Читать онлайн «Коммунизм». Страница 9

Ленин это понимал, но не испытывал ни малейших угрызений совести за навязывание стране безжалостного деспотизма. Он трактовал «диктатуру» любого рода, в том числе и «пролетарскую», как «ничем неограниченную, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стесненную, непосредственно на насилие опирающуюся власть»[3]. Он готов был прибегнуть к неограниченному террору для уничтожения своих противников и устрашения остального населения. Отчасти он поступал так из равнодушия к человеческим жизням, отчасти потому, что изучение истории убедило его, что все прошлые социальные революции провалились, остановившись на полпути и позволив классовым врагам выжить и перегруппировать свои силы. Насилие — всеобщее и беспощадное (один из его любимых эпитетов) — должно было расчистить почву для нового порядка. Но он верил также, что насилие не будет продолжаться долго: он однажды по этому поводу процитировал Макиавелли — «Если необходимо прибегнуть к некоторым жестокостям для достижения определенной политической цели, делать это нужно самым решительным образом и с максимальной стремительностью, потому что массы не потерпят длительного применения жестокости». Вопреки его ожиданиям, эти жестокости стали постоянной чертой созданного им режима.

Решительность и энергия Ленина резко контрастировали с беспомощностью свергнутого Временного правительства. Он назначил столь долго откладывавшиеся выборы в Учредительное собрание. Его партия получила 24 процента голосов, тогда как соперники социалисты-революционеры — в два с лишним раза больше. Это его нисколько не смутило: заявив, что рабочие и солдаты в большинстве своем проголосовали за его партию, он позволил Собранию позаседать один день и распустил его. В состав созданного им правительства, получившего название Совета народных комиссаров, после кратковременного сотрудничества с левыми эсерами, входили исключительно большевики. В сущности, это было учреждение-ширма, выполнявшее приказы большевистской партии. Он отменил все судебные процедуры, передав правосудие в руки революционных трибуналов, возглавляемых неподготовленными, но «классово сознательными» непрофессионалами, а также вновь созданной тайной полиции, получившей название ЧК. Террор начался почти с первого дня, как Ленин захватил власть.

Сознавая, что создание прочной политической базы и осуществление революционной программы требует времени, Ленин в марте 1918 года заставил своих помощников подписать в Брест-Литовске крайне непопулярный мирный договор с немцами, австрийцами, турками и болгарами, уступив обширные территории.

И в качестве пролога к мировой революции, своей конечной цели, он развязал гражданскую войну. В дальнейшем за гражданскую войну, раздиравшую Россию в течение трех лет и унесшую миллионы жизней, большевики возлагали вину на российских реакционеров и их зарубежных сторонников. Но, как мы говорили, перерастание войны из конфликта между странами в войну между классами было одним из главных положений большевистской платформы задолго до 1917 года. Троцкий признавал это, когда писал: «Советская власть — это организованная гражданская война». Поистине можно сказать, что большевики захватили власть в России, чтобы развязать гражданскую войну.

Сначала, чтобы обеспечить поддержку или, по крайней мере, нейтралитет рабочих и крестьян, Ленин взял на вооружение анархистские лозунги. Он поощрял крестьян к захвату и разделу между собой частных земельных владений — не только земли, принадлежавшей государству и помещикам, но и таким же крестьянам, как они сами. Декрет, обнародованный в день переворота, национализировал всю землю, но на время оставил в неприкосновенности участки, возделываемые крестьянами. Он поощрял рабочих к захвату фабрик, это была синдикалистская политика, не имевшая ничего общего с марксизмом. Но то были временные меры, от которых он намеревался отказаться, как только утвердится его власть. Потому что его конечная цель заключалась в национализации всех человеческих и материальных ресурсов страны с расчетом на подчинение экономики единому плану.

На истории советской России между 1917 и 1920 годами мы не станем задерживаться. Достаточно сказать, что коммунисты — так стали называться большевики с 1918 года — победили в гражданской войне, отчасти благодаря тому, что контролировали густонаселенный центр страны, где были сосредоточены основные индустриальные (и военные) ресурсы, отчасти же потому, что западные державы оказали их противникам, «белым», недостаточную поддержку. Во время гражданской войны и вскоре после ее завершения ленинский режим вернул большинство приграничных регионов — Украину, Кавказ и Среднюю Азию — успевших к этому времени отделиться от России. Их слили с советской Россией, что привело к конституционно закрепленному в 1924 году образованию Союза Советских Социалистических Республик. Фактически, если и не формально-теоретически, все территории новой империи управлялись Российской коммунистической партией из ее штаб-квартиры в Москве. Ее отделения были представлены во всех сферах организованной жизни, выполняя роль «капилляров режима», если воспользоваться термином, который придумал Муссолини, скопировавший свой фашистский режим с ленинского. Ни одна организация, даже самая незначительная, не могла избежать контроля со стороны коммунистической партии. Так появилось первое в истории однопартийное государство.

Сумев удержать власть, большевики потерпели неудачу почти во всех прочих своих начинаниях. Оказалась, что жизнь сильно отличается от теории. Но они не признавали своей неправоты: если дела шли не так, как им хотелось, они обычно не шли на компромисс, но ужесточали насилие. Признание ошибок грозило потрясением всех теоретических основ режима, поскольку считалось, что они научно выверены во всех своих составных частях.

Прежде всего в том, что касалось государства.

Среди многих разочарований Ленина следует назвать возникновение громадного, своекорыстного и неуправляемого бюрократического аппарата. Согласно марксистскому учению, государство это всего лишь слуга класса, владеющего средствами производства, у него нет собственных интересов. Эта вера демонстрирует поразительное невежество в политической истории, поскольку она полна многочисленных свидетельств, что, начиная с египетских фараонов, государственные чиновники заботились, прежде всего, о себе и образовывали внушительную группу влияния, в ряде случаев более могущественную, чем класс собственников. Ленин приходил в ужас от стремительного роста советской бюрократии, потребность в которой была обусловлена его собственной политикой. Поскольку по мере того, как коммунистическая партия через государство прибирала к рукам всю организованную жизнь страны, национализируя крупную и мелкую промышленность, оптовую и розничную торговлю, транспорт и услуги, образовательные и прочие институты, чиновничество, приходившее на смену частных владельцев и их менеджеров, росло в геометрической прогрессии. Достаточно сказать, что организация, руководившая промышленностью страны, Высший совет народного хозяйства, имел в 1921 году четверть миллиона служащих, и это в то время, когда промышленное производство упало ниже одной пятой уровня 1913 года. К 1928 году партийная и государственная бюрократия насчитывала уже 4 миллиона.

Значительное большинство тех, кто влился в ряды советского чиновничества — многие из них служили при старом режиме, — сделало это потому, что государственная служба обеспечивала им минимум безопасности и средств к существованию. Уже вскоре они образовали касту, ставящую свои коллективные интересы выше не только населения в целом, но и самого дела коммунизма, которому они номинально служили.

Первым потенциальную силу советской бюрократии как орудия укрепления своего личного положения в партии понял Иосиф Сталин. Полуобразованный грузин, в юности исключенный из духовной семинарии и присоединившийся к большевикам, он завоевал доверие Ленина как личной преданностью, так и выдающимся организаторским талантом. В отличие от Троцкого и других коммунистических лидеров, таких как Лев Каменев и Григорий Зиновьев, Сталин никогда не ставил под вопрос мнение Ленина; пока они писали брошюры и произносили речи, он тихо присматривал за растущей армией функционеров. Ленин продвигал его на более высокие должности, чем других своих интеллектуальных помощников, и в 1922 году сделал генеральным секретарем партии, что дало Сталину возможность контролировать партийные кадры.

С самого начала Сталин использовал свой пост для продвижения тех, кто был лично ему предан и на кого он мог положиться в борьбе за руководство партией, которая вскоре должна была разгореться из-за ухудшающегося здоровья Ленина. Именно он создал институт номенклатуры: картотеки коммунистических функционеров, годных на важные должности в исполнительной власти и получающих такие привилегии, как доступ в специальные продовольственные магазины, больницы, на курорты и даже к портным. Политика создания привилегированной элиты поддерживала коммунистический режим в течение следующих семидесяти лет, повязывая класс управленцев жизненной заинтересованностью в сохранении режима. Но одновременно с этим такая политика превращала коммунистический идеал социального равенства в пустой звук.