Читать онлайн «История Древней Греции в биографиях». Страница 33

Лишь только Фемистокл кончил, снова поднялся Адимант и стал предостерегать Эврибиада, чтобы он не соглашался с человеком, который потерял свое отечество: пусть Фемистокл прежде укажет свое отечество и тогда уже говорит, а то он должен молчать. Тогда Фемистокл с благородным гневом указал на афинские корабли и сказал: «Вот наше отечество, хотя мы теперь не имеем ни земли, ни города. Какой из греческих народов мог бы противостоять нападению наших 200 кораблей?» И обратившись к Эврибиаду, он присовокупил: «Оставайся и покажи себя мужественным человеком! Если же нет, ты погубишь Элладу. Главная военная сила для нас – наши корабли. Если ты не последуешь моему совету, то мы, сколько нас тут есть, заберем на суда всех своих домашних и поплывем отсюда в Сирис, в Италию, которая принадлежит нам уже с давних пор, и где, по слову богов, мы должны поселиться. А вы, лишившись нашей поддержки, вспомните о моих словах». Стратиги пришли в ужас, услышав эту угрозу, потому что без помощи афинян невозможно было противостоять неприятелю. Таким образом, решено было остаться и ожидать неприятельского флота. В этом собрании происходили жаркие прения. Эврибиад в пылу спора, как говорят, даже поднял на Фемистокла палку; но последний, в эту решительную минуту думая только о благе отечества, с благородным равнодушием сказал: «Бей, но выслушай меня!»

После того как стратиги решились дать сражение при Саламине, они принесли богам торжественную жертву и молились о победе. Они призывали на помощь героев Саламина, Теламона, Аякса и Тевкра; они послали трехвесельное судно в Эгину, чтобы привезти оттуда изображение Эака и прочих Эакидов, дабы эти мужественнейшие герои эллинов предшествовали в сражение своему народу.

Наконец показался персидский флот и необозримой линией стал на якоре от Суниона до Фалерна. После сражения при Артемисие он подкрепил себя новыми кораблями с греческих островов и берегов и долго был занят опустошением Эвбеи. При виде такой страшной силы на греков снова напал страх и они неотступно требовали у Эврибиада третьего собрания военного совета. Большинство было опять за отступление. Тогда Фемистокл, для того чтобы остановить их и принудить к сражению, прибег к хитрости. Он незаметно оставил собрание, в котором ничего не мог более сделать, и послал верного раба по имени Сикинна, педагога (дядьку) его детей, под прикрытием ночи к Ксерксу и велел ему сказать: «Предводитель афинян на твоей стороне; ему приятнее было бы, чтобы ты выиграл сражение, а не эллины. Поэтому он извещает тебя, что эллины в страхе и совещаются о бегстве. Вы совершите блистательное дело, если не позволите им уйти; потому что они не единодушны и не будут оказывать никакого сопротивления, и вы увидите, как они сражаются между собой – те, которые за вас, и те, которые против вас».

По прибытии флота Ксеркс утром следующего дня держал с начальниками кораблей военный совет – дать ли морское сражение или нет. Сам он сидел на троне, а призванные князья и предводители каждый занимал назначенное ему почетное место: выше всех сидел царь Сидонский, потом царь Тирский и т. д. по порядку. Мардоний должен был обходить ряды и отбирать мнения, чтобы потом передать их царю. Все были за морское сражение, за исключением царицы Карийской, Артемисии, которая с пятью кораблями сопровождала флот от Галикарнасса. Она предложила самый лучший совет, а именно: идти сухим путем на перешеек; тогда неприятельский флот тотчас расстроится и без сражения, и таким образом будет уничтожено всякое сопротивление. Но Ксеркс, в гордом сознании победы, последовал совету остальных и решил дать сражение.

И вот, в тот самый день, когда делались приготовления к сражению, Сикинн приносит Ксерксу известие от Фемистокла. Ксеркс поверил словам неприятеля и повелел привести в исполнение его совет. Греки стояли со своими кораблями у берегов Саламина, в узком проходе между этим островом с одной стороны и берегами Аттики и Мегары с другой. Бухта, где стояли греки, представляет два узких входа, один – с запада, вдоль мегарских берегов, другой – с востока, от Пирея. Около полуночи Ксеркс велел западному крылу своего флота, состоявшему из финикийских кораблей, расположенных у Фалерна, обогнуть остров Саламин и войти в западный проход Саламинской бухты. Они расположились полукругом у входа в бухту, так что их правое крыло примыкало к Саламину и обогнуло левое крыло греческого флота. К их левому крылу должен был примкнуть с востока центр персидского флота. Составлявшие его кипрские, киликийские, ликийские и памфилийские корабли двинулись в бухту через восточный проход и соединились с финикийскими. Ионяне и карияне, помещавшиеся на левом крыле, стали в самом восточном проходе, так что они левым крылом прикасались к Саламину, правым – к центру. Таким образом, все расположение персов образовало большую дугу, которая вполне замыкала греческий флот. Корабли, не нашедшие себе места в боевой линии, были расставлены у обоих входов для подкрепления того и другого крыла, для того чтобы эллины ни в каком случае не могли прорвать линию и уйти. Все это произведено было ночью в такой тишине, что греки ничего не могли заметить.

Ксеркс приказал также в течение ночи устроить для себя на южном склоне горы Эгалея, далеко вдающейся в Саламинскую бухту, позади центра своего флота, возвышение, с которого он мог бы удобно следить за битвой своих кораблей. Вдоль берега расставлено было сухопутное войско; оно должно было принимать поврежденные в сражении корабли, защищать своих и истреблять неприятеля. С этой же целью был занят персидскими войсками и небольшой остров Пситталия, лежавший у восточных берегов Саламина.

В то время как персы готовились к сражению, греческие предводители все еще спорили в собрании о том, отступить им или остаться. После полуночи Фемистокл вышел из собрания; ему доложили, что какой-то человек желает переговорить с ним. То был Аристид. Он ночью приехал из Эгины, чтобы разделить опасность со своими согражданами и доставить им хоть свою личную помощь. Его изгнание было отменено – в эту опасную для отечества минуту все изгнанники были возвращены. Он сказал Фемистоклу, своему прежнему противнику: «Долго мы были соперниками друг другу, посоперничаем же теперь в услугах отечеству. Пелопоннесцы могут говорить об отступлении или нет – все равно. Ни коринфяне, ни Эврибиад ничего не сделают, Я плыл из Эгины, и мне стоило много труда избегнуть неприятельских кораблей. Мы заперты, сообщи это стратигам». Фемистокл открыл Аристиду, что это его дело, и ввел его в собрание, чтобы он сам объявил свою весть стратегам, так как его словам скорее поверят. Теносский корабль, перешедший на сторону греков, подтвердил новость, сообщенную Аристидом. Итак, греки принуждены были сражаться.

Рано утром 20 сентября греческие корабли расположились в боевом порядке против неприятельского флота, 375 кораблей и почти 70000 человек против 750 кораблей с 150000 экипажа. 200 афинских кораблей под начальством Фемистокла стали на левом крыле, против финикиян; на правом крыле, почетном месте в сражении, стал против ионян и кариян Эврибиад с кораблями Лакедемона, Коринфа, Эгины и Мегары – всего 106 судов. Остальные корабли поместились в центре. Незадолго до расположения в боевой порядок возвратился корабль, посланный в Эгину за изображениями Эакидов. Греки запели пэан (военную песнь), который далеко раздался в горах, и, одушевленные словами предводителя, Фемистокла, ударили в весла на врага с криком: «Вперед, потомки эллинов, спасайте отечество!» Тогда и персы подняли свой варварский военный крик и так стремительно пошли в атаку, что греки изумились и без приказания, держа корабли носом к неприятелю, пошли назад. Так как это отступление продолжалось значительное время, то корабли были оттиснуты к берегам Саламина, и упадок духа с каждым моментом возрастал все более и более. Аминий, афинянин, брат поэта Эсхила, положил конец позорному отступлению. Он велел своей триреме быстро двинуться вперед и носом своего судна врезался в приближавшийся к нему финикийский корабль. Теперь завязалась настоящая битва: афиняне поспешили на помощь к Аминию, а на правом крыле также бодро выступил против врага эгинский корабль, на котором были Эакиды, а за ним последовали и другие. Скоро по всей линии загорелась борьба, долго длившаяся с переменным счастьем. Наконец Фемистоклу удалось прорвать линию Финикиян и обратить их в бегство. Одни, чтобы по крайней мере спастись самим, бросились со своими кораблями к берегу материка, другие же отступили в центр боевой линии. Теперь Фемистокл с фланга сделал нападение на самый центр; один за другим было побеждено несколько кораблей, и один за другим обратились они к восточному входу. Тут, в узком проходе, произошла страшная давка. Корабли, стоявшие здесь в резерве и не бывшие еще в деле, хотели пробиться в бухту, чтобы не показаться бездействующими в глазах царя, который с Эгалея, окруженный придворными чинами и писателями, смотрел на сражение. Корабли же, бежавшие из бухты, встречаясь с ними, ломали их весла, даже пускали их ко дну, чтобы очистить себе дорогу. Больше всех работали тут эгинские корабли. Что ускользнуло от афинян в бухте, то перехвачено было ими у выхода.