Читать онлайн «Ленин: политический портрет. Кн. 2.». Страница 42

Таков был Ленин: он мог из безопасной Швейцарии заклинать социал-демократов в России идти путем революции, спокойно проживая при этом царскую пенсию матери и ее доходы с аренды поместья. Он мог, демонстрируя приверженность высшим принципам нравственности, протестовать: кто "солгал или кто интриговал в изложении частной беседы между мною, Мартовым и Старовером" (А.Н.Потресов) — и решительно предлагать высылку из отечества того же Потресова, которого знал с самого порога века… У Ленина "комплексов" не было; когда речь заходила о политике — для морали места не оставалось. Двойной стандарт в морали он считал естественным для себя.

Ведь, по существу, ленинский взгляд на художника, человека творческой профессии, сформировался у него еще в начале столетия. Отточил этот взгляд лидер большевиков, разглядывая со стороны российского гиганта мысли и пера Льва Николаевича Толстого. В этом отношении статья Ленина, приуроченная к восьмидесятилетию великого писателя, "Лев Толстой, как зеркало русской революции" весьма показательна. Даже Толстого, общепризнанного гения, Ленин способен оценивать лишь через призму революции…

"…С одной стороны, — писал Ленин, — гениальный художник, давший не только несравненные картины русской жизни, но и первоклассные произведения мировой литературы. С другой стороны — помещик, юродствующий во Христе С одной стороны, замечательно сильный, непосредственный и искренний протест против общественной лжи и фальши, — с другой стороны, "толстовец", т. е. истасканный, истеричный хлюпик, называемый русским интеллигентом, который, бия себя в грудь, говорит: "Я скверный, я гадкий, но я занимаюсь нравственным самоусовершенствованием; я не кушаю больше мяса и питаюсь теперь рисовыми котлетками…"

Взгляд Ленина на Толстого — поверхностный и вульгарный. Толстой еще на пороге XX века смог подняться на позиции приоритетов общечеловеческих ценностей, а Ленин навсегда застыл в своих классовых блиндажах. Ведь лидер большевиков совершенно определенно утверждал, что "серьезнейшей причиной поражения первой русской революции" было толстовское непротивление злу насилием".

Но отмечу другое: великий Толстой понадобился автору статьи и для того, чтобы показать никчемность и ничтожность русской интеллигенции. Как и всякое явление, она многогранна. Но видеть в интеллигенции лишь "истасканных, истеричных хлюпиков" мог только человек, взгляд которого ограничен лишь прорезью классовой бойницы. Выгоняя творческую элиту за околицу отечества, Ленин обрекал ее на еще большие страдания.

Немалое число российских писателей, профессоров, ученых, инженеров, будучи загнанными в отчаянное положение, сами пытались выбраться за рубеж. Но здесь Политбюро и ГПУ проявляли бдительность. Генрих Ягода прислал в ЦК специальное письмо, где сообщал, что его ведомство имеет "заявления ряда литераторов, в частности Венгеровой, Блоха, Сологуба, о выезде за границу". Ягода предостерегал: "Принимая во внимание, что уехавшие за границу литераторы ведут самую активную кампанию против Советской России и что некоторые из них, как Бальмонт, Куприн, Бунин, не останавливаются перед самыми гнусными измышлениями, ВЧК не считает возможным удовлетворять подобные ходатайства".

По отношению к украинской интеллигенции поступили несколько иначе. По предложению Уншлихта на Политбюро было принято решение:.Заменить высылку за границу высылкой в отдаленные пункты РСФСР". Не знаю, кому повезло больше; если дожили эти люди с Украины до роковых тридцатых, то страшный сталинский серп выкосил их всех…

Выехать хотели очень многие, особенно те, кто не видел для себя возможности заниматься в Советской России творчеством. Очень быстро, например, в зарубежном рассеянии возникло такое уникальное явление, как могучая русская литература. Думаю, что в главных ее атрибутах — высочайшем мастерстве, свободолюбии, в честности перед собой и историей — она и в чуждой среде продолжила лучшие традиции литературной России. Возможно, прав Глеб Струве, написавший: "Много ли может советская русская литература противопоставить "Жизни Арсеньева" Бунина, зарубежному творчеству Ремизова, лучшим вещам Шмелева, историко-философским романам Алданова, поэзии Ходасевича и Цветаевой, оригинальнейшим романам Набокова?"

Я бы добавил к этому блистательному списку российских философов и писателей имена Н.А.Бердяева, К.Д.Бальмонта, З.Н.Гиппиус, Д.С.Мережковского, Игоря Северянина, Л.И.Шестова, Б.К.Зайцева, М.А.Осоргина, Вячеслава Иванова, Л.П.Корсавина, СА.Франка и многих, многих других, коим не нашлось места на родине. Пишу эти строки, а в подсознании бьется парадоксальная мысль, не будь жестоким Ленин в своей высылке, их всех бы уничтожил Сталин. Это так: после октябрьского переворота в Россию приходило средневековье XX века… Люди поверили в 1917 году, что миссионеры от большевизма поведут их в страну обетованную, которой станет весь мир после всеобщей революции. Думаю, что в это верил и Ленин. А пока, писал В.Ф.Ходасевич, мучаясь в изгнании бедами России:

Прервутся сны, что душу душат, Начнется все, чего хочу, И солнце ангелы потушат Как утром — лишнюю свечу.»

Пытались уехать в зарубежье целые коллективы. Еще в мае 1921 года Политбюро под председательством Ленина рассмотрело вопрос "О выезде за границу 1-й студии Художественного театра". Решили, однако: "Отложить решение вопроса до доклада Луначарского: сколько из отпущенных лиц из ученого и артистического мира вернулось на родину (дать заключение BЧK)". Долго спорили, отпускать ли Шаляпина. Сомневались Ленин, Сталин, Калинин, но поддержал просьбу великого русского певца Луначарский. В решении Политбюро записали: "Утвердить решение оргбюро и выпустить Шаляпина за границу при условии гарантии со стороны ВЧК, что Шаляпин вернется…"

Люди долгие десятилетия с болью в сердце бежали из коммунистического загона. Это было одностороннее движение (за редким исключением). Нужны ли еще какие-то доказательства глубокой ущербности Системы, откуда они вырвались?

Еще при жизни Ленина в большевистском правительстве почувствовали, что исход российской интеллигенции ставит в исключительно тяжелое положение промышленность, горное дело, транспорт, связь. На заседании Политбюро 9 августа 1923 года под председательством Каменева обсудили записку Дзержинского, в которой тот писал:

"За границей имеется ряд довольно крупных русских специалистов, тяготящихся условиями своей жизни и желающих вернуться в Россию и работать. А мы бедны спецами. Самые лучшие у нас спецы — это полученные и почему-либо не расстрелянные от Колчака, Деникина и Врангеля. Надо давать индивидуальные прощения и принимать в русское гражданство…" Решили:.Допускать возвращение русских специалистов из эмиграции и привлекать их к работе". Но за рубеж в ходе гражданской войны ушла лавина интеллигенции, вернулись тоненькие ручейки… Да остались еще те, "почему-либо не расстрелянные".

Однако, убедившись в существовании за рубежом огромной интеллектуальной России, Политбюро ЦК уже в 1923 году обязало ВЧК "организовать разложение белогвардейской эмиграции и использование некоторых ее представителей в интересах советской власти". Созданный позже специальный Иностранный отдел ОГПУ вел широкую "разработку" российской эмиграции, а иногда и "ликвидировал" особо "злобных врагов советской власти". Многочисленные тома спецсообщений советских агентов из западных столиц свидетельствуют: российские власти вначале изгнали массу интеллигенции, а затем делали все возможное для ее "разложения", дискредитации, подкупа для агентурных целей, стравливания различных группировок друг с другом. На многих известных ученых, писателей и, конечно, политических деятелей эмиграции были заведены многочисленные специальные дела-формуляры, в которых фиксировался каждый заметный общественный шаг человека, его высказывания и настроения. Например, в обширном фонде "Русская эмиграция" можно найти данные о слежке, отраженные в формулярах, почти за всеми влиятельными лицами российской эмиграции из числа интеллигенции: Федотове, Мельгунове, Бердяеве, Адамовиче, Алданове, Бальмонте, Берберовой, Бунине, Шмелеве, Гиппиус, Мережковском, Набокове, Теффи, Бурцеве, Вишняке, Евреинове, Кшесинской, Стравинском и многих, многих других.

Интересно, что советская спецслужба пыталась втереться, например, в доверие к Н.А.Бердяеву и использовать его имя и влияние в своих целях. Однако, как сообщил агент Каль, Бердяев не принесет пользы, ибо "критикует коммунизм, является решительным противником материалистической философии и склонен беседовать лишь о теологии". Может быть, поэтому в формуляре ИНО ОГПУ Бердяев значится под кличкой Духовник.

После нескольких попыток приблизиться к Бердяеву разведчики Менжинского со своим явно не теологическим мировоззрением оставили великого мыслителя в покое.