Читать онлайн «Народы и личности в истории. Том 2». Страница 72

Над ним смеялись, откровенно издевались. Тогда он решил уехать во Францию, где надеялся найти поддержку. Францию эпохи революций волновали иные проблемы. Его покровитель Бриссо умер на гильотине. Фич и тут оказался никому не нужен. Он вынужден был выпрашивать деньги на возвращение в Америку у консула Соединенных Штатов. Вернувшись, он понял, что все его мечты и надежды на буржуазию самых передовых тогда стран мира, как на спонсоров научно-технического прогресса, бессмысленны и лишены основания. Обреченный на нищету и забвение, изобретатель стал пить… И однажды вечером, обуреваемый горькими и мрачными мыслями, он бросился с вершины утеса в воды Делавара, проклиная людей, элиты и всех богачей мира. Хотя это не смогло остановить ход научного прогресса. Вскоре появился другой изобретатель, ирландец Роберт Фултон… Но и ему прежде чем добиться успеха пришлось метаться в отчаянии между США, Англией, Францией, Голландией, тщетно пытаясь привнести в мир свои изобретения (пароход, торпеду, подводную лодку).

Многие учёные и врачи становились жертвами своих клиентов. Был застрелен в Генуе германский анатом Георг Вирзунг, таким же образом погиб хирург Дельпех (1832). Не менее трагичной оказалась судьба врача-дантиста Гораса Вельса из США, вклад которого в медицину и стоматологию велик. Однажды он, будучи наслышан об опытах Дэви с закисью азота (тогда повсюду в Англии и Франции явились желающие дышать ею в медицинских целях), впервые применил усыпляющее действие эфира. Химик Дэви предугадал перспективы использования газа: «Закись азота, по-видимому, имеет способность уничтожать боль. Вероятно, им можно будет с успехом пользоваться при хирургических операциях, не сопровождающихся обильным истечением крови». Вельс проверил это на себе, надышался азота и велел вырвать себе зуб (при этом он не почувствовал никакой боли). Тогда он направился в Бостон, где сообщил об этом потрясающем факте членам медицинского факультета. К сожалению, во время опытов больной, употребив газ, стал истошно кричать (та смесь была неудачной). Но его компаньоны, Мортон и Джаксон, продолжили опыты и добились успеха.

Так анестезирование больных при операции вошло в обиход медицины. Но итог дела лично для Вельса оказался печален… Напрасно он колесил по Лондонам и Парижам, пытаясь доказать приоритет своего открытия. Всё было напрасно. Ловкачи перехватили у него его славу и деньги. Джаксон получил Монтионовскую премию Французской академии наук, а Мортон подсчитывал баснословные барыши, «полученные им от продажи своих прав на открытие». Столкнувшись с нищетой и с вопиющей несправедливостью «цивилизованного мира», он кончил жизнь самоубийством, вскрыв вены. Рядом с трупом нашли склянку с эфиром.[304]

Есть немало иных, возможно, менее катастрофических, но никак не менее трагических судеб. Всем без исключения будущим знаменитостям приходилось прокладывать путь к признанию и славе, концентрируя всю свою волю и упорство. Нищета долгое время преследовала Дж. Уатта, создателя паровой машины. Химика и проповедника Дж. Пристли, создавшего в Бирмингеме «Лунное общество» (в 70-е годы XVIII в. оно было научным и философским центром средней Англии) чуть не сожгли в его доме. Пристли едва успел спастись. Затем ему пришлось переселиться в Америку, где он и умер в 1803 г. Сколько таких ученых и изобретателей страдало в тисках нищеты, преодолевая немыслимые препятствия на пути. Д`Аламбер был незаконорожденным (младенцем его бросили на рынке, у входа в церковь). Однако из него вышел энциклопедист. После выхода из печати книги Шопенгауэра «Мир как воля и представление» до первых откликов на неё прошло 166 лет. Автору пришлось испить горькую чашу разочарований и унижений, когда издатель сообщил ему, что весь тираж его книги (не нашедшей тогда спроса у читателя) сбыт по бросовым ценам в макулатуру. Однако даже эта новость не отвратила его от занятий философией, а лишь укрепила в цели.

Ещё печальнее оказалась судьба английского математика индийского происхождения Рамануджана (1887–1920). Он просил лишь немного денег, чтобы «существовать и заниматься исследованиями». Однако ни индийские магараджи, ни владельцы лондонского Сити ничего так и не сделали, чтобы серьезно помочь этому гению. Хотя крупнейшие английские математики всё же поспособствовали тому, что он стал получать небольшую стипендию от Мадрасского университета. В 1918 г. его избрали членом Английского королевского общества, а в 1920 г. он умер от туберкулеза (прямое следствие многих лет нищеты и бедности). Бернар Палисси верно говорил: «Бедность умерщвляет гений». Писатель Т. Гарди скажет: «Судьба Рамануджана – худший известный мне пример вреда, который может быть причинен малоэффективной и негибкой системой образования. Требовалось так мало, всего 60 фунтов стерлингов в год на протяжении 5 лет и эпизодического общения с людьми, имеющими настоящие знания и немного воображения, а мир получил бы еще одного из величайших своих математиков. Притом Рамануджан был человеком, в обществе которого вы могли получить интеллектуальное удовольствие, с которым вы могли за чашкой чая беседовать о политике или математике, умного человека, который, кроме того, был еще и великим математиком».[305]

Противоречия и пороки буржуазной цивилизации были настолько очевидны (даже в развитых странах Европы и в США), что Т. Пейн как-то заметил: «Представляется весьма спорным, больше всего способствовал или больше всего вредил человеческому счастью порядок, который гордо, но, быть может, ошибочно назван цивилизацией. С одной стороны, наблюдатель (этого порядка) ослеплен внешним великолепием, с другой стороны его шокируют крайности нищеты; то и другое создано цивилизацией. Самые богатые и самые жалкие представители человеческого рода встречаются в странах, именуемых цивилизованными».[306]

Таким образом, было бы величайшим заблуждением представлять развитие науки и техники в XVIII–XIX вв. как торжествующе-победоносное движение. В тот период ни у государства, ни у общества ещё не сформировалось чётких представлений о науке, технике, образовании как о важных, а тем более главных факторах богатства и развития. Консервативно-негативистские взгляды на науку характерны для неразвитой, примитивной буржуазии, что ходит ещё в «первые классы цивилизации» (что мы воочию и видим на примере России).

Чего достигла цивилизация в ходе своего «победоносного шествия»? Бродель характеризует цивилизацию в целом как «мощные оковы и каждодневное утешение». В XVI–XIX вв. у людей складывалось о ней двойственное представление. Вряд ли буржуазная цивилизация могла быть каждодневным утешением для народа. Дело в том, что, несмотря на многочисленные триумфы науки и промышленности, большинству населения её плоды пока еще были недоступны. Ведь, жизнь народных масс протекала все еще в условиях далеких от плодов достижений науки и техники. Масса крестьянства обитала вне города, а где город, там и культура. Перепись же населения Англии (1851) показывала: главными занятиями трудоспособного населения по-прежнему оставалось сельское хозяйство или работа по дому. В Бельгии, наиболее индустриальной стране континентальной Европы, половина жителей принадлежала к крестьянству (середина XIX века). Во Франции в 1850 г. из всего 23-милионного населения около 20 миллионов продолжали жить в сельской местности. В Германии даже и в 1895 г. куда больше её обитателей занято было в сельском хозяйстве, а не в промышленности.[307] Поэтому люди чаще воспринимали мир буржуа как оковы каторжника, трудясь ради удовлетворения нужд меньшинства. Возникала нешуточная угроза «опрокидывания» и краха буржуазной системы ценностей, её институтов, да и представлений о разумности их мира.

Достигнутые успехи в различных областях знаний и культуры также еще не означали бесспорного торжества мудрости, просвещения и справедливости. Хотя идея прогресса и «стала почти символом веры» (Р. Коллингвуд), заметнее становились язвы и пороки буржуазного общества. Далеко не везде образование было на уровне требований века. Даже о просвещенной Франции В.Гюго с горечью писал (1834): «Знаете ли вы, что по сравнению с другими европейскими странами во Франции больше всего неграмотных. Возможно ли? Швейцария умеет читать, Бельгия умеет читать, Дания, Греция, Ирландия – умеют читать, а Франция не умеет! Какой позор!»[308] Энергия позитивных идей часто гасилась при столкновении с препятствиями социального характера. Без решения коренных политико-социальных вопросов, связанных с раскрепощением и просвещением людей, даже знания, образование и современные технологии не обладали достаточной силой, способной разорвать путы, сковывающие общество. «Социальный ум» человека не желал более творить себе кумира из фетиша «прогресса знаний», «прогресса промышленнности», «прогресса образования» и т. д. и т. п.