Читать онлайн «Чапаев». Страница 66

В пять часов утра 25 мая М. В. Фрунзе отдает приказ войскам Туркестанской армии о переходе в решительное наступление с целью отрезать противника от путей отхода на Уфу и к реке Белой[201]. Соединениям армии предписывалось, продолжая продвижение вперед, занять к вечеру 27 мая исходное положение для дальнейшего наступления. С утра 28 мая приказывалось «перейти в решительное наступление, имея ближайшей целью отрезать противника, сосредоточившегося в районе Бугурусланской железной дороги, южнее ст. Чишма, отбросить его на юго–восток и прижать к р. Белая». В приказе каждой дивизии были определены конкретные задачи, которые предстояло выполнить к вечеру 1 июня. Так, 25–й стрелковой дивизии предстояло отрезать пути отхода противника на Уфу, овладев районом Усманова, Чишма, деревни Новая.

Войска Туркестанской армии (29, 8 тыс. штыков и сабель, 119 орудий и 408 пулеметов) с 25 мая приступили к преследованию Волжской и Уфимской групп Западной армии (18, 9 тыс. штыков и сабель, 93 орудия, 260 пулеметов), которые отступали к реке Белой[202]. Ее название произошло от башкирского «аги–зель» — буквально «большая белая река». Она берет начало к востоку от южноуральского города Иремель и является левым притоком Камы. В верхней части Белая течет в низких заболоченных берегах. Ниже поселка Тирлянского долина резко суживается; на отдельных участках склоны ее круты, обрывисты, покрыты лесом. Ниже впадения правого притока реки Нугуш, по мере выхода на равнину, долина постепенно расширяется; после впадения реки Уфы Белая представляет собой типично равнинную реку. Протекая по обширной пойме, изобилующей старицами, она образует много излучин и разбивается на рукава. Правый берег на большей части протяжения реки обычно более возвышен, чем левый.

На пути к Уфе одним из серьезных препятствий для войск Туркестанской армии стала станция Чишма, расположенная в 57 км к юго–западу от Уфы. Станция являлась стратегически важным пунктом: здесь под углом сходились две железнодорожные ветки — Самаро–Златоустовская и Волго–Бугульминская. В районе Чишмы благодаря усилиям командира 2–го Уфимского корпуса, усиленного 3–й Симбирской, 13–й Казанской и 1–й Самарской стрелковыми дивизиями 1–го Волжского корпуса и отдельной Волжской кавалерийской бригадой, были заранее подготовлены хорошо укрепленные оборонительные позиции. Командиру 2–го Уфимского корпуса генералу С. Н. Войцеховскому не было еще 36 лет. Он окончил Константиновское артиллерийское училище и Николаевскую академию Генерального штаба, участвовал в Первой мировой войне, был начальником штаба дивизии. С февраля 1918 г. командовал 3–м Яна Жижки полком Отдельного Чехословацкого корпуса, с мая — Челябинской, а с октября — Самарской группами войск. В марте 1919 г. Сергей Николаевич возглавил 2–й Уфимский корпус. В последующем с августа командовал Уфимской группой войск 2–й армии, с октября — этой же армией, с января 1920 г. — Московской группой войск, которая в марте была переименована в Дальневосточную (Белую) армию. В мае 1920 г. С. Н. Войцеховский передал командование генералу Н. А. Лохвицкому, а в сентябре эмигрировал в Маньчжурию. В 1921 г. Войцеховский принял гражданство Чехословакии, вступил в чехословацкую армию, командовал 1–й чехословацкой армией, во время оккупации германскими войсками Чехословакии был военным министром в подпольном правительстве этой страны. В мае 1945 г. арестован советской контрразведкой, вывезен в Москву, где был приговорен к 10 годам заключения. С. Н. Войцеховский умер 7 апреля 1951 г. в советском концлагере в районе Тайшета. Такова печальная судьба одного из главных противников В. И. Чапаева.

Командование Западной армией, создав на пути Туркестанской армии серьезную преграду, рассчитывало и на поддержку местного населения. Б. А. Павловский, служивший в отдельной Волжской кавалерийской бригаде, вспоминал: «На первые слова Верховного правителя помочь армии в борьбе с большевиками, татары одними из первых откликнулись и все, что могли, отдали. Некоторые полки целиком состояли из татар, лучшие лошади и продукты были тотчас же отправлены в армию, на фронт. При приближении большевиков, бросая на произвол судьбы свое имущество, татары со своими семьями следовали за нами, лишь бы не быть под властью, как они выражались,«красного сатаны»». И далее он пишет, что впоследствии «всю злобу, месть, кровожадные инстинкты комиссарское отродье изливало на них. Были такие деревни, которые до последней хаты сжигались, мужчины и женщины — после целого ряда средневековых пыток — расстреливались или просто добивались, а девушки насиловались и уводились…».

Все это произойдет позже, а пока В. И. Чапаев, стремясь выполнить поставленную задачу в установленный срок, потребовал 26 мая от командиров бригад дружным единовременным ударом столкнуть «белогвардейцев с железной дороги, для большего удобства топить последних в р. Белая и тем самым очистим себе путь к Уфе и дальше».

Части 25–й стрелковой дивизии, получив столь категоричный приказ, медленно, несмотря на упорное сопротивление противника, продвигались к станции Чишма. В районе Чапаево, Барангуловой они 28 мая отразили контратаку частей Западной армии, в которой участвовали три полка пехоты и до полутора тысяч всадников. В ходе наступления Василий Иванович заблаговременно принял меры по форсированию р. Белая[203]. С этой целью он вечером 29 мая приказал командиру 75–й стрелковой бригады Ф. К. Потапову не допустить взрыва противником моста через реку Уфа и овладеть городом Уфа. Командиру 73–й стрелковой бригады И. С. Кутякову вместе с 73–м кавалерийским дивизионом предстояло переправиться через р. Белая и занять населенные пункты Степаново, Максимово и Богородское. На 74–ю стрелковую бригаду возлагалось обеспечение одним полком и одной батареей левого фланга дивизии, а остальными силами форсирование Белой и овладение деревнями Новые и Старые Турбаслы. Сводный кавалерийский дивизион (25, 75 и 74–й кавалерийские дивизионы) во главе с П. А. Суровым должен был оказать содействие 74–й стрелковой бригаде и, переправившись через реку Белая, нанести удар по противнику с тыла. Начальник авиационного отряда Железное получил задачу на ведение воздушной разведки на участке железной дороги от Чишмы до Козловской и от Уфы по реке Белая до Благовещенского. От командиров бригад требовалось обеспечить саперные роты всем необходимым для оказания содействия стрелковым частям при переправе через Белую.

Несмотря на упорное сопротивление противника, части 25–й стрелковой дивизии выполнили поставленную задачу раньше установленного срока, заняв 30 мая станцию Чишма. Многие бойцы и командиры проявили отвагу и героизм, и было решено наградить наиболее отличившихся. Об этом повествует Фурманов в романе «Чапаев»:

«Теперь за Чишяу прислали награды, — их надо было распределить по полкам. Но тут получился казус. Один из геройских, особенно отличившихся полков наград не принял. Красноармейцы и командиры, которым награды были присуждены, заявили, что все они, всем полком, одинаково мужественно и честно защищали Советскую Республику, что нет среди них ни дурных, ни хороших, а трусов и подавно нет, потому что с ними разделались бы свои же ребята.«Мы желаем остаться без всяких наград, — заявили они. — Мы в полку своем будем все одинаковые…» В те времена подобные случаи были очень, очень частым явлением. Такие бывали порывы, такие бывали высокие подъемы, что диву даешься! На дело смотрели как‑то особенно просто, непосредственно, совершенно бескорыстно:"'Зачем я буду первым? Пусть буду равным. Чем сосед мой хуже, чем он лучше меня? Если хуже — давай его выправлять, если лучше — выправляй меня, но и только…»».

Отказ полка от наград, подчеркивает Фурманов, был только наиболее ярким выражением той пренебрежительности к отличиям, которая характерна была для всей дивизии, в том числе и для командиров, для политических работников, больших и малых. Они, собравшись в политотделе, попросили Клычкова, вполне с ними солидарного, отослать в ЦК РКП(б) протест относительно системы награждений. В составленной по этому поводу бумаге говорилось:

«Дорогие товарищи!

Когда одному из геройских полков мы стали выдавать награды, красноармейцы запротестовали, от наград отказались, заявили, что они все одинаково дрались, дерутся и будут драться за Советскую власть, а потому не хотят никаких отличий, желают остаться равными среди всех бойцов своего полка. Эта высшая сознательность заставляет нас, коммунистов, задуматься вообще над системой отличий, которая установилась в Красной Армии. Выбрать лучшего никогда невозможно, так как невозможно установить какой‑либо единый критерий ценности. Один проявит богатую инициативу; другой — предусмотрительность, спасшую сотни человеческих жизней; третий — мужество, выдержку, хладнокровие; четвертый — безумную храбрость; пятый — систематической кропотливой работой способствовал росту боеспособности частей и т.д. и т.д. — да разве все можно пересчитать?Говоря откровенно, награды часто выдаются сплеча. Есть случаи, когда их получали по жребию. Были случаи драк и кровавых столкновений; на наш взгляд, награды производят действие самое отвратительное и разлагающее. Они родят зависть, даже ненависть между лучшими бойцами, дают пищу всяким подозрениям, сплетням низкого пошиба, разговорам на тему о возврате к прошлому и прочее.Они же слабых склоняют на унижение, заискивание, лесть, подобострастие. Мы еще не слышали ни от одного награжденного, чтобы он восторгался наградою, чтобы ценил эту награду, глубоко, высоко чтил. Ничего подобного нет. С кем ни приходилось говорить из командиров и рядовых бойцов — все одинаково возмущаются и протестуют против наград. Разумеется, если награды будут присылаться и впредь — они будут распределяться, но если отменят их начисто — поверьте, что никто об этом не пожалеет, а только порадуются и вздохнут облегченно…»