Читать онлайн «История России с древнейших времен. Том 15. Царствование Петра I Алексеевича. 1703–1709 гг.». Страница 62

В 1705 году, когда Мазепа стоял лагерем под Замостьем, явился к нему какой-то Францишек Вольский с тайными предложениями от короля Станислава Лещинского; Мазепа, выслушав его наедине, призвал стрелецкого полковника Анненкова, постоянно находившегося при гетмане, велел ему взять Вольского за караул, допросить с пыткою о неприятельских намерениях и потом отослать в оковах в Киев к тамошнему воеводе, а прелестные письма Станиславовы отослал к царю при следующем собственном письме: «Уже то на гетманском моем уряде четвертое на меня искушение, не так от диавола, как от враждебных недоброхотов, ненавидящих вашему величеству добра, покушающихся своими злохитрыми прелестями искусить мою неизменную к в. в-ству подданскую верность и отторгнуть меня с Войском Запорожским от высокодержавной в. в-ства руки. Первое от покойного короля польского Яна Собеского, который шляхтича Доморацкого присылал ко мне с прелестными своими письмами: Доморацкого и письма я тогда же отослал в приказ Малые России. Второе от хана крымского, который во время возвращения от Перекопи с князем Василием Голицыным прислал ко мне пленного козака с письмом, в котором уговаривал, чтоб я или соединился с ним, или отступил от войск ваших и не давал им никакой помощи. Письмо это я тогда же вручил князю Голицыну. Третье от донцов раскольников Капитонов, от которых приезжал ко мне в Батурин есаул донской, склоняя к своему враждебному замыслу, чтоб я с ними ополчился на вашу державу Великороссийскую, обещая, что и хан крымский со всеми ордами придет на помощь: есаула я отослал тогда же для допроса в Москву. А теперь четвертое искушение, от короля шведского и от псевдокороля польского Лещинского, который прислал из Варшавы в обоз ко мне шляхтича Вольского; я приказал расспросить его с пыткою и расспросные речи посылаю ко двору в. в-ства, а его самого, Вольского, для того не посылаю, что дорога небезопасна: боюсь, чтоб его не отбили. И я, гетман и верный вашего царского величества подданный по должности и обещанию моему, на божественном евангелии утвержденному, как отцу и брату вашему служил, так ныне и вам истинно работаю и, как до сего времени во всех искушениях, аки столп непоколебимый и аки адамант несокрушимый, пребывал, так и сию мою малую службишку повергаю под монаршеские стопы». Потом Мазепа перешел на зимние квартиры в Дубно; племянник его Войнаровский с полковником Чернышом находились при государстве в Гродно, а прилуцкий полковник Дмитрий Горленко, в звании наказного гетмана, стоял там же, у Гродно, при армии с двумя малороссийскими полками, своим и Киевским. В это время Мазепа вдруг получает длинное письмо от Горленка, наполненное жалобами на дурное обхождение с козаками великороссийских начальных и подначальных людей; между прочим, Горленко писал, что однажды стащили его и провожавших его с лошадей, которых забрали под подводы, а Иван Черныш прислал к Мазепе копию с царского указа, по которому будто бы два козацкие полка, Киевский и Прилуцкий, посылались в Пруссию для изучения ратного дела и для устроения из них регулярных драгунских полков. Выслушавши эти письма и копию с указа, которые прочел перед ним доверенный его писарь Орлик, Мазепа сказал: «Какого ж нам добра вперед надеяться за наши верные службы? Другой бы на моем месте не был таким дураком, что по сие время не приклонился к противной стороне на такие пропозиции, какие присылал мне Станислав Лещинский!» Спустя несколько времени приезжает в Дубно сам Горленко и рассказывает, что притворился больным и под этим предлогом выпросился из царской армии, подаривши генералу Ренне несколько добрых коней и 300 ефимков; убежал он таким образом, боясь, чтоб не послали в Пруссию и не устроили в драгуны, за что целое войско козацкое возненавидело бы его, Горленка, как человека, который положил начало этому противному регулярному строю.

Скоро после приезда Горленка в Дубно Мазепа получает приглашение от князя Вишневецкого приехать к нему в Белую Криницу, чтоб быть восприемником его дочери. Мазепа отправился и сблизился там с кумою своею, матерью князя Вишневецкого, по второму мужу княгинею Дольскою, с которою имел дневные и ночные конференции. По возвращении в Дубно Мазепа велел Орлику написать благодарственное письмо княгине, причем послал к ней ключ цифирной азбуки для дальнейшей секретной переписки, и чрез несколько дней получил ответ цифрами: «Уже я послала куда следует с донесением об истинной вашей приязни». В 1706 году будучи в Минске, Мазепа получил еще маленькое цифирное письмо от Дольской, извещавшей, что какой-то король посылает к нему свое письмо. Когда Орлик прочел ему это письмецо Дольской, Мазепа сказал, засмеявшись: «Дурная баба! хочет через меня царское величество обмануть, чтоб его величество, отступя короля Августа, принял в свою протекцию Станислава, помог ему утвердиться на польском престоле, за что обещает подать такие способы, которыми легко может царское величество шведа побить; я уже о том ее дурачестве государю говорил, и его величество смеялся». В Киеве получено новое письмо от Дольской, в котором она просила, чтоб Мазепа начинал преднамеренное дело, чтоб был уверен в скорой помощи от целого шведского войска из Волыни и в исполнении всех своих желаний, на что пришлется к нему ассекурация короля Станислава и гарантия короля шведского. Выслушав это письмо, Мазепа, разъяренный, вскочил с постели и начал бранить княгиню: «Проклятая баба обезумела! Прежде меня просила, чтоб царское величество принял Станислава в свою протекцию, а теперь пишет совсем другое; беснуется баба! Хочет меня, искусную, ношеную птицу, обмануть! Пропал бы я, если б дал себя бабе обмануть; возможное ли дело, оставивши живое, искать мертвого, и, отплыв от одного берега, другого не достичь. Станислав и сам не крепок на своем королевстве, Речь Посполитая раздвоена: какой же может быть фундамент безумных прельщений той бабы? Состарился я, служа царскому величеству, и нынешнему, и отцу, и брату его верно, не прельстили меня ни король польский Ян, ни хан крымский, ни донские козаки, и теперь, при кончине веку моего, единая баба хочет меня обмануть!» Сказавши это, Мазепа сжег письмо и велел Орлику написать ответ: «Прошу вашу княжую милость оставить эту корреспонденцию, которая меня может погубить в житии, гоноре и на субстанции; не надейся, не помышляй о том, чтоб я при старости моей верность мою царскому величеству повредил».

Долго после этого не было цифирных писем от Дольской, но вот опять пришло письмо: баба ловко закинула сеть на искусную, ношеную птицу! Княгиня писала изо Львова, рассказывала, как она крестила у кого-то ребенка с царским фельдмаршалом Борисом Петр. Шереметевым, вместе потом обедали; она сидела за столом между Шереметевым и генералом Ренне; в разговоре упомянула она случайно имя Мазепы, отозвавшись о нем с похвалою; Ренне сказал ей на это: «Умилосердись, господи, над этим добрым и разумным господином; он, бедный, не знает, что князь Александр Данилович яму под ним роет и хочет, отставя его, сам в Украйне быть гетманом». Шереметев подтвердил слова Ренне. Дольская спросила: «Для чего ж никто из добрых приятелей не предостережет гетмана!» «Нельзя, – отвечал Шереметев, – мы и сами много терпим, но молчать принуждены».

Птица попалась. Выслушав письмо, Мазепа сказал Орлику: «Знаю я и сам очень хорошо, что они и об вас, и обо мне думают, хотят меня уконтентовать княжением Римского государства, а гетманство взять, старшину всю выбрать, города под свою область захватить и воевод или губернаторов в них поставить, а если бы воспротивились, за Волгу перегнать и своими людьми Украйну населить. Сами вы слышали, чего вам надеяться, когда князь Александр Данилович в квартире моей в Киеве во время бытности царского величества на ухо мне говорил: пора теперь за этих врагов приниматься! В другой раз слышали вы, как тот же Александр Данилович публично княжения себе Черниговского просил, чрез которое стелет путь к гетманству». Расходился старый гетман, припомнил все свои обиды; вспомнил великое себе уничижение и поругание, когда царь в 1706 году послал Меншикова с кавалериею на Волынь, а ему, Мазепе, приказал идти за ним и исполнять его приказания. «Не так бы мне печально было, – говорил Мазепа, – когда бы меня дали под команду Шереметеву или иному какому великоименитому и от предков своих заслуженному человеку». Вспомнил гетман и второе поругание и обман все от того же Меншикова: положил с ним Меншиков на слове – выдать замуж сестру свою за племянника гетманского Войнаровского, но когда потом Мазепа напомнил Меншикову об этом, то он отвечал: «Нельзя, царское величество сам хочет на сестре моей жениться». «Свободи меня, господи, от их господства!» – закончил свои жалобы Мазепа и велел Орлику написать Дольской с благодарностию за приязнь и предостережение.

Упомянутый Мазепою случай, когда Меншиков шептал ему на ухо об искоренении старшины, происходил таким образом: в 1706 году в Киеве просил гетман царя к себе на обед, после обеда Меншиков, будучи немножко шумен, взял Мазепу за руку, сел с ним на лавку и, наклонясь к нему, сказал на ухо, но так громко, что близ стоявшие старшины могли слышать: «Гетман Иван Степанович, пора теперь приниматься за этих врагов!» Мазепа отвечал ему на ухо, но так громко, что все опять могли слышать: «Не пора!» Меншиков продолжал: «Не может быть лучшего времени, как теперь, когда здесь сам царское величество с главною армиею». Мазепа отвечал: «Опасно будет, не конча одной войны с неприятелем, другую начинать, внутреннюю». Меншиков сказал на это: «Их ли, врагов, опасаться и щадить? Какая от них польза царскому величеству! Прямо ты верен государю, но надобно тебе знамение этой верности явить и память по себе в вечные роды оставить, чтоб и будущие государи ведали и имя твое ублажали, что один такой был верный гетман Иван Степанович Мазепа, который такую пользу государству Российскому учинил». В это время царь встал с своего места, и разговор Меншикова с Мазепою прекратился. Гетман, проводивши царя и возвратившись с старшиною и полковниками во внутреннюю свою комнату, говорил им: «Слышали все? Всегда мне эту песенку поют, и на Москве, и всюду; не допусти им только, боже, исполнить, что думают».