Читать онлайн «Ливонский поход Ивана Грозного. 1570–1582». Страница 51

Положение Иоанна в 1580 году было весьма затруднительно. Польский король занимал все больше и больше московских земель, Шведы стали снова утверждаться в Эстонии, Дания готова была присоединиться к врагам московского государя, в казанской и астраханской областях могло вспыхнуть всякую минуту восстание[881]. При таких обстоятельствах Иоанну пришла мысль обратиться за помощью против Речи Посполитой к императору и папе; царь предлагал им союз против Турок под тем условием, что они постараются склонить к миру польского короля и убедить его в необходимости борьбы общими силами с бусурманами, непримиримыми врагами христианства[882].

В конце 1580 года отправлен был с этой целью в Прагу (где жил император Рудольф II) и Рим гонец Леонтий Истома Шевригин. Миссия его увенчалась успехом только у папы. Хотя Иоанн в письме к папе ни словом не затрагивал вопроса о церковной унии, однако Григорий XIII счел прибытие московского гонца в Рим за обстоятельство весьма подходящее для того, чтобы поднять именно этот вопрос, питая, очевидно, надежду на возможность осуществления унии, и решил выслать с этой целью в Москву особенного уполномоченного[883]. Выбор папы пал на иезуита Антония Поссевина, оказавшего уже католической церкви некоторые услуги в Швеции, куда он ездил с той целью, чтобы возвратить короля и целую страну на лоно католицизма[884]. Такая же задача была дана и теперь Поссевину. В секретной инструкции, которую он получил, чисто политические вопросы поставлены были на втором плане. Правда, ему поручалось склонять Стефана Батория к миру, так как от прекращения войны между христианскими государями зависел успех образования лиги против Турок, но вместе с тем предполагалось, что война может окончиться еще до прибытия Поссевина на место назначения, а потому как главная цель миссии указывалось заключение церковной унии. Поссевин должен был убедить Иоанна Грозного в истинности учения католической церкви и в неизбежности религиозного объединения всех народов на земле под главенством папы[885].

Папский уполномоченный выехал из Рима вместе с московским гонцом, но затем они расстались. Шевригин направился в Москву через Любек, желая таким образом избежать переезда через области Речи Посполитой, где его, по случаю войны, могли легко задержать, Поссевин же поехал в Польшу, чтобы исполнить поручения, данные ему папой к Стефану Баторию[886].

Польский король с неудовольствием следил за переговорами Иоанна с папой, так как он полагал, что царь желает восстановить против него главу католической церкви, чтоб повредить интересам государства, которым он управлял[887]. Эта подозрительность короля ставила римскую курию в затруднительное положение. Баторий легко мог отвергнуть ее посредничество, и тогда, конечно, все замыслы Рима обратились бы в ничто. Ввиду этого приходилось вести переговоры с королем о пропуске Поссевина в Москву через польские земли. Рим начал двойную дипломатическую игру. Царю папа обещал склонять Батория к миру[888], а короля поощрял к дальнейшим военным действиям и завоеваниям[889]. Игра увенчалась успехом: Баторий согласился пропустить Поссевина через свое государство, хотя вскоре затем раскаялся в том, что дал на это свое согласие, полагая, что в миссии Поссевина кроется против него злой замысел его врагов[890].

Вследствие этого положение папского легата в Польше становилось весьма затруднительным, но иезуиту удалось легко успокоить подозрительность Батория, горячо преданного интересам католической церкви; мало того, увлечь короля изображением той роли, которую суждено ему сыграть в мировой истории. Завоевав Ливонию, Баторий утвердит в ней католичество, а заключив мир с Иоанном, он совершит еще более великое дело, ибо подготовит почву для сближения восточной церкви с западной и таким образом будет содействовать торжеству католической церкви на земле. Баторию выпадает роль Карла Великого. Когда начнутся переговоры о мире, папа будет сочувствовать, конечно, католическому королю Польши более, чем иноверному государю, пользующемуся к тому же весьма дурной славой во всей Европе; если Баторий примет при этом посредничество папы и будет обращать внимание на его указания, он тем самым увеличит обаяние апостольского престола[891].

Поссевин прибыл к Баторию в то время, когда у него находилось московское посольство, с Пушкиным и Писемским во главе. Нам известен уже ход переговоров этого посольства с королем: Иоанн, уступавший сначала Речи Посполитой всю Ливонию, за исключением четырех пунктов, отказался потом от этого условия. Мы знаем также, что в переговорах принимал участие и папский легат, но безуспешно[892]. Переговоры были прерваны, война возобновилась и Баторий отправился осаждать Псков.

Между тем Поссевин поехал в Старицу, где тогда пребывал Иоанн. Результат переговоров папского посла с царем был только тот, что царь с радостью принял предложение последнего быть посредником между ним и Баторием[893]. Тогда Поссевин уехал под Псков в лагерь короля, куда он прибыл 5-го октября, приветствуемый с величайшей радостью армией осаждающих, которая вследствие затруднительного положения жаждала мира[894].

Легат вступил тотчас же в тайные собеседования с Баторием и его alter ego Замойским. Положение дел было таково, что оба руководителя Речи Посполитой понимали необходимость заключения мира в возможно скорейшем времени. Однако Баторий продолжал настаивать на своем обычном требовании уступки всей Ливонии, но соглашался уже отправить для ведения переговоров о мире и своих послов, если Иоанн пришлет своих. Поссевин постарался убедить царя в необходимости принять эти условия, изображая положение его весьма мрачными красками.

Царю приходится воевать с двумя врагами, польским и шведским королем. Шведы взяли Нарву, Иван-Город, Вейссенштейн (Белый Камень, Labidem Albam) и другие крепости; мало того, они вторгнутся во внутренние области московского государства, если Иоанн не поспешит заключить мир с Баторием. Псков находится в величайшей опасности. Подкрепления, которые посылаются городу, не достигают своего назначения. Между тем псковские воины умирают в большом количестве и от королевского оружия, и от болезней, и от душевного удручения. А тут король Стефан не только решил зимовать под Псковом, но собирается предпринимать летом будущего года поход во внутренние области Иоаннова царства. Рассчитывать на неудачный исход осады Пскова нечего, ибо вскоре будет привезено, по приказанию короля, большое количество пороху и много ядер из города Риги. Уступить Ливонию необходимо, и эта уступка не будет особенно тяжела для царя, так как при содействии папы можно будет выговорить у Батория свободный пропуск купцов из других христианских государств через Польшу и Ливонию[895], чего царь так энергично добивался.

Письмо это произвело впечатление на Иоанна. Хотя известиям, которые сообщал Поссевин о силах Батория, царь и не верил особенно, продолжая еще питать надежду на то, что польский король будет принужден отступить от Пскова[896], тем не менее он понял, что рассчитывать на более удачный оборот дел нечего и что надо спешить мириться поскорее с одним противником, польским королем, чтобы затем расправиться с другим врагом, Швецией. Немедленно по получении вышеуказанного письма Иоанн «с царевичем князем Иваном и с бояры приговорил, смотря по нынешнему времени, что литовский король со многими землями и своейской король стоят с одного, с литовским бы королем помиритися на том: ливонские бы городы, которые за государем, королю поступитися, а Луки Великие, и Невль, и Заволочье, и Холм, и псковские пригороды, что король поймал, тех бы король поступился государю, и послов бы своих на съезд с литовскими послы государю послати, и папин бы посол Антоней тутож, на съезде был, а помиряся б с литовским с Стефаном королем стати на свейского и свейского бы не замиривати»[897].

Таким образом, Иоанн соглашался начинать переговоры о мире, назначал место, куда должны съехаться послы с той и другой стороны, Запольский Ям, но требовал, чтобы Баторий отступил со своей армией от Пскова: в этом требовании сказывалась, как мы знаем уже, и затаенная надежда царя на то, что возможно еще улучшение положения, и желание скрасить несколько для своего горделивого сознания печальную действительность[898].

Спешно было вследствие плохого состояния армии мириться и Баторию. Не дождавшись возвращения первого своего посланца Андрея Полонского, Поссевин, с согласия короля, отправил к царю с письмом второго, убеждая Иоанна опять в том, что возможно скорое заключение мира является для него неизбежной необходимостью[899]. Но новые убеждения были излишни: Иоанн уже после получения первого письма спешил выразить свою готовность мириться[900].