Читать онлайн «Новгородская альтернатива. Подлинная столица Руси». Страница 63

Городская казна хранилась в Святой Софии, и получается, что хранил ее архиепископ. Своего рода казначей города под руководством самого Господа Бога.

Такой выбираемый городом, становившийся должностным лицом архиепископ меньше зависел от церковной иерархии, чем от города. Митрополит далеко, в Киеве… А вольнолюбивый шумный Новгород — вот он.

Для архиепископа построили двор, подобный княжескому, окруженный крепостными стенами и башнями. На церковных землях сидели «софийские» бояре, дети боярские, иной служилый люд. Архиепископ был главой особого «владычного» полка: конного войска, отдельного от остальной новгородской армии. При кафедре Софийского собора состоял большой штат «владычиных» бояр, дворян и множество различных слуг и работников, объединенных в артели — дружины переписчиков книг, строителей, иконописцев. Их называли общим словом «софияне».

Под рукой архиепископа находились и новгородские купцы. Как уже упоминалось, они составляли артели. Каждая артель имела своего святого покровителя, и в храме, построенном во имя этого святого, хранилась казна, наиболее ценные товары, а также книги, в которых велся учет торговых сделок.

Архиепископ надзирал за всем этим обширным хозяйством и фактически был самым крупным феодалом Древнего Новгорода, только без права передачи своих богатств по наследству. Его положение очень напоминало то, которое имел епископ в городах Западной и Центральной Европы, особенно в Германии и в Скандинавии. С одним очень важным отличием: архиепископ в Новгороде меньше зависел от церковной иерархии!

Новгородский архиепископ был независимее, чем другие православные епископы, но он был независимее и чем католические епископы. Он имел такие же права и обязанности, как епископ в католическом мире, но епископ Бремена или Любека все же больше зависел от остальной церковной иерархии. Бывали случаи, что епископов в германских землях смещали или переводили в другое место. Но неизвестно ни одного случая, когда митрополит Киевский сместил или перевел в другое место архиепископа Новгородского.

Архиепископ Новгорода был в большей степени новгородцем, чем церковным иерархом. И был сильнее защищен, чем любой другой епископ любой другой земли в православном или католическом мире: ведь горожане его выбрали! А уже потом совершился Божий суд руками ребенка или слепого.

Боевой клич новгородцев: «Постоим за Новгород и Святую Софию!» отражал соединение идей демократии и православия. И еще он отражал местный, новгородский патриотизм.[57]

Раннее христианство очень пессимистически относилось к земной жизни. Жизнь настоящая — это жизнь вечная, в отличие от земной, временной и скудной жизни. Что в ней…

Некоторые церковные иерархи даже выступали против браков и рождения детей — зачем тешить плоть, если все равно близок конец света? Зачем приводить в обреченный мир новых людей, когда вот-вот покажутся на горизонте всадники Апокалипсиса?

Бог и потусторонний мир были важны; человек и мир вокруг него — не был важен совершенно, вообще. Церковь настаивала на том, чтобы искусство славило мир горний, а не то, что окружало человека. Плоть, личная жизнь были важны ровно потому, что их следовало преодолеть, встать выше личного и плотского.

Стоит почитать жития православных святых: из книги в книгу, из биографию в биографию чуть ли не одними словами повторяется одно и то же: как святой или святая отказывались от всего хорошего и радостного, что может иметь человек в этом мире. Не только от любви, от всего, что сейчас у нас называется американским словом «секс». Но и от семьи — в том числе и от любви к родителям, от их любви к нам, своим детям.

В житии Антония Печерского есть такой эпизод: к уже знаменитому святому, основателю Киевской Печерской лавры приехала мать. Много лет они не виделись — еще в юности Антоний сбежал из дому, мать не понимала его стремления к аскетизму.

Так вот — святой Антоний не принял мать: нельзя любить маму или любого другого человека. Можно любить всех одинаково… То есть получается — никого. Нельзя выделять кого-то из великого множества одинаково любимых и нелюбимых. Отвергнутая мама так и жила возле пещеры, в которой умерщвлял плоть ее сын, а составители жития отметили этот назидательный факт: сын так и не смягчился, не разговаривал с матерью и не позволил матери заботиться о себе.

В центре мира средневековой Церкви стоял Бог, а уж никак не человек. Служение Богу — высшая ценность для средневекового человека! Аскетизм, отвержение всего человеческого, даже собственной матери, — путь к Богу.

Служение Богу — но анонимное. Нельзя оставлять о себе память, нельзя заявлять о себе. До сих пор мы не знаем имен многих скульпторов и ваятелей Средневековья. Кто построил знаменитые соборы Кёльна XI–XIII веков? Санкт-Мария-им-Капитоль (1049–1065), Апостель-кирхе (1192–1219), Грос-Санкт-Мартин (1185–1240)? Знаменитые на весь мир прекрасные храмы — но авторы их неизвестны. И не должны были быть известны, по замыслу!

Так же точно неизвестен автор замечательных скульптур из собора в Ноумбурге «Маркграф Эккехард и его жена Ута» (1250–1260). Имена изображенных известны… Имя автора — нет.

И на Руси многие уходили из мира, так и не оставив памяти о совершенном. Кто они, строители храмов Древней Руси, белокаменных чудес, до сих пор чарующих своей соразмерностью и красотой? Как звали человека, построившего Спас на Нерли? Софию Киевскую?

Даже в XVI веке в Московии действовал средневековый закон… Мы до сих пор не знаем, кто возвел храм Василия Блаженного. То ли два человека: Барма и Постник. То ли один — Барма Постник. Личность зодчего не интересовала летописца. Стремление оставить память о себе было грехом гордыни.

Но уже известны мастера, строившие знаменитый Кёльнский собор… Строился он очень долго, с 1248 по 1560 годы. Сначала Герардом и Арнольдом, потом (в XIV вене) Иоганном и Михаэлем, в XV веке — Н. Бюреном, около 1500 года — И. Франкенбергом. Исполинский собор высотой 144 метра достраивался еще в XIX веке… Но не об этом сейчас речь. Важно, что наступил момент — и у архитекторов, скульпторов появились имена.

В ту же эпоху — в конце XII — начале XIV веков, художники начали изображать человеческое тело, совершенствовались в изучении его пропорций и форм (еще в XV веке много неумелых, схематичных изображений — европейцам потребовалось много времени, чтобы изучить человека).

Началась эпоха, которая осмысливала себя как время возвращения к античности, к эпохе Греции и Рима — эпоха Возрождения. Человек оказывался в центре внимания. Мастер, творивший произведения искусства, уподоблялся чуть ли не Господу Богу. А что?! Господь творил мир, и Микеланджело творит свой выдуманный мир. Бог сотворил человека? Но и Альбрехт Дюрер изображает Матерь Божью, и его картинами любуются тысячи людей.

В работе Мастера все чаще видят что-то богоподобное. Человек осмысливается не как червь, простертый во прахе, но как возлюбленный сын Господа.

Считается: Возрождение было только в католических странах. На Руси не было Возрождения, со Средневековьем на Руси покончил только Петр I. Действительно — еще в XVI–XVII веках архитекторы Московии анонимны…

Но из этого правила есть исключение — Новгород!

Даже про Новгородскую Софию есть упоминание: мол, построил ее «мастер Петр». По церковным законам нельзя было упоминать имя мастера… Но с тем же успехом нельзя было и выбирать епископа на вече! По крайней мере, никто в Константинополе и в Риме не советовал и не предписывал епископов выбирать… Новгородцы в очередной раз нарушали церковные традиции.[58]

Или вот — в середине XIV века Людогощинский конец Господина Великого Новгорода заказал мастеру крест, и мастер сделал резной крест удивительной красоты. Крест так и стал называться: Людогощинский крест.

Необычна надпись на кресте, хулящая официальную Церковь. Л еще необычнее то, что заканчивается надпись какой-то нечитаемой бессмыслицей. Историки весьма логично предполагали, что мастер хотел подписаться, оставить имя на своем изделии. А поскольку опасаться мести церковников у него были все основания, то подпись он зашифровал…

Расшифровать абракадабру пытались множество раз; не получалось. Уже в XX веке один археолог пессимистически заметил, что, наверное, мастер хотел, чтобы его имя мог «разобрать разве только один Господь Бог». А спустя всего несколько лет академик Борис Александрович Рыбаков сумел расшифровать надпись!

Оказалось, шифр-то довольно простенький. В те времена цифры писали с помощью букв: у каждой буквы древнерусского алфавита помимо основного значения было еще одно, цифровое. Мастер раскладывал надвое цифровое значение каждой буквы и записывал две получившиеся буквы. Цифровое значение буквы «д» было 4… Мастер разделял ее на два слагаемых, 2 и 2. Цифра 2 на Древней Руси записывалась буквой «в». Мастер и писал — «вв» вместо «д».