Читать онлайн «Сталин: как это было? Феномен XX века». Страница 36

Но Фрунзе (1885—1925) за год работы во главе Красной Армии исправить положение не успел. А скорее всего не сумел. Да и как он мог бы на новой, профессиональной, основе реорганизовать Красную Армию, если большая часть его военной деятельности с 1919 по 1922 год была связана с «жестокими мерами по подавлению главных очагов сопротивления местного населения» на Урале и на юге страны, «с массовыми убийствами военнопленных» в Крыму в 1920 году, с «широкомасштабными карательными операциями на Украине» в 1922 году?{119}

В конце декабря 1926 года Сталин вновь ставит вопрос о состоянии подготовки СССР к возможной войне. Исследование поручили начальнику Штаба РККА М. Тухачевскому, который представил на заседание Политбюро ЦК ВКП(б) доклад «Оборона Союза Советских Социалистических Республик», где категорически заявил: «Ни Красная Армия, ни страна к войне не готовы. Наших скудных материальных боевых мобилизационных ресурсов едва хватит на первый период войны»{120}.

Вот этот момент и можно считать началом строительства новых Вооруженных Сил СССР, которое предпринял генсек.

К концу 1930-х стало окончательно ясно, что западные демократии двигают войну в направлении СССР. В 1938 году произошло Мюнхенское соглашение Англии, Франции, Германии и Италии о наглом, открытом разделе Чехословакии. Этот раздел активно поддержало польское правительство, введя, как и гитлеровская Германия, свои войска на территорию Чехословакии, отхватив под сурдинку целую Тешинскую область. По завершении этого сговора, покидая Мюнхен, британский премьер-министр Чемберлен сказал Гитлеру: «Для нападения на Советский Союз у вас достаточно самолетов, тем более, что уже нет опасности базирования советских самолетов на чехословацких аэродромах»{121}. Сталин понял, что западные демократии закончили психологическую обработку Гитлера для агрессии в направлении Советского Союза, и задумался о том, как на случай войны отодвинуть государственные границы СССР от Москвы и Ленинграда. Решение первой задачи (от Москвы) было найдено путем дипломатических переговоров с Гитлером о разделе Польши в 1939 году. Решение второй пришлось искать на военных путях — «зимняя» война 1940 года с Финляндией. Но Финская кампания убедительно показала, что имеющиеся в распоряжении советского руководства Вооруженные Силы с большой войной не справятся, и Сталин только утвердился в правильности принятого им несколько лет назад решения о полной реорганизации армии. Открытым оставался только вопрос о времени: успеет СССР подготовиться к большой войне или нет.

Техническое перевооружение армии благодаря индустриализации шло полным ходом. А вот с переводом Вооруженных сил на профессиональную основу быстро не получалось. Большинство заслуженных военно-командных кадров, выдвинувшихся в годы Гражданской войны, ни о какой реорганизации армии и слышать не хотели и перестраиваться на новый лад не торопились. Более того, в военной среде зрело подспудное сопротивление устремлениям Сталина к перестройке военного мышления. Это выражалось в протестных кулуарных разговорах, нередко с политическими выводами. Из органов НКВД чередой пошли наверх доносы об этих настроениях. К 1936 году политическая обстановка в стране стала накаляться, а в начале 1937 года взорвалась «делом Тухачевского» и последовавшими за ним массовыми репрессиями в РККА, что, конечно же, не могло не ослабить армию. В итоге же в июне 1941 года гитлеровское нашествие встретила на наших западных рубежах, образно говоря, армия Троцкого, не только не приспособленная к современной войне, но к тому же еще и ослабленная безумными репрессиями и недоверием рядового состава к командирам. И войну эту на первых этапах полностью проиграла.

И еще одна ремарка к этой главе. В процессе работы над этой главой я неоднократно рассказывал о получаемой мною почте от фронтовиков человеку, с которым нас связывали более 20 лет доверительных дружеских отношений, бывшему начальнику внешней разведки Советского Союза, генерал-лейтенанту Леониду Владимировичу Шебаршину[3].

За всю мою профессиональную жизнь мне неоднократно приходилось встречаться и даже обмениваться мыслями со многими выдающимися людьми в России и за рубежом, включая и первых лиц России и других государств, но равного Леониду Владимировичу по эрудиции и интеллекту встречать не доводилось. Я всегда с полным доверием относился к его мнению по политическим вопросам и на исторические темы. Он, судя по всему, платил мне тем же. Не единожды подолгу, под диктофон, беседовали мы в моем кабинете в «Российской газете», или в его кабинетах на стадионе «Динамо», или на Чистых прудах, когда он возглавлял общественную организацию по вопросам экономической безопасности российского предпринимательства.

Подробно, в несколько заходов, в течение нескольких месяцев, обсуждали мы с ним и письмо С.М. Шишкина. В конечном итоге после довольно продолжительных раздумий Леонид Владимирович произнес: «Похоже на то, что старый фронтовик прав».

Вследствие этого пятая глава настоящей книги была мною названа «Армия Троцкого и армия Сталина».

А теперь о взаимоотношениях Сталина и армии. В целом тема взаимоотношений политических лидеров и армии всегда очень сложна. В любом государстве и во все времена военные всегда были (и будут) особой кастой. Армия всегда была (и будет) мощным инструментом политических игр по той причине, что остается самой организованной и дисциплинированной силой в государстве и обществе, причем силой, способной подчиняться приказам. Справедливости ради надо сказать, что они в этом совсем «не виноваты»: такова сама природа их труда и образа жизни. В кризисные периоды от позиции армии нередко зависит и судьба политической власти в обществе. Сталин не только был хорошо знаком с ролью генералов в свержении Николая II{122}, но отлично знал и о том, с чего началось целенаправленное разрушение российского государства сразу после этого — с развала армии[4]. Плюс к этому при жизни Ленина Сталин воочию наблюдал, как Троцкий, воспользовавшись болезнью вождя, пытался конвертировать власть председателя Реввоенсовета в политические компетенции. С новой силой это было продолжено Троцким после смерти Ленина. У «демона революции» из этого ничего не вышло, но только по одной-единственной причине: на его пути оказался Иосиф Сталин, про которого в 1968 году лапидарно, но предельно точно сказал британский биограф Сталина Роберт Пэйн: «На протяжении всей его жизни все недооценивали его до того момента, когда было уже слишком поздно»{123}.

В принципе, как всякий диктатор, генсек в борьбе со своими политическими оппонентами оригинален не был и пользовался веками проверенной методикой: «если враг не сдается, его уничтожают» (эту максиму ему услужливо подсказал великий пролетарский писатель Максим Горький). Но были у него и индивидуальные особенности в поведении: в сравнении с другими политиками он был более скрытным, более дальновидным, более решительным и более жестоким. Особенно безжалостным Сталин показал себя по отношению к военным. По-видимому, исходил из провидческого убеждения, что тот, кто в политическом плане недооценивает роль военных в мирное время, во время войны будет платить за эту недооценку собственной жизнью. Один из самых крупных современных британских историков Алан Буллок, сравнивая Сталина и Гитлера, написал об этом так:

«После неудавшегося покушения германских военных на Гитлера 20 июля 1944 года, когда бомба, заложенная полковником фон Штауфенбергом в портфель, не убила фюрера, Гитлер с запоздалой горечью сказал министру вооружений и боеприпасов Альберту Шпееру, что теперь он понял, что, убрав Тухачевского, Сталин поступил очень дальновидно. Гитлер, пишет А. Буллок, после этого покушения готов был перестрелять и пересажать всех немецких генералов, но в той ситуации, которая к этому времени сложилась на фронте с СССР и в Нормандии с англо-американским военным десантом, начавшимся в июне того же года, Гитлер не мог себе этого позволить. Без опытных военных кадров продолжать войну было просто невозможно. Поэтому фюрер предпринял все меры, чтобы скрыть от народа раскол между ним и армией, арестовав и казнив всего 200 генералов и офицеров».

Единственное, на что он пошел, было решение направить во все воинские штабы политработников Национал-социалистической партии, использовав еще одно изобретение русской практики, которой Гитлер теперь восхищался.

Сталин же на массовые репрессии командных кадров РККА пошел в мирные 30-е годы. Что двигало его действиями? Как видится эта проблема из сегодняшнего исторического далека — жестокая необходимость сохранения личной власти, от чего, как он считал, зависит и сохранение самого политического режима.