Читать онлайн «Советские партизаны. Легенда и действительность. 1941–1944». Страница 72

Судьбы взятых в плен коллаборационистов в первую очередь зависели от отношения к ним отдельного партизанского командира. В крупных, базирующихся на одном месте бригадах у рядовых коллаборационистов было больше шансов остаться в живых. Нижеследующее наблюдение одного из офицеров отряда Ковпака, пожалуй, можно отнести ко всем таким отрядам: «Если рядовой [коллаборационист] мог надеяться на великодушие партизан, то руководителей и офицеров предателей ожидало мало хорошего, если они попадали к нам в руки»[220].

Коллаборационистов, добровольно дезертировавших от немцев в ответ на призывы партизан, обычно включали в состав партизанских отрядов. Иногда их принимали как равных, не навешивая ярлыков. Немцы часто отдавали должное бывшим коллаборационистам, сражавшимся с особым упорством: им было прекрасно известно, что их ожидает смерть, если они попадут в руки к немцам. Отдельных коллаборационистов даже удостаивали наград советского правительства за службу в партизанах; хотя кое-кто из них вполне мог все время быть советским агентом. Известен случай, когда несколько сотен казаков, воевавших на стороне немцев и дезертировавших к партизанам в Белоруссии, распределили мелкими группами по разным бригадам во избежание скопления ненадежных элементов.

Важно отметить, что при обращении с коллаборационистами партизаны почти всегда следовали букве, но не духу своих пропагандистских обещаний. Существуют свидетельства, что бывших коллаборационистов обычно не принимали как равных, а обращались с ними как со второразрядными бойцами. Им поручали менее ответственные и менее почетные задания или такие, от которых не зависела безопасность основного партизанского отряда. Бывших коллаборационистов, пытавшихся дезертировать из партизан, разумеется, расстреливали. Многих из них часто использовали в качестве наживки для побуждения других вступать в партизаны; они, например, подписывали листовки к своим бывшим товарищам с призывом следовать их примеру, сообщая, что их хорошо приняли и что они горды тем, что сражаются вместе с партизанами. В одной из таких листовок говорилось:

«Обращение ко всем так называемым «украинским солдатам», «казакам» и «полицаям» бывших солдат (пленных красноармейцев) 221-й немецкой дивизии, 230-го батальона, украинской роты, а теперь красных партизан [следовало 13 фамилий].

Товарищи! Следуйте нашему примеру… 23 сентября 1942 года мы… перешли на сторону красных партизан. Партизаны приняли нас очень дружелюбно. После дружеской беседы нам сообщили, что теперь мы стали партизанами и полноправными гражданами СССР… Нам вдруг показалось, что другая кровь заструилась по нашим жилам, горячая и чистая кровь граждан СССР».

Еще в одном случае группу бывших коллаборационистов, получивших новое обмундирование и оружие, провели парадным строем по деревням Бобруйской области; рассказы об обращении с ними, несомненно, достигли ушей их товарищей, остававшихся служить у немцев.

Следующий пример, относящийся к более раннему периоду, показывает, на какие уступки были готовы идти партизаны ради привлечения на свою сторону отдельных подразделений коллаборационистов. Немцы захватили переписку между партизанской бригадой и «восточным батальоном», в которой партизаны пытались убедить батальон целиком перейти на их сторону:

1. Батальон целиком со всем оружием и снаряжением переходит на сторону партизан.

2. Всему личному составу подразделения даются гарантии в том, что им сохранят жизнь и свободу и они получат определенное задание в составе партизан.

3. Всем военнослужащим батальона будет оказано содействие в розыске их жен, детей и родителей.

4. Батальон сохранит своею целостность как отдельное партизанское подразделение, непосредственно подчиненное Центральному штабу партизанского движения[221].

Точно не известно, перешел ли этот батальон на сторону партизан. Аналогичный случай произошел также в Белоруссии, когда состоявшее из 2000 коллаборационистов подразделение СС, носившее название «Дружина», целиком перешло на сторону партизан. Впоследствии оно действовало как отдельная партизанская бригада под командованием того же офицера, который командовал этим подразделением у немцев. Есть основания полагать, что несколько офицеров данного подразделения, включая командира, были советскими агентами.

2) Внедрение

Широкомасштабный призыв бывших военнослужащих Красной армии в подразделения коллаборационистов предоставлял советской стороне массу возможностей для внедрения в них своих агентов. Не все военнопленные, добровольно сражавшиеся на стороне немцев, стремились четко выполнять взятые обязательства, и часть из них могла быть завербована в качестве советских агентов. Хотя точных цифр не существует, можно предположить, что просоветские элементы в той или иной степени присутствовали внутри многих подразделений коллаборационистов. Помимо этого существовали агенты, выполнявшие особые задания по проведению подрывной деятельности внутри групп коллаборационистов[222]. Другие получали задания по деморализации коллаборационистов извне через гражданских лиц и других агентов.

Во многих случаях подразделения с внедренными в них агентами целиком переходили на сторону партизан после убийства немецких военнослужащих и захвата их оружия и снаряжения. Для подобных операций требовались связные, проводившие предварительные переговоры с партизанами. Схема действий, по всей видимости, представляла собой попытки советских агентов (или партизан) сначала уговорить наиболее значимых лиц в подразделении, нескольких младших командиров и тех, кто, например, имел доступ к пулеметам и артиллерии. Часто рядовых военнослужащих заранее не ставили в известность о планах дезертировать; в подходящий момент, обычно в заранее обговоренном с партизанами месте, совершался переход. Тех, кого считали крайне враждебно настроенными, или пытавшихся оказать сопротивление расстреливали, и остальным не оставалось ничего иного, как подчиняться, чтобы избежать уничтожения партизанами или своими бывшими товарищами, контролировавшими тяжелое вооружение.

Играло на руку партизанам и то, что немцы по «идеологическим соображениям» старались формировать небольшие подразделения коллаборационистов, обычно не превышавшие численностью батальона. Значительно легче было убедить дезертировать несколько сот человек, чем переманить на свою сторону целую дивизию. Переход на сторону партизан целых подразделений был весьма показателен, но не менее важен был и постоянный приток отдельных дезертиров, хотя роль советских агентов в этом процессе выявить сложнее.

В ряде случаев агенты создавали «конспиративные» группы, имевшие далекоидущие планы. Одна из таких групп, выявленная в бригаде под командованием Каминского, получила задание убить командира подразделения вместе с его ближайшими соратниками и организовать переход целиком всей бригады численностью 7000 человек на сторону партизан[223]. Другая неудачная попытка была предпринята, когда партизанская бригада «За Родину» получила указания Центрального штаба партизанского движения и, по всей видимости, НКВД организовать секретную группу, которая (судя по перехваченному немцами приказу) получила задание устроить «нападение на Каминского и его ближайших заместителей, на казармы военнослужащих, на штаб и т. д. [Для этой цели предполагалось доставить специальное бесшумное оружие и магнитные мины.] А также вести подготовку восстания среди подчинявшихся Каминскому войск». Подготовка уже велась, и восстание должно было начаться одновременно с лобовым ударом Красной армии на Брянском фронте[224].

Эффективность использования советских агентов подтверждается многочисленными случаями дезертирства, которому агенты, несомненно, способствовали, но это отнюдь не являлось целиком из заслугой. К весне 1943 года число дезертировавших коллаборационистов возросло настолько, что партизаны организовывали специальные комиссии, занимавшиеся приемом, проверкой и распределением по отрядам дезертиров[225].

Советский подход к проблеме воевавших на стороне немцев военнослужащих, осуществлявшийся при «посредничестве» партизан, отличался поразительной тактической гибкостью. С одной стороны, партизанская пропаганда обращалась с призывами как к беспартийным, так и к коммунистам, и делалось это без коммунистической риторики[226]. С другой стороны, она обращалась с призывами к предателям и, по существу, обещала им неприкосновенность. Следует отметить, что, если отсутствие коммунистической риторики было присуще всем издаваемым на советской стороне пропагандистским материалам, политика «терпимости» в отношении коллаборационистов никогда открыто не демонстрировалась в советской пропаганде, всегда изображавшей коллаборационистов презренными предателями.