Читать онлайн «К началу. История Российской Империи». Страница 88

Различная оценка внешнеторговой политики первого Романова связана с тем, что для Михаила и Филарета главным были интересы государства, как они его понимали, т.е. интересы государя. Все другое имело второстепенное значение. Немедленное получение денег - за привилегии, особые льготы - было гораздо важнее долговременных целей, способствовавших развитию городов или облегчению положения населения. Немаловажную роль играли пристрастия царя. Михаил окружил себя врачами, аптекарями, окулистами, алхимиками, часовщиками (царь очень любил часы и во время обеда возле него стояло двое часов), фабрикантами органов.

Олеарий рассказывает, что в Москве во время его визитов жило много иноземцев, в том числе 1 тыс. протестанских семейств. Сначала они селились где хотели и повсюду ставили свои молитвенные дома (кирки). Против этого восстали священники, видевшие опасность в близком соседстве русских и «люторов». Все кирки были сломаны и разрешено иметь одну в Немецкой слободе, вдали от православных церквей. Иностранцы, жившие в Москве и обслуживавшие двор, находились в ведении аптекарского приказа. Им платилось жалованье деньгами и мехами, они получали кроме того довольствие: определенное количество пива, вина, меда, овса и сена.

Прежде всего иностранцы были нужны в армию. Иноземцы служили в московском войске издавна. Во второй половине XVI в. число наемных пехотных солдат, как сообщает Флетчер, достигало 4300 человек, около 4000 казаков (черкасов), около 150 голландцев и шотландцев, около 100 греков, турок, датчан и шведов. По мере роста значения пехоты в московском войске увеличивалось число стрельцов - пехотинцев, употреблявших огнестрельное оружие - мушкеты с фитилями, карабины и пистоли. Для обучения их требовались иностранные специалисты. Это было тем более необходимо, что в XVII в. московское войско сильно отставало по подготовке солдат и вооружению от западных армий. Посетивший Москву в конце века австрийский (имперский) дипломат И. Корб замечает, что только татары боялись московского оружия; западные соседи смеялись и над духом, и над искусством московских ратников22.

Приглашение иноземцев-наемников было обычной практикой в европейских армиях эпохи. В лучшей из них, шведской, 4/5 армии составляли наемники - шотландцы, англичане, немцы. Но в армии Густава-Адольфа офицерами были шведы, солдатами - наемники. В московское войско приглашали наемников на офицерские, инструкторские должности. В 1626-1632 гг. в московское войско набирают около пяти тысяч наемников-пехотинцев. В инструкции вербовщикам говорилось, что могут нанимать людей всех наций, но только не католиков. Нужда в военных специалистах была очевидной для правительства. Их нанимали за дорогую цену. К ним относились подозрительно и настороженно. Аугустин Мейерберг, опубликовавший в Париже в 1661 г. рассказ о поездке в Москву, приводит высказывания иностранных офицеров на русской службе. Несмотря на высокое жалованье, многие сожалели, что пошли искать счастья в Москву: по выслуге установленного срока не было возможности вырваться домой. Если для удержания иностранца на службе долее срока не помогали разные приманки и награды, упрямца ссылали так далеко, что выбраться оттуда не представлялось возможным23.

Моделью отношений к иностранцам может быть история неудавшегося бракосочетания дочери Михаила Ирины с иностранным принцем. Эту историю можно назвать романом Вольдемара. Ни один из историков царствования первого Романова не мог пройти мимо этой печальной повести. В 1643 г. в Москву прибыл со свитой в 300 человек сын датского короля Христиана IV Вольдемар. До этого, в результате долгих переговоров, было достигнуто соглашение: королевич берет в жены царевну Ирину, получая в приданое Суздальское и Ярославское княжества и сохраняя свою протестантскую веру. Портрета невесты ему не показали, опасаясь колдовства. Это было в порядке вещей: супруг, как требовали того московские нравы, мог увидеть впервые супругу только в брачной спальне. Григорий Котошихин, описывая свадебные обычаи и возможности подмены невест, которых жених до брака не видел, заключает: «во всем свете нигде такова на девки обманства нет, яко в Московском государстве; а такого у них (т.е. у русских. - М.Г.) обычая не повелось, как в иных государствах, смотрити и уговариватися временем с невестою самому»24. Хлопоты Вольдемара были связаны с другим обманом. От него потребовали, чтобы он перешел в православие. Когда он отказался и попросил разрешения вернуться домой, ему отказали. Королевич попробовал бежать, но был схвачен. Согласие Вольдемара на то, чтобы будущие дети стали православными, дела не продвинуло. Царь Михаил не хотел ничего слушать. Только смерть Михаила позволила Вольдемару через два года после приезда в Москву вернуться домой.

Принципиальная закрытость Московского государства, продиктованная страхом и самоуверенностью, подозрительностью и гордостью, усиливалась сознанием нужды в презираемых иностранцах. Им много платили, но их всегда рассматривали как шпионов или заложников. Война становилась наиболее простым, самым недвусмысленным выходом из закрытости, оставаясь одновременно наиболее эффективным способом сохранения обособления.

Набор наемников, увеличение армии и улучшение ее подготовки имели совершенно определенную цель. Начиная с 1626 г. идет планомерная подготовка войны с Польшей. Близился к завершению срок перемирия, и Москва собирала силы, твердо намереваясь вернуть захваченные Речью Посполитой русские земли. В апреле 1632 г. умер Сигизмунд III. Покойник был положен в гроб с московской короной на голове, его наследник Владислав IV продолжал считать себя избранным московским царем. Пока шла процедура избрания короля Речи Посполитой, в Москве собрался собор и постановил начать войну с Польшей. Тем более что была готова новая армия - 158 пушек, 32 тыс. воинов, в том числе около 4 тыс. швейцарских и немецких наемников. Командование было вручено боярину Михаилу Шеину, прославившемуся двадцать лет назад обороной Смоленска, и окольничему Артемию Измайлову.

Кампания началась блестяще, были захвачены многие города, но, подойдя к Смоленску, армия остановилась и начала осаду, которая не давала результатов 8 месяцев. За это время, уладив проблемы, связанные с выбором, новый король Владислав IV подошел к Смоленску и в свою очередь осадил осаждающих, войско Шеина. В феврале 1634 г. русские капитулировали, приняв условия победителей. 1 октября 1633 г. умер Филарет, уже знавший о поражении. Царь Михаил жестоко наказал побежденных командиров: Михаил Шеин, Артемий Измайлов и его сын были казнены, их подчиненные наказаны кнутом и сосланы. Суровость наказания была связана со смертью патриарха, покровительствовавшего Шеину, и возвращением к престолу родственников царя Салтыковых, ненавидевших воеводу.

Русские историки говорят о «Смоленской катастрофе». Действительно, поражение Шеина было сокрушительным. Но поляки не воспользовались успехом, несмотря на то что Москва, ведшая военные действия на Западе, подверглась жестокому набегу с юга: отряды крымских татар появились по соседству со столицей. Владислав первым предложил начать мирные переговоры. Мечта о шведской короне, которая не давала спать Сигизмунду III (ее положили рядом с его гробом), мучила и его сына, предпочитавшего Стокгольм Москве. 16 ноября 1632 г. в битве под Лютценом был убит Густав-Адольф. Наследнице Кристине было 6 лет. Владиславу показалось, что его час настал. Он не хотел принимать во внимание того, что не хотят авантюр на севере его польско-литовские подданные, что его не хотят шведы. Урегулирование отношений с Москвой было условием реализации шведских планов польского короля.

В 1635 г., сначала в Кремле, затем в Варшаве, был закреплен «вечный мир» между Московским царством и Речью Посполитой, названный Поляновским по речке Поляновке, на берегу которой встретились парламентеры в марте 1634 г. Москва согласилась отдать «навечно» то, что поляки уже получили по Деулинскому перемирию: Черниговскую землю (с городом Черниговом и Новгород-Северским) собственно Польше, Смоленскую землю (со Смоленском, Рославлем, Трубчевским и др.) - Литве. Победители получили 20 тыс. рублей контрибуции (хотя просили 100 тыс.) Владислав отказался от притязаний на московский престол, было отвергнуто польское предложение разрешить строить в Московском государстве костелы, вступать свободно в брак подданным обоих государств, приобретать вотчины полякам в Московском государстве, русским в Речи Посполитой. Варшавские дипломаты добивались, чтобы Михаил не писался «царем всея Руси», а «царем своей Руси», ибо часть Руси находилась в польском владении. Московские дипломаты категорически отвергли это требование. Наконец, поляки предложили, чтобы мир был утвержден присягой всех чинов Московского государства, на что получили ответ: «Мы холопи государя нашего и во всей его царской воле».