Читать онлайн ««Сыны Рахили». Еврейские депутаты в Российской империи. 1772–1825». Страница 36

Следующий проект, составленный Ноткиным специально для представления комитету в мае 1803 г., содержал более подробную и детальную программу преобразований. Повторялись упоминавшиеся выше сетования на притеснения со стороны польских магнатов и разорение. Далее следовала критика подготовленного комитетом проекта «Положения о евреях», во многом сходная с рассмотренными выше «мнениями» кагалов: указания на пагубные последствия выселения и запрета на «продажу питей»[667]. Отношение к идее приобщения евреев к земледелию было высказано в данном проекте более резко: «Сделать евреев [вероятно, в данном случае имеется в виду все еврейское население] земледельцами, по мнению моему, нелепо»[668]. Далее следуют широкие обобщения, свидетельствующие о знакомстве Ноткина с политическими идеями того времени: «Этого нужно было бы желать тогда, когда евреи составляли бы особенное гражданское тело», т. е. если бы существовало еврейское государство с присущими «нормально» организованному государству сословиями, в том числе земледельцами. В современной же автору проекта ситуации евреи «составляют одно совершенное политическое тело», т. е. обладают определенной социальной и культурной автономией в пределах нееврейского государства, а также занимают особую экономическую нишу («занимаются теми ремеслами, в которых другие не упражняются»)[669]. Эти рассуждения ярко демонстрируют, как потребность объяснить власти структуру еврейского общества приводила к ее осмыслению элитой этого общества на новом идеологическом уровне.

Предложенный Ноткиным вариант реформы предполагал реорганизацию управления евреями, отчасти сходную с упоминавшимися выше предложениями Державина. Следовало «назначить для всех евреев, пребывающих в России, одного попечителя», своего рода «главного еврея», «который отстаивал бы во всех случаях и имел бы доступ к государю императору», а в каждой губернии учредить постоянно действующую «депутатскую комиссию» (или «депутацию») при губернаторе «для устроения дел еврейских в той губернии»[670]. Функции «депутатской комиссии» совпадают с функциями кагала, и, вероятнее всего, под этим названием Ноткин подразумевал несколько модернизированный кагал, включенный в систему российской администрации. В связи с проектируемым превращением членов кагала в правительственных чиновников следует рассматривать и предложение брать «способных евреев» «в государственную службу и награждать их по заслугам чинами»[671]. Проект Ноткина обнаруживает большие совпадения (иногда почти дословные) с проектом другого уроженца Могилева, также пытавшегося сочетать идеалы традиционной еврейской элиты с веяниями Просвещения, – Беньямина Шпеера, представленным в 1773 г. полоцкому губернатору, и с составленным при его активном участии «Уложением о кагалах». Должности «попечителя» в проекте Ноткина соответствует аналогичная должность в проекте Шпеера[672]. Предложению «Уложения» об учреждении «банков» (или «ломбардов») при кагалах для выдачи ссуд евреям[673] соответствует в проекте Ноткина учреждение аналогичных «ломбардов» «в каждой губернии» (вероятно, при кагалах или «депутатских комиссиях»)[674], а учреждению школ для детей бедняков при кагалах в проекте Шпеера и «Уложении»[675] – организация «депутатскими комиссиями» школ для обучения «еврейских детей, как богатых, так и бедных» европейским языкам в проекте Ноткина[676]. Совпадает также негативная характеристика современного авторам проектов состояния еврейского образования, требующего реформ: «Во всяком местечке школы для бедных заведены, но по несчастию упражняются в науках бесполезных»[677] в проекте Шпеера и «Евреи не радеют о воспитании детей своих и поручают оное кому случится»[678] в проекте Ноткина. В последнем случае констатируется неудовлетворительное состояние системы образования в целом, не только школ для детей бедняков (хедеров), но и образования, которое получали на дому дети состоятельных евреев. Проекты Ноткина в некоторых деталях обнаруживают совпадения и с проектами Якова Гирша, также проживавшего в Могилеве. Так, предложенный Гиршем Екатерине II и осуществленный по ее распоряжению проект «овечьего завода» для производства «европейской шерсти»[679] находит соответствие в проекте Ноткина, предполагавшего, что евреи в Крыму будут заниматься «размножением овец лучших пород»[680]. И в том и в другом случае предприятию приписывалась, помимо практической пользы, и символическая нагрузка: в то время как Гирш пытался включить свою инициативу в общероссийский экономический контекст, у Ноткина овцеводство связывалось с «подражанием» евреев «древним праотцам»[681]. Образовательная реформа, предложенная Гиршем в 1783 г. Комиссии об учреждении народных училищ, также была связана с перераспределением общинных доходов, европейскими языками и интеграцией[682]. Предложенная выше реконструкция возможной преемственности проектов, выдвигавшихся евреями, принадлежавшими к одной общине (могилевской), имевшими одинаковый социальный статус (крупное купечество) и связи как с российской администрацией, так и с кругом еврейских просветителей в Берлине, представляется более плодотворной, нежели интерпретация проектов Ноткина у американского исследователя Д. Фишмана, указывавшего на их связь с общими идеями М. Мендельсона и Х.В. Дома[683]. В то время как и для еврейского просветителя, и для либерально настроенного прусского чиновника интеграция евреев в окружающее общество была связана с исчезновением культурных различий и автономных общинных институтов, в проектах Шпеера, Ноткина и, в меньшей степени, Гирша прослеживается противоположная тенденция к усилению роли кагалов и традиционной элиты путем их модернизации и слияния с российской администрацией.

В числе проектов, «поданных в разные времена на высочайшее имя» и препровожденных Новосильцевым на рассмотрение комитета[684], был проект «неизвестного еврея»[685], который также можно отнести к числу частных инициатив ввиду отсутствия в источниках указаний на то, что «неизвестный еврей» был кем-то уполномочен. По мнению «неизвестного еврея», самым негативным фактором еврейской жизни было наличие «черты оседлости», в которой евреи «заключены»[686]. Автор проекта пытался доказать, что законодательные ограничения не только «до бесконечности отяготили участь бедного еврейского народа», но и невыгодны для государства: еврейские купцы из-за двойного налогообложения были вынуждены переходить либо из первой гильдии во вторую и третью, либо в мещанство, что привело к сокращению государственных доходов[687], а преимущественное занятие евреев, «торговля, не имея свободного по пространству империи течения и будучи ограничена толико неравными, в отношении нынешней обширности ея, пределами, весьма много чрез сие теряет»[688]. Что же касается низших слоев еврейского общества, то налоги за них уплачивались кагалами еще до введения двойной подати, а после ее установления и выселения евреев из сельской местности они якобы полностью перешли на иждивение кагалов[689]. Отметим, что в тот период благотворительность сосредоточилась в основном в руках противостоявших кагалу хеврот, занимавшихся выдачей беспроцентных ссуд, обеспечением бедных невест приданым и т. п., так что в данном документе роль кагалов сильно преувеличена. Законодательные стеснения сказались также и на настроениях в еврейской среде: вся «нация сия от такового ограничения крайне унижена и обескуражена»[690], что не может не вызвать опасений власти. «Неизвестный еврей» указывал также на противоречия в позиции правительства по отношению к евреям. Якобы стремясь к их унификации с остальными подданными, оно ограничило их чертой оседлости, где евреи лишены «случаев видеть и познавать, что только есть в Отечестве изящного во вкусе, науках, художествах, рукоделиях и благонравного образа мыслей и воспитания, дабы всему тому подражать к усовершенствованию себя в нравственности и искусствах»[691]. Озабоченное только «снискиванием пропитания», загнанное в тесные рамки черты оседлости, страдающее от враждебного отношения властей и местных жителей, еврейское население замыкается в себе и, таким образом, «далеко и нечувствительно отдаляется от той цели, с каковою премудрая Екатерина… сей народ в числе прочих усыновила»[692]. Примечательно, что, как и в упоминавшемся выше прошении поверенного евреев Каменец-Подольска Ицки Гельмановича, Екатерине II, установившей черту оседлости и двойную подать, приписывается особая благосклонность к евреям и стремление повысить их статус. Апелляция к памяти Екатерины II, возможно, свидетельствует в пользу датировки проекта «неизвестного еврея» началом царствования Александра I, отмеченным культивированием памяти императрицы (не соответствовавшим, впрочем, личному отношению к ней внука). Заслуживает также внимания сочетание ориентации на европейские культурные ценности с апологией традиционного общинного института – кагала, являвшегося, как принято считать, постоянным объектом критики со стороны «просвещенных» евреев. Вероятно, проект сохранился не полностью, поскольку отсутствует обычная для такого рода документов рекомендательная часть, в которой, вероятнее всего, содержались предложения отмены черты оседлости и двойной подати.