Читать онлайн «Регион в истории империи. Исторические эссе о Сибири». Страница 50

С.В. Четко считает, что официальная концепция советского народа «не была полностью неверной, поскольку существовал сам советский народ как народ-общество, продукт длительного развития единого государства»39. Среди признаков, объединявших население СССР, исследователь выделяет принадлежность к единому государству и достаточно длительную историческую традицию единой государственности. По его мнению, «этот фактор… вырабатывал и закреплял в поколениях привычку жить вместе, быть подданным общего царя или общего генсека, гражданами одной страны»40, начавшуюся формироваться культурную общность. Ученый пишет, что: «Развитие профессиональной культуры, в том числе у народов, не имевших ее прежде, также действовало как интегрирующий фактор. В условиях индустриализации общества… сокращалась сфера традиционно-бытовой, локальной культуры и соответственно расширялась область распространения массовой культуры в ее советском, общегосударственном варианте». Также большую роль играл «русский язык, благодаря которому существовала единая система коммуникации»41. Как отмечает А.Г. Вишневский, «вполне можно было ожидать, что экономическая и социальная модернизация окажет на советское общество примерно такое же воздействие, какое она оказала в свое время в странах Западной Европы». Ведь в результате модернизационных процессов «рушились многие внутренние перегородки между областями и народами, они сближались, рождались новые, иные, нежели прежде, силы интеграции, которые, казалось бы, должны были спекать выходцев из разных краев империи, из разных ее этносов в единую и неделимую нацию»42.

Говоря о времени появления идеи «советского народа», С.В. Четко вслед за Г. Смитом считает, что она «впервые прозвучала в выступлении Н.С. Хрущева на XXII съезде КПСС, но не получила отражения в итоговых документах съезда. Последнее состоялось на XXIII съезде… уже при Брежневе»43. А.Г. Вишневский относит ее возникновение к еще более позднему периоду: «за несколько лет до распада Союза в СССР был введен в оборот пропагандистский тезис о якобы сложившейся „новой исторической общности людей – советском народе“ – ее можно было трактовать как нечто, вроде американской или французской нации, к формированию которой и подошло население СССР»44.

Однако конкретный исторический материал, в частности бурятский, позволяет утверждать, что идея общесоветского единства возникла гораздо раньше, а термин «советский народ» начал фигурировать по крайней мере со времен Великой Отечественной войны. Еще на третьем съезде советов БМ АССР (1927) отмечалось, что одной из важнейших задач советского общества является подготовка «вполне сознательных граждан Союза»45. В этом контексте симптоматичным можно считать состоявшееся тогда же обсуждение проекта конституции Бурят-Монгольской республики (так, впрочем, и не принятой), в ходе которого была высказана мысль о том, что бурят-монгольская, как и любая другая советская автономия, «не есть нечто застывшее и раз и навсегда данное». Соответственно, федеративное устройство советского государства, а значит и существование национальных республик и собственно национальных идентичностей рассматривалось как временное явление: «федерация является переходной формой к полному единству трудящихся разных наций»46.

Сам термин «советский народ», пожалуй, впервые в выступлениях местной элиты появился в 1943 году47. Примерно с этого времени в Бурятии начинает озвучиваться идея общности, основанной на классовой солидарности населения и его лояльности к советскому государству. Данный идентификационный уровень был более «персонифицированным», т. е. основным субъектом здесь выступал не народ, а отдельная личность, репрезентация которой производилась в социально-классовых терминах. Членом этой общности являлся «каждый гражданин – свободный и полноправный участник строительства социалистического общества», который, «аккуратно выполняя свои обязанности перед социалистическим государством», укреплял «политическую, экономическую и военную мощь своей Родины»48.

Стандартными терминами самоидентификации становятся понятия «рабочий» и «крестьянин»: «…мы, рабочие и крестьяне, строим свою жизнь на пользу своему государству»49. Данные социальные группы, объединенные термином «трудящиеся», непосредственно и составляли «советский народ»: «Трудящиеся Бурят-Монголии отдают себе полный отчет в том, что окончательная победа над озверелыми бандами гитлеровского разбойничьего империализма потребует еще много жертв, лишений и напряжения всех сил советского народа»50. Из данной цитаты видно, что общность «трудящиеся Бурят-Монголии» имплицитно предполагалась как часть общности «советский народ». Термин «Бурят-Монголия» не нес в данном случае этнической смысловой нагрузки, а лишь уточнял административно-территориальную принадлежность «трудящихся» (сравните, например: «трудящиеся Москвы», «трудящиеся завода»).

«Классовая» риторика еще более усилилась в идеологическом дискурсе 70-80-х годов XX века. Отмечая многонациональный состав населения, республиканские партийные лидеры вместе с тем повторяли слова Генсека КПСС: «В нашей стране родилось и окрепло великое братство людей труда, объединенных, независимо от их национальной принадлежности, общностью классовых интересов и целей»51. В официальных текстах того времени все население Бурятской АССР репрезентовалось как некая единая социальная общность – «трудящиеся Бурятии»52; при этом особо подчеркивалось, что «хозяева новой социалистической Бурятии» – это «рабочие, крестьяне, интеллигенция»53.

Наконец, в научных текстах был сформулирован следующий тезис: «Советский народ, являясь воплощением социалистического интернационального единства всех общественных групп и национальностей СССР, выражает и олицетворяет интересы и коммунистические идеалы рабочего класса». И хотя и говорится, что эта общность является одновременно социально-классовой и интернациональной – «возникнув на базе других общностей (классов и наций), она выступает как двуединая, синтезирующая их»54, однако при этом подчеркивается, что социально-классовая сущность советского народа гораздо важнее, так как «марксизм установил примат классового момента над национальным как важнейший методологический принцип»55. Именно поэтому границы общности «советский народ» конституировались посредством классовой, а не этнической принадлежности и, в частности, вся советская история интерпретировалась как «свидетельство героических дел советского народа, в том числе и трудящихся Бурятии»56.

Пора доминирования идеи «советского народа» в официальном идеологическом дискурсе приходится на эпоху «развитого социализма». Сложившийся в это время социально-политический контекст подталкивал власть к поиску способов укрепления внутригосударственного единства. Возможно, усилению значимости этой идеи способствовали также известные заявления коммунистических лидеров о том, что ближайшие поколения советских людей «будут жить при коммунизме». Для политики идентичности это могло означать, что в ближайшей перспективе население Советского Союза должно превратиться в единую социокультурную общность. Данный концепт более всего подходил для актуализации общесоветской идентичности на индивидуальном уровне, поскольку, минуя этнокультурный уровень, должен был вызвать чувство солидарности у каждого жителя СССР, апеллируя к его социально-классовому самосознанию.

Доктрина «советского народа», таким образом, концептуализировалась с претензией на замену собственно этнического самосознания более общей, но не менее эмоционально значимой формой самосознания. Это позволило некоторым исследователям утверждать, что советское государство стремилось к созданию некоего безэтнического Homo Sovieticus’a, а национальная политика коммунистов «преследовала цель… ликвидировать национальные различия и слить народы страны в какую-то безнациональную общность»57.

Однако, как представляется, правильнее было бы говорить, что конструируемая коммунистической элитой общность являлась как раз не «безнациональной», а именно «национальной» – в современном понимании термина «нация», т. е. в определенной степени она должна была представлять собой нечто аналогичное западным нациям-согражданствам. По словам А.Г. Вишневского, «главной декларируемой заботой этой [внутренней] политики всегда была национальная консолидация всего населения СССР, правда, по-другому называемая. Когда советские политики и идеологи размышляли о его будущем, перед их мысленным взором обычно стояло нечто, очень похожее на западные нации, хотя сам термин „нация“ в таком смысле в СССР обычно не употреблялся, „национальное“ здесь, как мы видели, был синонимом „этнического“. Тем не менее много говорилось и писалось о растущей социальной однородности советского общества, об интернационализации экономической и общественной жизни, о русском языке как языке межнационального общения, постоянно повторялись слова Ленина о „сближении и слиянии наций“ и т. д.»58.