Читать онлайн «Последние дни инков». Страница 38

Испанцы между тем имели очень слабое представление о том, какой сложный механизм представляла собой империя, которую они частично завоевали. В то время как они сразу же распознали общие черты, сближавшие инкский мир с культурой Старого Света, они имели крайне скудные сведения относительно подлинных механизмов, приводивших Инкскую империю в движение. Гений инков — так же как и римлян — заключался в их совершенно исключительных организаторских способностях. Каким бы удивительным это ни казалось, этническая группа, численность которой, по-видимому, никогда не превышала 100 000 человек, оказалась способна управлять жизнедеятельностью в 10 миллионов человек. И все это несмотря на тот факт, что жители империи говорили более чем на семистах языках и были расселены на пространстве протяженностью в 2500 миль, которое отличалось самым неровным и самым неоднородным рельефом в мире.

Экономика Инкской империи, как и экономика многих более ранних мировых цивилизаций, базировалась преимущественно на сельском хозяйстве. Именно благодаря искусному управлению и обширным работам по выстраиванию террас количество сельскохозяйственных угодий за время инкского правления постоянно увеличивалось. Даже если урожай в какой-то одной области был низким, хорошо развитая государственная система хранения продовольствия и налаженная организация транспортировки продуктов из одной части империи в другую делали голод практически невозможным. При том что экономика Инкской империи была далека от совершенства, каждому ее жителю был гарантирован кров и достаточное количество еды и одежды.

Но в отличие от испанцев граждане Тавантинсуйю не имели земли в частном владении и не имели собственных предметов роскоши. Если отдельные граждане и имели свои дома, то только инкские правители и некоторые представители аристократии имели свои частные земельные владения. Инкская империя в своей экономической жизнедеятельности основывалась на одном фундаментальном принципе (который в значительной степени держался на оружии свирепой инкской армии, имевшей за своей спиной успешный опыт покорения других племен), заключавшемся в том, что вся земля и все природные ресурсы принадлежали государству, которое, в свою очередь, контролировалось инкским императором. Божественное право императора на эти ресурсы исходило непосредственно от солнца. Точно так же, как столетие спустя французский король Людовик XIV заявит: «L’etat, c’est moi» («Государство — это я»), так и инкский император утверждал, что он является главным землевладельцем и хранителем всех богатств земли.

Принцип государственной собственности представлял собой фундаментальную предпосылку того социального договора, который соединял воедино подданных империи. Поскольку государство владело всеми пахотными землями, то, предоставляя определенные земельные права крестьянским общинам (предлагая землю во временную обработку), оно по определению требовало чего-то взамен. Это взаимное обязательство — предоставление ограниченных земельных прав на условиях последующего возвращения долга — представляло собой фундаментальное соглашение, на котором была основана империя. Поскольку государство предоставляло земельные права, оно взамен могло требовать выплаты налогов. Но инки предпочитали взимать подати не в виде произведенной продукции, а в виде трудовой деятельности.

Все главы семей мужского пола в возрасте от 25 до 50 лет должны были платить подати. Поскольку эта группа составляла от 15 до 20 процентов от всего населения империи, то это означало, что инкская элита могла в любое время пользоваться трудом примерно двух миллионов работников. Ежегодно правительство требовало от глав семей предоставлять от 2 до 3 месяцев своей работы на пользу государства и на благо религии солнца. Инки называли эту трудовую повинность «мита», что означает «оказать услугу». Если принять в расчет, что средний американский налогоплательщик сейчас платит 30-процентный налог на доход, полученный за 12 месяцев труда, то это означает, что указанный гражданин фактически ежегодно «дарит» 3,6 месяца своей работы на содержание различных федеральных, государственных и местных бюрократических учреждений. Таким образом, по иронии судьбы получается, что средний гражданин США в XXI в. выплачивает большую сумму налогов, чем среднестатистический туземец, живший в Инкской империи в XVI в. Однако глава инкской семьи — в отличие от сопоставляемого с ним главы современной американской семьи — не обязан был отработать эти 2 или 3 месяца непременно сам; он мог распределить свое налоговое бремя между членами своей семьи. Чем больше была семья у туземного жителя, тем легче было его налоговое бремя, имей оно форму строительства дорог, ткачества, гончарного дела и т. д.

Для переписи своих граждан, для регистрации их рождений, смертей, заключенных браков, для учета налогов выплаченных и причитающихся к выплате правительство задействовало целую армию счетоводов и администраторов. В каждой провинции специалисты этого профиля фиксировали при помощи кипу распределение граждан по социальным, возрастным и профессиональным категориям. Верховные инспекторы, которые именовались «токойрикоки», что означает «те, кто видит все», отслеживали информацию по каждой провинции и передавали ее генеральному инспектору, зачастую приходившемуся братом инкскому императору.

Для более эффективного управления обширной империей инкская элита выстроила иерархическую систему, в которой подлежащие налогообложению главы семейств подразделялись на группы в 10, 50, 100, 500, 1000 и 10 000 человек. На вершине инкской социальной пирамиды находился император, который являлся верховным государственным, религиозным и военным правителем. Ступенью ниже находились четыре префекта, или апу, которые представляли собой Верховный Совет инков. Каждый из этих четверых апу представлял одну из четырех имперских областей, или суйю. Еще ниже находились местные управители, или токрико апу, которые избирались из инкской знати. Управители (или губернаторы) проживали в 88 столицах провинций и выполняли административные и судебные функции. К примеру, смертные приговоры мог утверждать только токрико апу. Еще ниже располагалось несколько слоев местных вождей, именовавшихся «кураками», которые за то, что правительство освобождало их от уплаты налогов, должны были организовывать сборы податей со своих собственных этнических групп. Статус каждого кураки определялся числом подведомственных ему семейств, число которых находилось в диапазоне от 100 до 10 000. Ниже этого достаточно тонкого слоя правящих элит находилась огромная масса простого народа, составлявшая более 95 процентов всего населения, — миллионы крестьян, ремесленников, пастухов и рыбаков, чей прибавочный труд использовался властной верхушкой для надлежащего функционирования имперских механизмов.

Взамен за предоставляемые земельные права, защиту от внешнего нападения, возможность участия в отправлении религиозного культа, а также гарантированную еду, одежду и жилье инкские граждане должны были время от времени рекрутироваться в армию и принимать участие в военных кампаниях, отрабатывать два-три месяца в год на государство и выполнять свод правил, сформулированных инкской элитой. Взаимные обязательства являлись тут краеугольным камнем, основным приводным механизмом в сложной системе взаимоотношений, связывавших воедино инкскую элиту и остальную часть населения империи. Аннулируйте этот взаимный характер отношений — и весь многосложный имперский механизм, разработанный инками, прекратит функционировать, подобно огромным механическим часам, в которых неожиданно застопорилась шестеренка.

Такова была природа имперского правления, которое Манко Инка начал всемерно укреплять в конце 1534 г. Он взялся за непростую задачу. Империя была уже сильно ослаблена несколькими годами ведения гражданской войны. Да, Тавантинсуйю вновь правил инкский император, но его определил на это место отряд чужеземцев, чьи мотивации с каждым днем начинали вызывать все большее и большее подозрение. Испанцы, например, уже осквернили ряд священных инкских храмов и этим унизили инкское духовенство и значительную часть местного населения. В глазах, по крайней мере части инкской элиты, которая уже начала осознавать, что испанцы являются узурпаторами, а не освободителями, Манко Инка представлял уже скорее коллаборационистом, чем суверенным инкским правителем.

Если старший его брат Атауальпа к концу срока своего заключения наконец догадался об истинных намерениях испанцев, Манко все еще не обращал внимания на ту трансформацию, которая происходила в Перу. В данный момент Манко все еще не понимал, что Франсиско Писарро проявляет дружелюбие и учтивость просто потому, что стремится выиграть время: дождаться прихода военных подкреплений. Едва появившиеся в Перу испанские города можно было уподобить тонкой цепочке островов в центре бескрайнего недружелюбного моря. В настоящее время море было относительно спокойным, однако в любой момент погодные условия могли измениться. Так что последнее, чего хотел Писарро, — это возбуждать в туземцах мятежные настроения.