Читать онлайн «Ленин: политический портрет. Кн. 2.». Страница 16

— Откуда это академик Павлов узнал об "огромных деньгах на Японию"? — вопрошает Бухарин.

Конечно, в контексте рассматриваемого спора этот вопрос частный, но мы-то сегодня знаем, что сотни миллионов, миллиарды рублей передала страна, ведомая бухариными и другими последователями Ленина, на "мировую революцию" во все концы света.

Бухарин поучает академика: "Если положительный исход борьбы есть необходимая предпосылка для всего остального, то выбора нет: нужно жертвовать всем". Вы чувствуете ленинское: жертвовать всем ради сохранения власти. Непонятно только, как в этом "тупике" оказалась культура? Речь идет о жертвах, которые, по мысли теоретика, вполне оправданны. Академика удручает, например, факт классового приема в высшие учебные заведения. Но Бухарин и здесь ловко объясняет: в противном случае мы сползем к "целям либеральной буржуазии", а это есть не что иное, как "вырождение".

Все эти вопросики и сомнения академиков и профессоров Бухарин именует "идеологией, достойной каменного века". Комментировать здесь нечего, только впору спросить: так чьи же здесь тупики — Павлова или Бухарина?

Одно можно сказать: ответы академику Павлову — квинтэссенция взглядов Бухарина-теоретика, которые он отстаивал в 1918 году, от которых не отказался и в году 1929-м. Все дело в том, что трагическая личная судьба человека, душевность и совестливость этой личности стали как бы фирменным знаком и его теоретических взглядов, что не одно и то же. В своих более ранних работах, касающихся Бухарина, я грешил этими же ошибками. Персональная притягательность Бухарина не есть тождественность его теоретическим взглядам. Они так же "Туликовы", как и у самого Ленина и всех его соратников-вождей.

Когда заместитель наркома внутренних дел Я.Агранов на докладе с замысловатой подписью: "Помощник начальника 7 отделения 4 отдела ГУГБ капитан государственной безопасности Коган" наложил резолюцию: "Арестовать", Бухарин три месяца отказывался давать "нужные" показания. Наконец из Бухарина в июне 1937 года выколотили следующее:

"Наркомвнудел Н.И.Ежову

Заявление

После длительных колебаний я пришел к выводу о том, что необходимо полностью признать свою вину перед партией, рабочим классом и страной и покончить раз и навсегда со своим контрреволюционным прошлым.

Я признаю, что являлся участником организации правых до последнего времени, что входил, наряду с Рыковым и Томским, в центр организации, что эта организация ставила своей задачей насильственное свержение Советской власти (восстание, госуд. переворот, террор), что она вошла в блок с троцкистско-зиновьевской организацией.

О чем и дам подробные показания.

Арестов. Н.Бухарин".

Когда ему дали бумагу, чернила для показаний, Бухарин начал с теоретических признаний. Думаю, сам этот факт должен был убедить уважаемого Николая Ивановича Бухарина, что его судьба, судьба тысяч и миллионов подобных несчастных — не случайность, а глубокая закономерность. Их судьба была спровоцирована марксизмом-ленинизмом, который на русской почве оказался кровавой диктатурой на практике, обоснованием этих преступлений в теории.

"Личные показания Н.Бухарина" — потрясающий человеческий документ. "Ценнейший и крупнейший теоретик партии" под давлением капитана госбезопасности Когана готов был признать что угодно. Поскольку чекисты не могли вникнуть в суть теоретических "заблуждений" Бухарина, они приказали ему написать о них самому: в чем его преступные "ошибки".

Многостраничные показания Бухарина оформлены им как философский трактат с подзаголовками: 1. Общие теоретические антиленинские мои взгляды. 2. Теория государства и теория диктатуры. 3. Теория классовой борьбы в условиях пролетарской диктатуры. 4. Теория организованного капитализма и т. д. Лишь в конце "трактата", написанного в тюрьме НКВД, Бухарин говорит о политических вещах: своей борьбе против партии, зарождении его "школы" с контрреволюционными целями и др.

Приведу лишь несколько фрагментов "теоретических показаний", написанных собственноручно Бухариным. Возможно, это уникальный, единственный случай в следственной практике, когда подсудимый собственноручно пишет материал для протокола, выискивая грехи в собственных теоретических взглядах.

"…Известно, что в "завещании" Ленина указано, что я не понимал диалектики и серьезно ее не изучал. Это было совершенно правильное указание… Абстрактный схематизм гонится за "последними обобщениями", отрывая их от многообразия быстротекущей жизни, и в этом мертвом подходе к процессам истории и исторической жизни лежит корень огромных моих политических ошибок, при определенной обстановке переросших в политические преступления…"

Бухарин каялся во всем, выступая уже не просто как "схоласт", но и как антиленинец. "…Известно, что В.И.Ленин обвинял меня в том, что концентрирую все внимание на разрушении буржуазного государства — с одной стороны и на бесклассовом обществе — с другой… Именно здесь лежал один из корней позднейшей идеологии правых… Была недооценка мощи государственного аппарата возросшей и укрепившейся диктатуры пролетариата".

Что правда, то правда. Бухарин явно недооценил чудовищной мощи террористической диктатуры. Система уже действовала по присущим ей законам тоталитарного общества. Его умная голова, лишь оказавшись под ножом сталинской гильотины, смогла оценить сатанинскую силу "государственного аппарата".

"…В теории классовой борьбы в условиях пролетарской диктатуры я совершил коренную ошибку. Я делал вывод, что после сокрушения помещиков и капиталистов наступает этап "равновесия" между пролетариатом и крестьянством… в котором классовая борьба затухает. Отсюда — вместо сокрушения кулачества — перспектива его мирного врастания в лозунг "Обогащайтесь!".

Но, пожалуй, довольно. Перо Бухарина выводило в тюремной камере совсем не то, что он думал. Этой Системе не нужна теория, ей необходима светская религия и инквизиторы, которые следят за ее чистотой. Если бы Ленин мог увидеть и услышать, как капитаны государственной безопасности указу ют "увязывать свою теорию со своими политическими преступлениями"? Надо признать, что Н.И.Бухарин делал "признания" весьма профессионально. Возможно, эти несколько десятков листков личных показаний Н.И.Бухарина" важнее многих ленинских томов, ибо в них крах и трагедия всего исторического замысла большевиков, их тотальное поражение.

Может быть, для читателя эти страницы покажутся скучными, но в них, поверьте, мне хотелось выразить весь глубокий трагизм умного человека, посвятившего себя служению утопической идее. Таких были миллионы. Я сам отдал утопии лучшие годы своей жизни, был жрецом ленинской схоластики, замешанной на реальных проблемах самой жизни, спекулирующей на вечной христианской идее социальной справедливости.

Думаю, что самые честные страницы жизни были прожиты Бухариным во время эпопеи с Брестским миром. Вероятно, Бухарин и его сторонники "левые коммунисты" вздрагивали, когда Ленин, картавя, не раз повторял, что сию минуту Гофман не может взять Питер, взять Москву. "Но он может это сделать завтра, это вполне возможно… Перед нами вырисовывается эпоха тягчайших поражений, она налицо, с ней надо уметь считаться, нужно быть готовыми для упорной работы в условиях нелегальных, в условиях заведомого рабства у немцев…" Неужели могли думать те большевики, для которых отечество еще что-то значило, что революция свершилась только для того, чтобы жить в "условиях заведомого рабства у немцев"? А где же обещанный мир? Или ценою рабства?

Бухарин мог вспоминать, лежа на тюремных нарах большевистской тюрьмы, как он в запальчивости выкрикивал на VII съезде партии слова, теснившие его ум и сердце:

— Такой ценой нельзя покупать двухдневную передышку, которая ничего не даст. Вот почему, товарищи, мы говорим, что та перспектива, которую предлагает т. Ленин, для нас неприемлема.

Как все это было давно… Но тогда он был честным перед собой, о чем и писал Сталину из тюрьмы 15 апреля 1937 года: ,Я искренне думал, что Брест — величайший вред. Я искренне думал, что твоя политика 28/29 годов — до крайности опасна. Из линии я шел к лицам, а не наоборот. Но что у меня было плохого, что меня подводило? Антидиалектическое мышление, схематизм, литературщина, абстрактность, книжность".

Ленин внушил ему, что он не в ладах с диалектикой, и Бухарин многократно кается перед тюремщиками, перед недоучившимся священником Джугашвили, перед Ежовым на допросе в своей "антидиалектичности". Это не просто признак излома личности обстоятельствами, а наивная вера в то, что раскаяниями в несуществующих грехах можно испросить себе прощение.

А ведь Ленин любил Бухарина (но не партия, которая никого не любила, как и подобает ордену). Вождь значительно меньше писал Бухарину, чем другим своим соратникам из окружения. Ленин любил беседовать с Бухариным, нередко проявляя просто отеческую заботу о молодом соратнике.