Читать онлайн «Философия бунта». Страница 30

Попытка пресечь всякую преемственность в развитии форм движения масс, ориентация на абсолютное отрицание механизмов управления обществом порождает вакуум, который тут же заполняется новыми организациями, новыми формами. Об этом свидетельствует, в частности, опыт китайской «культурной революции», в которой западные леворадикалы увидели эталон антибюрократического движения современности, но которая не привела, да и не могла привести, ни к «гуманизации», ни к «дебюрократизации» общества, а либо к смене одних бюрократических форм другими, либо к дезорганизации системы управления.

Уничтожая в процессе социалистической революции аппарат власти буржуазного общества, революционный класс должен уметь отделить его от механизмов управления, имея в виду, что создание отлаженного управленческого аппарата в развитом капиталистическом обществе есть одна из материальных предпосылок социализма и аппарат этот должен быть по возможности не уничтожен, а реорганизован и преобразован. Эта необходимость использования победившим пролетариатом старого «механизма общественного хозяйничанья» была отмечена еще В. И. Лениным: «Один остроумный немецкий социал-демократ… назвал почту образцом социалистического хозяйства. Это очень верно. Теперь почта есть хозяйство, организованное по типу государственно-капиталистической монополии. Империализм постепенно превращает все тресты в организации подобного типа. Над «простыми» трудящимися, которые завалены работой и голодают, здесь стоит та же буржуазная бюрократия. Но механизм общественного хозяйничанья здесь уже готов. Свергнуть капиталистов, разбить железной рукой вооруженных рабочих сопротивление этих эксплуататоров, сломать бюрократическую машину современного государства – и перед нами освобожденный от «паразита» высоко технически оборудованный механизм, который вполне могут пустить в ход сами объединенные рабочие, нанимая техников, надсмотрщиков, бухгалтеров…» [118].

Уместно вспомнить об отношении Ленина и к системе Тейлора – первой четко обозначенной капиталистической системе рациональной организации труда, производства. «Учиться работать – эту задачу Советская власть должна поставить перед народом во всем ее объеме. Последнее слово капитализма в этом отношении, система Тейлора, – как и все прогрессы капитализма, – соединяет в себе утонченное зверство буржуазной эксплуатации и ряд богатейших научных завоеваний в деле анализа механических движений при труде, изгнания лишних и неловких движений, выработки правильнейших приемов работы, введения наилучших систем учета и контроля и т. д. Советская республика во что бы то ни стало должна перенять все ценное из завоеваний науки и техники в этой области. Осуществимость социализма определится именно нашими успехами в сочетании Советской власти и советской организации управления с новейшим прогрессом капитализма» [119].

Таким образом, нормальное функционирование развитой социальной системы оказывается невозможным без обусловленной требованиями оптимального функционирования этой системы дисциплины, без строго определенной регламентации деятельности, без субординации, отнюдь не исключающей подчинения всех единым принципам и нормам. Такая организация процесса управления не тождественна бюрократическому формализму, как бы ни пытались идеологи «новых левых» уверить в противном. Она есть не что иное, как проявление высокой культуры производства, распределения и потребления материальных и духовных продуктов, без которой не может быть и речи о построении социализма, о создании его материально-технической базы.

Зрелое социалистическое общество, разумеется, немыслимо без нового человека, а становление последнего предполагает формирование новой структуры сознания. Очевидно и то, что качественные изменения в сфере сознания должны быть прочно закреплены в «природе» человека. Поскольку эта «природа» социальна, то изменения в сфере сознания могут носить массовый характер и стать прочными лишь в том случае, если они имеют под собой адекватную материальную базу, каковую составляют новые общественные отношения и институты.

Это, конечно, не означает, что новый человек, новое сознание автоматически порождаются последними. Материальная база – предпосылка становления нового человека, практическая реализация которой зависит уже от того, насколько целеустремленно и систематично осуществляется работа, направленная на такое становление. Объективную сложность, многогранность этого процесса и игнорируют леворадикальные идеологи.

Процесс формирования нового человека допускает и известное «опережение», забегание вперед, т. е. изменение человеческой «природы» в соответствии с социальным идеалом до того, как последний получит более или менее полное практическое осуществление.

Казалось бы, это могло служить известным оправданием настойчивого стремления «новых левых» разрушить ориентацию индивида буржуазного общества на сковывающие его самосознание и навязываемые ему извне ценности и заменить их «внутренними» механизмами регулирования социального поведения; стремления сформировать «новое сознание», которое постепенно вытеснило бы «старое сознание», способствующее поддержанию социально-политического статус-кво. Ориентация на опережающее формирование «нового сознания» могла бы оказаться плодотворной в условиях таких стран, как, например, США, где интеллектуальное и нравственное развитие значительной части населения подчинено сугубо утилитарным, «потребительским» интересам.

В этих условиях успешная работа по «размыванию» консервативного и либерально-буржуазного сознания могла бы послужить подготовкой почвы для последующего осуществления социальной революции. Но все это при условии, что «революция сознания» будет рассматриваться именно как подготовка социальной революции, как предпосылка такой революции, а не как самоцель, не как замена социальной революции.

«Новые левые» склонны, однако, переоценивать значение и возможности «революции сознания» – тенденция, усиливающаяся в последнее время и наиболее последовательно выраженная в нашумевшей книге Ч. Рейча «Молодая поросль Америки» [120].

Рейч, профессор права Йельского университета (США), откровенно солидаризирующийся с той частью американских «новых левых», которые довольно скептически оценивают возможность непосредственного разрушения господствующих в стране социально-политических структур, исходит из такой посылки: политические формы борьбы против «корпоративного государства» сегодня неэффективны, политическая революция невозможна. Более того, по мнению Рейча, «такая революция и не нужна». Радикальные преобразования, полагает он, должны быть осуществлены посредством сознания и лишь на уровне сознания. «Новое сознание», первоначально сформировавшись в среде протестующей молодежи, а затем получив широкое распространение, автоматически вызовет революционные преобразования во всей структуре общества. «Оно осуществит революцию не прямыми политическими средствами, а изменением культуры и качества индивидуальных жизней, что, в конечном счете, приведет к изменению политических структур» [121].

Противопоставляя «революцию посредством сознания» политической революции, Рейч и его единомышленники неизбежно должны исходить из нереальной и не подтвержденной опытом истории возможности формирования в недрах старого общества устойчивого «нового сознания» и массового вытеснения последним архаических форм сознания, пока еще сохраняющих господствующее положение.

Пытаясь найти подтверждение возможности опережающего формирования «нового человека» – носителя «нового сознания» и обратного воздействия последнего на социально-политические структуры, леворадикалы и их идеологи нередко ссылаются на опыт маоистского Китая

[Это делает, в частности, Маркузе в своей книге «Очерк об освобождении». Заметим попутно, что при всех разногласиях между Маркузе и Рейчем, обнаружившихся в их полемике, у них немало точек соприкосновения. Упрекая Маркузе, как пессимиста, за недооценку революционного потенциала сил протеста, Рейч считает, что автор «Одномерного человека» совершенно неоправданно делает ставку на насилие, что, как он полагает, не может привести к успеху. Маркузе, отвечая Рейчу, напротив, считает, что тот предлагает «революцию», «принадлежащую истеблишменту», что сама глубина протеста против «истеблишмента» остается неосознанной силами протеста. Маркузе делает акцент на силу, однако при этом, он, как и Рейч, исходит из того, что сегодня все дело решает лишь «субъективный фактор»].

Но опыт Китая в этом отношении заставляет сделать совсем не те выводы, какие делают сторонники «революции сознания». Определенный тип массового человека, на который ориентируются маоисты, – это совсем не тот «новый человек» и не то «новое революционное сознание», какими они рисуются западно-европейским леворадикалам. Ставя перед собой великодержавную цель построить «новый», «великий» Китай, маоисты встречают на своем пути серьезные преграды, в частности, отсутствие материальных предпосылок ускоренного преобразования. В соответствии с поставленной целью и лепится маоистский «новый человек». Это уже не джентльмен маркузианского типа, не рафинированный интеллигент леворадикалов, регуляторы социального поведения которого «помещены» внутри него самого, а солдат. Таким образом, опыт маоистского Китая с его «культурной революцией» свидетельствует отнюдь не в пользу возможности создания искусственно сфабрикованного «нового» массового сознания, которое бы выражало по своей сущности «новый», еще не сложившийся и не подкрепленный адекватной материальной базой тип общественных отношений и тем более – могло бы само порождать его.