Читать онлайн «Мифы древности - Ближний Восток». Страница 2

Формы, в которых мифы Месопотамии донесли до нас историю, не во всем понятны современному человеку. Поэтому надо себе представить обстановку, в которой они создавались. В конце IV тысячелетия до н. э. страна шумеров и жившего с ними с середины III тысячелетия народа семитского происхождения аккадян, была в нижнем течении Тигра и Евфрата разделена на десятки общинных поселений. Средоточием каждой общины, центром хозяйственно-административной деятельности был храм, считавшийся обиталищем определенного божества. До появления городов-государств и царской власти правителем каждой шумерской или аккадской общины был верховный жрец её храма. От имени этого бога или богини правитель общины осуществлял свою административную и религиозную власть.

Главными богами шумеров были Ану (Небо), покровитель Урука, Энлиль (Ветер, Воздух, Буря), культовым центром которого был Ниппур; подземные воды и Мировой океан были отданы Энки, главному богу г. Эриду. В Уруке почиталась также Инанна, богиня любви и распри. Солнечному богу Уту поклонялись в Сиппаре, позднее — в Ларсе. Нанна, бог Луны, был покровителем города Ура.

Общин в междуречье Тигра и Евфрата было больше, чем главных богов и богинь, в них почитавшихся. Поэтому складывавшиеся мифы, имея определенную единую основу, порой существенно отличались друг от друга. В разных общинах одни и те же боги имели различную «родословную». Им приписывались подвиги, относившиеся к данной общине, а не ко всем шумерам и аккадянам, двум народностям, различным по языку, но близким по хозяйственной и общественной организации. При этом одни и те же боги в соседних шумерских и аккадских общинах назывались по-разному. Так, у шумеров богиня любви и плодородия называлась Инанна, у аккадян — Иштар, солнечным божеством у шумеров был Уту, а у аккадян — Шамаш и т. д.

Имелась ещё одна сложность, о которой надо иметь представление: мифы шумеров и аккадян, по большей части, — дошли до нас в пересказах более поздних народов — вавилонян (II тыс. до н. э.) и ассирийцев (первая половина I тыс. до н. э.), которые жили в иных условиях и находились под властью могущественных царей. В вавилонских и ассирийских пересказах шумерских и аккадских мифов нашла отражение более развитая и сложная политическая организация. При этом очень трудно выделить в мифах то, что относится к древнейшей эпохе, а что к более поздней.

Наличие множества вариантов мифов Шумера и Аккада выдвигает для каждого, кто хочет с ними ознакомить современного читателя, проблему выбора — какой вариант предпочтительнее. Осуществляя этот выбор в пользу одного из вариантов, мы неизбежно обедняем картину и ограничиваем свой кругозор. Особенно болезненным оказалось это вынужденное ограничение для главного произведения литературы Двуречья — "Поэмы о Гильгамеше". Этому монументальному эпосу, созданному в Вавилоне, предшествовали дошедшие до нас шумерские поэтические рассказы о подвигах героя, которые были использованы вавилонским поэтом как источник, как трамплин для мощного полета фантазии. Выиграв после этой переработки в художественном отношении, древние легенды о шумерском правителе многое потеряли в своей информативности.

Выбор нами для переложения вавилонского эпоса, а не шумерских поэм обусловлен тем, что перед нами — выдающийся памятник мировой словесности. Уже в первых его строках мы сталкиваемся с литературным приемом, впоследствии использованным Гомером в поэмах «Илиада» и «Одиссея»: общая характеристика героя дается до рассказа о его подвигах. Так же, как и в гомеровских поэмах, в "Поэме о Гильгамеше" действие развертывается в двух сферах: в земной, где живут, сражаются и гибнут герои, и в небесной, где обитают боги наблюдающие за героями и решающие их судьбу. Вавилонская поэма рассуждает о смысле человеческой жизни, имеющей один исход — смерть. Все герои мировой литературы, совершая свои подвиги, одерживают если не физическую, то моральную победу над смертью, обеспечивая бессмертие своему роду, городу, народу.

Гильгамеш — первый из этих героев не только по времени, но по гуманистической мотивировке поставленной им перед собой цели. Он совершает немыслимое путешествие в страну, откуда нет возврата, в подземный мир, ради своего побратима и друга Энкиду. В союзе Гильгамеша и Энкиду впервые выражена идея, которая впоследствии будет без конца разрабатываться поэтами и философами, — идея противоположности естественного состояния человечества и прогресса. Гильгамеш — человек древнейшей городской цивилизации, уже в самые ранние эпохи враждебной миру природы. Гильгамеш испорчен преимуществами своего происхождения (на две трети бог и на одну треть человек), своей властью, дающей ему возможность осуществлять произвол над подданными. Энкиду — дитя природы, естественный человек, не знающий ни благ, ни зла цивилизации. В схватке между Гильгамешем и Энкиду нет победителя (герои равны физической силой), но Энкиду одерживает моральную победу над Гильгамешем. Он уводит его из города в степь, выпрямляет характер, очищает душу.

(Миф шумеров) [1]

Когда-то небеса и Земля были слиты, и не было на них ни травы, ни тростника, ни деревьев, ни рыб, ни зверей, ни людей. Были они как одна гора в пространстве, заполненном вечными водами дочери океана Намму [2], праматери всего сущего. Произвела она из себя Ану [3] и Ки [4], сына и дочь, и поселила их раздельно. Ану — на вершине горы, а Ки — внизу, под её подножьем. Когда дети подросли, они стали крутить головами и искать друг друга. И свела их Намму, соединила как мужа и жену. И родила Ки владыку Энлиля [5], наполнившего все вокруг своим могучим дыханием жизни.

Потом Ки произвела от Ану ещё семерых сыновей, семь могучих стихий, без которых не было бы света и тепла, влаги, роста и процветания. Затем по воле Ану у Ки родились младшие боги, помощники и слуги Ану — ануннаки [6]. И стали они все соединяться друг с другом, как мужчины и женщины. И рождались у них без счета сыновья и дочери, внуки и внучки.

Имелась гора, на которой поселилось многочисленное потомство Ану и Ки. Видя, что она отягощена, решил отец богов Ану расширить обиталище своих подопечных. Для этого он призвал старшего отрока, своего первенца Энлиля и сказал ему:

— Стала тесна гора для тебя, братьев и сестер твоих. Давай оторвем её верхушку и разделим гору на две части.

Сказано — сделано! Разорвали Ану и Энлиль гору. Поднял вершину Ану вверх, а Энлиль опустил плоское подножье вниз. Так появилось небо в виде свода и земля, как плоский диск с неровностями, горами и ущельями, ибо гора была разорвана, а не разрезана ножом. Ану избрал себе небо, а землю оставил сыну, и стал Энлиль носиться над ней, проникая взором в самые дальние её концы и наполняя её дыханием жизни. Без Энлиля не было бы ни летучих облаков, впитывающих и отдающих влагу, как губка, ни растений, ни трав, ни зарослей тростника, ни деревьев, приносящих плоды. Братья и сестры Энлиля осветили и согрели землю. И пришлась она им по сердцу. И захотели они остаться на ней и обратились к старшему брату своему Энлилю:

— Выдели нам место, где бы мы могли жить на земле не разлучаясь.

И соорудил Энлиль в самом центре земного диска город, дав ему имя Ниппур, и поселил там братьев и сестер своих. И жили они там по справедливости, ибо не было среди них высокомерных и жадных нарушителей договоров и доносчиков. Дал Энлиль городу законы и наблюдал сверху, чтобы злодеи и преступники их не нарушали.

Убедившись, что Ниппур хорош и его обитатели справедливы, Энлиль решил в нем поселиться сам. Он соорудил себе в центре города высокий белый помост, воздвиг на нем дом из лазурита — обиталище, поднимающееся вершиной до середины небес и простирающее свою тень на все стороны света [7].

Жила в Ниппуре сестра Ану, старица Нунбаршегуну [8] вместе со своей прекрасной дочерью Нинлиль [9]. Знала матушка, что молодцы Ниппура бросают на Нинлиль жадные взоры, и опасалась за неразумную. Она не отпускала её никуда одну, но девушка была упряма и настояла, чтобы ей разрешили омыться в прозрачных водах потока.

— Иди, дочь моя, — сказала Нунбаршегуну. — Только знай, что на раскинувшиеся за Ниппуром луга спускается из своего храма сам Энлиль. Если увидит тебя огнеокий бык, не соглашайся на то, что он тебе предложит. Скажи ему: "Я ещё молода. Еще не созрели груди мои, и рот мой ещё мал, не знает он поцелуев. Отступит от тебя Энлиль!"

Все было так, как предвидело и чего опасалось материнское сердце. Узрев со своих высот прелести Нинлиль, Энлиль спустился к ней с быстротою ветра. Когда же божественная дева не уступила вспыхнувшей в нем страсти, он удалился, сделав вид, что примирился с отказом. Но, когда Нинлиль явилась омыться на следующий день, Энлиль, притаившийся в камышах, налетел на нее, швырнул на дно челна и насытился её невинной красотой.