунта. Позитивная созидательная и, следовательно, подлинно революционная сторона марксизма остается вне его поля зрения. Леворадикал не в состоянии подойти к марксизму как к целостному, исторически развивающемуся учению; он «выбирает» из этого учения то, что отвечает его собственному умонастроению, отбрасывая или подвергая «критике» все, что не укладывается в априорно сконструированную им схему.

Отношение леворадикалов к марксизму – это проявление противоречивости социального положения как их самих, так и представляемых ими общественных слоев в современном капиталистическом обществе. Это выражение противоречивого характера приобщения эксплуатируемых капиталом непролетарских слоев к международному революционно-освободительному движению, возглавляемому рабочим классом.

Воспринимая марксизм прежде всего как философию разрушения, леворадикалы 60-х годов обратили свои взоры к тем учениям, которые интерпретировали его в анархистском, левореволюционаристском духе, в частности к концепциям Режи Дебре, Франса Фанона.

Борьба народов «третьего мира» («зоны бурь») за свое национальное и социальное освобождение против агрессивной политики империализма не только вызывала симпатии леворадикальной массы, но и явилась определенным стимулирующим фактором движений протеста.

Большую роль в активизации западной, особенно американской, молодежи и близкой к ней интеллигенции сыграла война во Вьетнаме.

Во-первых, война во Вьетнаме поставила тысячи молодых американцев не только перед выбором собственной судьбы – выбором между осмысленной жизнью и бессмысленной смертью. Она заставила молодого человека всерьез задуматься о долге патриота и гражданина в современном капиталистическом обществе [«Многие выпускники американских вузов всеми средствами пытаются уклониться от призыва в армию. Студенты не довольствуются разъяснениями правительственной администрации относительно рациональности войны во Вьетнаме для сохранения капитализма и жизненности нашей капиталистической системы… Многие пришли к выводу, что заключение в тюрьму в знак протеста против призыва на военную службу является жертвенным актом, посредством которого выражается отношение к долгу перед страной» [24]].