Читать онлайн «Русская контрразведка в 1905-1917 годах - шпиономания и реальные проблемы». Страница 35

Итак, разведки наиболее вероятных европейских противников России Австро-Венгрии, Германии в 1912-1914 гг. начали уделять возрастающее внимание тыловым военным округам России, в том числе Иркутскому и Омскому. Это объясняется, прежде всего, изменением внешней политики России. С 1912 года царское правительство инициирует дальнейшее расширение русско-французских военных обязательств, а заодно, пытается подучить официальное заверение Лондона о поддержке России в случае общеевропейского конфликта{123}.

Под влиянием нараставшей напряженности в мире (гонка вооружений, Агадирский кризис, балканская сумятица, Синьхайская революция в Китае и т. д.) Россия отказалась от попыток удержаться в стороне от англо-германского конфликта и, по-видимому, поставила перед собой задачу выиграть время для наращивания вооруженных сил и укрепления связей с Англией и Францией{124}.

Вмешательство России в монголо-китайский конфликт и прокладка второй линии стратегической Транссибирской магистрали, увеличивавшей ее пропускную способность, а значит - и военную мощь империи в Азии, подстегнули интерес Германии и Австро-Венгрии к Сибири, о которой, видимо, их разведслужбы, имели пока крайне скудные сведения. В частности, судя по отчетам Эвиденц бюро, до 1912 года в австрийском Генштабе не имели разведывательной информации только по двум военным округам России - Омскому и Иркутскому. Это вынуждало австрийскую разведку искать способы организации агентурного "освещения" Сибири.

В марте 1912 года к начальнику Иркутского ГЖУ обратился недавно приехавший в Сибирь из Москвы студент, который рассказал о своей необычной переписке с одной австрийской графиней. Осенью 1911 г. в московской газете "Русское слово" было опубликовано объявление графини Карлы Кутской, которая намеревалась совершить путешествие по Сибири. Графиня просила откликнуться "желающих ей сопутствовать". Студент, и без того собиравшийся по делам в Сибирь, решил воспользоваться приглашением графини, чтобы немного подзаработать. Он отправил письмо по указанному в газете адресу, предложив себя в качестве попутчика. В завязавшейся переписке студент узнал, что графиня "ведет образ жизни с приключениями и предприятиями рискованными, при которых сопровождающие ее должны быть тверды и непоколебимы, но при этом веселятся и живут в свое удовольствие"{125}.

Молодого человека настойчиво приглашали для личного знакомства с графиней в Вену и даже выслали на дорогу деньги. Получив их, студент прервал переписку и уехал в Сибирь один. Однако в Иркутске его настигло очередное письмо из Австрии , теперь уже за подписью некоего Н. Артоляса, который сообщал, что графиня путешествовать не будет, но "весьма интересуясь Россией и особенно Сибирью, просит сообщить ей кое-какие сведения об этом крае". Видимо, изрядно перетрусив, студент ответил Артолясу и поинтересовался, что желает знать графиня. Вскоре он получил послание, в котором Н. Артоляс от своего имени, больше не упоминая о графине, четко сформулировал интересовавшие его вопросы. Первый. Произошло ли увеличение личного состава частей, расположенных вдоль монгольской границы и в каком размере? Второй. Насколько успешно идет прокладка второго пути Сибирской железной дороги, и на каком протяжении он сооружен? Третий. Увеличены ли караулы на Сибирской железной дороге? И последний. Какие войска стоят в Монголии?

Вероятно, чтобы поддержать творческую активность студента ему, теперь уже из Софии анонимный доброжелатель выслал еще 300 франков. Сообразив, что продолжение переписки может закончиться крупными неприятностями, студент отправился в жандармское управление{126}.

Жандармы передали дело Иркутской контрразведке. Перед русскими военными открылась прекрасная возможность регулярно снабжать австрийскую разведку дезинформацией, своевременно выявлять ее планы относительно Сибири и, быть может, выйти на австрийскую агентурную сеть в России. Но все это начальника Иркутской контрразведки ротмистра Куприянова не привлекало, скорее, неожиданно возникшая проблема только нарушила его самоуверенную безмятежность. В соответствии со своими принципами, ротмистр ограничился наблюдением за студентом{127}.

Только ГУГШ по достоинству оценило это случайное событие. Генерал Монкевиц забрал дело из ведения штаба Иркутского округа, и сам взялся за его разработку. К сожалению, по архивным материалам не удалось проследить, чем завершилась операция. Случайно обнаруженной попытке австрийцев "поставить" агентуру в Сибири ГУГШ придало большое значение, о ней было доложено военному министру директору Департамента полиции и министру внутренних дел.

И вот, несмотря на то, что рост интереса иностранных разведок к Сибири стал очевиден даже Петербургу, Иркутская контрразведка практически бездействовала, ГУГШ требовало активизировать работу, и главное - изменить методы.

Спустя год после формирования Иркутского контрразведывательного отделения, его начальнику наконец-то пришла в голову простая и здравая мысль: рассредоточить офицеров и штатных наблюдателей по городам Сибири, а не держать всех вместе в Иркутске. Ротмистр Куприянов важно преподнес начальнику штаба округа это незатейливое новшество как плод долгих размышлений. Действительно, если все чины контрразведки находятся в Иркутске, то руководство и направление деятельности существующей агентурной сети, возможно лишь путем переписки. Частые командировки заведующих агентурой чинов отделения затруднены ввиду больших расходов. Переписка же не может заменить личного руководства деятельностью сотрудника, а временные приезды заведующего агентурой лица, дававшие сотруднику указания, не всегда достигают цели, вследствие частых перемен в состоянии наблюдаемых лиц"{128}.

Поэтому в октябре 1912 года на "постоянное жительство" в Красноярск был командирован помощник начальника отделения шштаб-ротмистр Попов. Ему были выделены 4 наблюдательных агента в помощь, которых он рассадил по одному в Новониколаевске, Томске, Омске и Красноярске{129}. Чиновник для особых поручений ротмистр Стахурский был командирован в Читу также с четверкой младших агентов{130}.

Стахурскому была передана секретная агентура в Чите, Сретенске, Нерчинске и Верхнеудинске, Попову - в Томске, Омске, Петропавловске и Красноярске. Начальник контрразведки вполне обоснованно надеялся, что этим "самое приобретение агентуры... облегчится, так как для приобретения сотрудника необходимо знание города, условий жизни в нем, знакомства, что при временных приездах осуществить затруднительно"{131}.

ГУГШ настаивало на том, чтобы помощник начальника контрразведки постоянно находился в Омске при штабе округа, но в Иркутске по-прежнему считали, что Омск "особого интереса в смысле розыска представлять не может, а окружной штаб в случае нужды обойдется своими силами"{132}. Кроме того, Омск, как считали в Иркутске, удален от других городов Западной Сибири и командированный туда офицер контрразведки не сможет эффективно руководить агентурой в других городах региона{133}.

Благодаря рассредоточению сил контрразведывательного отделения не только увеличилась зона его операций, но и находившиеся ранее под повседневным контролем начальника отделения офицеры получили возможность проявить собственную инициативу. С осени 1912 года акцент в деятельности сибирской контрразведки смещается с бесплодного наблюдения за "подозрительными" на активные наступательные методы контршпионажа - внедрение агентов в японские разведцентры на территории Манчжурии и ближайшее окружение губернаторов китайских провинций, граничивших о Россией. Успех в этом деле зависел от умелого подбора руководителями контрразведки непосредственных исполнителей секретных и рядовых - службы наружного наблюдения - филеров. Оказалось, что найти честных и способных агентов крайне сложно. Эта проблема затрудняла работу всех контрразведывательных отделений России.

Изначально предполагалось, что отделения контрразведки будут действовать негласно, а их сотрудники обязаны будут хранить в тайне свою причастность к контрразведке. Таким образом, ГУГШ надеялось обеспечить скрытность наблюдения за подозреваемыми. Однако иностранные разведки быстро узнали о появлении в России специальных органов для борьбы со шпионажем, причем эту информацию они получили от самих сотрудников контрразведывательных отделений. Так, к концу ноября 1911 года разведки Германии, Австро-Венгрии знали практически все о контрразведывательных отделениях западных военных округов России, включая имена их сотрудников. В отчете австрийской разведки за 1911 г. говорилось: "Составлен план-регистр распределения по Варшавскому округу нового военно-полицейского наблюдения с некоторыми данными по вопросу о намеченном Варшавским военно-полицейским бюро порядке работы"{134}. Такие же "планы-регистры" были составлены по Киевскому, Виленскому и Одесскому округам{44}. Как установило позже ГУГШ, все эти сведения противник получил "путем сравнительно ничтожных подкупов" непосредственно самих агентов контрразведки. Австрийская разведка пришла к обидному для русских, но справедливому выводу о "неразборчивом комплектовании наблюдательных сил русских военно-полицейских бюро"{135}.