Читать онлайн «Крест против Коловрата – тысячелетняя война». Страница 23

В чужом пиру похмелье

Славяне. Один из самых загадочных народов Европы. Народ очень многоликий. Серб и хорват, несмотря на единый язык и очевидную генетическую общность, вряд ли согласятся с тем, что они принадлежат к единой великой протонации. Взаимные массовые зверства, чинимые этими народами друг против друга в годы Второй мировой войны, заставляли шевелиться волосы даже у видавших виды полицейских подразделений итальянских фашистов. Очень трудно будет убедить побрататься великоросса и поляка. 17 сентября 1939 года – вовсе не уникальная дата в истории русско-польских отношений. Молдавско-приднестровский территориальный конфликт имеет под собой долгую вечно тлеющую межэтническую историю. Ян Гус, заявлявший: «Чехи в королевстве Чешском по закону и по требованию природы должны быть первыми в должностях, так же как французы во Франции и немцы в своих землях», – слышать ничего не хотел о каком-то мощном «восточном брате», с которым он «по зову крови» должен был бы испытывать некую необъяснимую «солидарность». Да что далеко ходить за примером, если даже в современной Украине все громче раздаются голоса, требующие большего внимания именно к украинской самоидентичности. «Мы другие – здесь и здесь!» – заявляет украино-американская мегазвезда Ольга Куриленко, имея в виду мозг и сердце. Объединение «всех славян в одно единое государство»? Ох, и непростое будет это государство, поскольку придется объединять не народы, а цивилизации. А главное – зачем? Что это дает собственно славянам? И самое главное – а какая религия будет в этом «государстве» государственной? Православие? Но минимум треть славян – католики. Опять уния? Или «зачистить» католиков как «еретиков», и дело в шляпе? Дикая идея, как дикой была бы идея объединения всех «романогерманцев» или «всех англосаксов». Мы видим довольно очевидное культурное различие между «русским» триумвиратом великороссы – малороссы – белорусы и остальным славянским миром. Но тем не менее такая идея возникла, и возникла она сразу же после победы России над войсками Наполеона в 1814 году. Никакой иной общности, кроме воображаемой религиозной, эта идея не защищала. Как оказалось позже, просчет стоил весьма дорого. Ни одна страна славянской Восточной Европы не выступила союзником России ни в одной из двух мировых войн, прокатившихся в тех краях в XX веке. Несмотря на значительную «низовую» поддержку прославянских деклараций России, элиты этих «маленьких, но гордых» стран предпочитали ориентироваться на Англию и Германию.

Османская империя к середине XVIII века начала стремительно терять влияние. Вернее, начала стремительно утрачивать независимость. Великобритания все глубже и глубже залезала во внутренние дела этого государства. Тем более что причина была, турки сами запросили поддержки после ряда успешных действий Ушак-паши и князя Потемкина Таврического. Английская дипломатия через «военную помощь», через своих «советников» стесняла пределы власти турецкого султана, предписывала ей обязательные реформы, диктовала правила и назначала международные наблюдательные и вспомогательные комиссии для внутреннего устройства ее областей, указывала ей условия ее дальнейшего существования, сдерживала угрожавшие ей движения восточных христиан – словом, поступала с ней, по словам Ключевского, «как с существом несовершеннолетним, беспомощным и неправоспособным». Так, со времени принятия Турции в концерн европейских держав совместный протекторат их над восточными христианами для защиты от Турции превратился на деле в совместную опеку НАД Турцией для защиты ее ОТ России. Вспомним нашумевший «Турецкий гамбит» Акунина и роль Великобритании в событиях. Надо сказать, что Россия стала в полном смысле империей лишь к времени правления Екатерины, когда обозначился вектор колонизации. Даже при Петре I, несмотря на «имперскую» риторику (Персидский поход, попытки вовлечения Грузии в орбиту российской политики (1721 г.) и пр.), которая была скорее данью моде, все-таки дипломатам приходилось общаться с французами, англичанами, испанцами, действия государя не выходили за рамки «собирания земель», уже когда-то входивших в состав России или русских княжеств. При Екатерине появилась перспектива. Грузинский вопрос встал на повестке дня со всей остротой. В конце 1782 года Картли-Кахетинский царь Ираклий II обратился к Екатерине II с просьбой принять Грузию под покровительство России. Стремясь упрочить позиции России в Закавказье, Екатерина II предоставила Павлу Потемкину широкие полномочия для заключения договора с царем Ираклием. Уполномоченными с грузинской стороны были князья Иванэ Багратион-Мухранский и Гарсеван Чавчавадзе. По договору царь Ираклий II признавал покровительство России и частично отказывался от самостоятельной внешней политики, обязуясь своими войсками служить российской императрице. Екатерина II, со своей стороны, выступала гарантом независимости и целостности территорий Картли-Кахетии. Грузии предоставлялась полная внутренняя самостоятельность. Стороны обменялись посланниками. 1782 год – это год, с которого Россия фактически становится империей, заполучив первую и пока единственную колонию. Важнейшая роль как объединяющего начала в этом союзе принадлежала конфессиональной составляющей. Екатерина II воспринимала события как шаг на пути восстановления Византийской империи. Да, еще один чрезвычайно важный момент! Договор уравнивал в правах грузинских и русских дворян, духовенство и купечество (соответственно). Таким образом, ко «дню Бородина» грузинские князья Багратиони состояли на службе русского императора ровно 30 лет (жизнь одного поколения!). И секрет преданности героического князя некоей мифической «русской идее» очень прост. Это не имеющая никакой национальной окраски идея преданности рыцаря-вассала своему сюзерену. Этим же объясняются и многочисленные геройства европейских «немцев» на русской службе. Рыцарь ищет службу. По каким-то причинам он ее не находит у своего короля и идет к другому (а другой «почти что Гогенцоллерн»! – такой же европейский владыка, ну, чуть-чуть другой. Для различных европейских диссидентов вполне рабочий вариант). Так что это не преданность «русской цивилизации». Это преданность долгу, чести, королю, то есть чисто рыцарские воинские ценности и традиции.

Грузинская тема еще долгое время будет актуальной для российских монархов. Несмотря на общность конфессии, это этнополитическое образование так до конца и не стало «российским» и всегда имело свое «особое мнение» по целому ряду вопросов. Так что Тифлис со времен Потемкина не был спокойным местом для русских практически никогда. Практически сразу же после заключения Георгиевского трактата состоялось несколько попыток его нарушить. (Грузия втайне от России пошла на сепаратные переговоры с Турцией.) Как и всякая колония, она требовала отвлечения большого количества материальных, военных и пр. ресурсов, которые в течение 100 лет перемалывались в жестоком и бессмысленном русско-турецком противостоянии. То, что эта проблема до сих пор актуальна, мы можем наблюдать и сегодня. События 08.08.08 – это логичная плата за право России называться «наследницей Великой империи». И, кстати, в эти дни громче всех кричали: «Танки на Тбилиси!» – именно православные хоругвеносцы, приверженцы идеи народа-крестоносца, народа – расходного материала в большой игре европейских и азиатских монархий.

Слава богу, что в разворованном бюджете не хватило денег на должное количество солярки!

Современная РПЦ рисует образ ХХ века, начало которого отмечено размахом антицерковных выступлений большевиков, как нечто уникальное и беспрецедентное, но исторические факты демонстрируют совершенно иное. Террор в отношении духовенства был едва ли не обязательным атрибутом любого русского бунта, как известно, «бессмысленного и беспощадного». Можно даже сказать, это своего рода «традиция». В чем секрет такой лютой ненависти простого народа к духовенству? Именно не к христианской вере как таковой, а к ее служителям. Причем ненависти самого простого народа, мужика, казака, почему-то историки умалчивают о религиозной подоплеке крестьянской войны под предводительством Ивана Болотникова, Степана Разина, Кондратия Булавина, а между тем религиозный аспект этих войн был едва ли не важнее социального. Так называемый церковный раскол был вовсе не следствием «реформ» архимандрита Никона. Это было лишь «официальное оформление» брожения, которое началось за полстолетия до того. Русь времен «Раскола» (см. карту на вкладке) представляла собой поле бесконечной гражданской войны, «где леса и поля превратились в плацдармы». Ох, не была едина «святая» матушка-Русь! И ключевым моментом бесконечной русской религиозной войны было не столкновение веры и неверия или христианства и язычества, а столкновение одной и той же веры, но разного понимания того, что значит «вера истинная».