Читать онлайн «Россия в 1917-2000 гг. Книга для всех, интересующихся отечественной историей». Страница 6

Вызывали раздражение на Западе и постоянные попытки России пересмотреть цели войны. Первое такое обращение союзники получили 5 мая 1917 г. от нового коалиционного правительства. Союзники, правда, не отвергли целиком русское предложение, но фактически рядом оговорок подтвердили, что они не собираются окончить войну с пустыми руками. Самым примечательным был ответ Франции, заявившей, что присоединение Эльзаса и Лотарингии будет не аннексией, а возвращением утраченных территорий, а выплата Германией денег — не контрибуцией, а возмещением за совершенные во Франции опустошения. Разумеется, эта позиция не была лишена оснований, но нетрудно заметить, что при такой постановке вопроса любые разговоры о мире без аннексий и контрибуций лишались всякого смысла.

После «июльского кризиса» Временное правительство стало еще настойчивей говорить о пересмотре целей войны. В опубликованной 6 июля декларации оно уже откровенно предложило «собраться на союзную конференцию в течение августа для определения общего направления внешней политики союзников и согласования их действий при проведении принципов, провозглашенных русской революцией». Уступкой общественному мнению можно счесть и пожелание, чтобы наряду с дипломатами на совещание были вызваны и «представители русской демократии». Однако уже в августе правительство не особенно настаивало на этом: достигнутое в июле относительное «умиротворение» страны могло быть снова поколеблено публичным обсуждением столь болезненного вопроса. Керенский понимал, что союзники здесь едва ли приблизятся к русской формуле.

Если обобщить взгляды русской дипломатии на послевоенный мир осенью 1917 г. в том, что касалось России, то они имели следующий вид: 1) к Германии не предъявлялось никаких территориальных требований, но не допускалось, чтобы соседние с ней области стали сферой германского влияния; 2) Черноморские Проливы и Константинополь не присоединялись к России, но должен быть установлен их особый статус, учитывающий русские интересы; 3) все славянские области Австро-Венгрии должны получить право на самоопределение. Такова была программа М.И. Терещенко.

Существовала и более либеральная «программа демократии», которая тоже претендовала быть частью внешнеполитической концепции России. Она была оформлена в виде наказа М.И. Скобелеву, «представителю демократии» на предстоящей мирной конференции союзников. В «верхах» ее критиковали, но полностью не отвергали: правительство не могло пренебрегать поддержкой умеренных левых партий. И теперь, когда правительство находилось уже на краю обрыва, вновь выявилась множественность внешнеполитических программ, нередко противоречащих друг другу, но одинаково принимаемых властями. Этот неустранимый дипломатический изъян был характерен для всего послефевральского периода. Он изначально подтачивал дипломатическую волю и решимость России, придавая ее внешней политике рыхлость и неотчетливость.

Идея мирной конференции вновь была возрождена после корниловского мятежа, ввиду «полевения» страны. Союзники согласились созвать ее в Париже осенью 1917 г., но попытались изменить повестку конференции, исключив из нее вопрос о целях войны и сосредоточив основное внимание на способах ведения войны и средствах помощи России. По существу, намечалась только военная конференция, с чем Временное правительство после некоторой борьбы и согласилось. Несмотря на это, Керенский вплоть до своего смещения продолжал утверждать, что конференция явится важнейшим шагом к миру.

Оформленная в марте-апреле 1917 г. экономическая программа нового правительства покоилась на нескольких основных принципах: 1) ограниченное государственное вмешательство в деятельность промышленности с тем, чтобы отладить и отрегулировать ее работу. В документах коалиционного правительства и, в частности, в Декларации 6 мая предполагалось, что государственный контроль должен быть дополнен контролем общественным; 2) «раскрепощение труда». Под этим понималось, прежде всего, улучшение труда и быта рабочих, предоставление им права на стачку, создание паритетных органов, регулирующих трудовые отношения и гасящих трудовые споры; 3) поощрение частной инициативы и предпринимательства, устранение сковывавших их законодательных стеснений; 4) ограничение прибылей промышленников. В Декларации 6 мая эта цель изложена следующим образом: «правительство обратит особое внимание на усиление прямого обложения имущих классов»; 5) преодоление продовольственного кризиса путем введения хлебной монополии; 6) усовершенствование аграрного законодательства с целью предотвратить спекуляцию землей.

Эта программа уточнялась в последующие месяцы лета и осени 1917 г., но не претерпела больших изменений. Главным камнем преткновения между левыми и правыми партиями служили два вопроса: о пределах государственного вмешательства в экономику и об изъятии прибылей у предпринимателей. Противник чрезмерной государственной экономической опеки министр промышленности А.И. Коновалов 18 мая 1917 г. ушел в отставку но никаких эффектных социалистических экспериментов в масштабах страны никто не проводил — ни кадетское, ни коалиционное правительства.

Вопрос о налогах также был предметом широкой общественной дискуссии. Полностью изъять «сверхприбыли буржуазии», как предлагалось в нескольких резолюциях Совета, министры не решились. Но они согласились на принятие 12 июня 1917 г. налоговых законов, ограничивающих сверхприбыли. Если ранее наивысший доход (в 1917 г. он был определен в 400 тыс. рублей) облагался 12,5 % налогом, то теперь налог был повышен до 30 %. Резко, почти в 2,5 раза увеличивались и налоговые ставки для капиталов в 100 тыс. рублей.

Первым важнейшим шагом здесь стало введение восьмичасового рабочего дня. 10 марта 1917 г. соглашение об этом было подписано между Петроградским обществом заводчиков и фабрикантов и Петроградским Советом. Вскоре восьмичасовой рабочий день был фактически введен во всех промышленных центрах России. Временное правительство не препятствовало этому, хотя особого закона и не издало.

Рабочий контроль стал осуществляться явочным порядком с весны 1917 года. Ни систематичности, ни продуманности в нем не было — где-то изгоняли неугодного хозяина, где-то пытались охранять заводские склады и помещения, опасаясь «саботажа». Это были действия преимущественно рабочих-радикалов в фабзавкомах, которые ссылались на фабричные массы и, разумеется, учитывали их мнение, зачастую по-своему «углубляли» противоречия между управляющими и управляемыми. Вмешательство рабочих в управленческие дела, равно как и эксцессы на заводах вроде «вывоза на тачках», возмущали предпринимателей. Временное правительство, не умея и не желая «наводить порядок» на предприятиях с помощью силы, предлагало рабочим и предпринимателям договориться миром. Классового «умиротворения» оно пыталось достичь и узаконением деятельности рабочих комитетов (фабзавкомов), возникших во время революции: они получили официальную поддержку в правительственном постановлении 23 апреля 1917 г. «О рабочих комитетах в промышленных предприятиях».

Зримым проявлением «классовой борьбы» на фабриках и заводах в 1917 г. стали забастовки. Число экономических стачек хотя и медленно, но росло. Весной и отчасти летом 1917 г. остановки работ были краткими и кончались обычно удовлетворением просьб рабочих, хотя и не полностью, и не всех. Споры касались вопросов заработной платы, увольнения рабочих, устранения неугодных фабрично-заводским массам администраторов и мастеров. Политическую окраску забастовки начали приобретать с осени 1917 г. Вплоть до октября 1917 г. политизация стачек происходила путем присоединения ее участниками ряда политических пунктов к блоку экономических требований. Разумеется, и такую стачку можно счесть политической, но для ее окончания вполне было достаточно решения только экономических вопросов.

Желание рабочих узнать, почему им не выдаются заработанные деньги, оправданны ли простои и почему не подвозится сырье, было вполне понятно, но разобраться в сложной отчетности и в коммерческих хитросплетениях они не могли. Вмешиваясь, они нарушали правила коммерческих игр и в конечном счете еще более затрудняли и запутывали деятельность предприятий.

В анархическом коловороте 1917 г. вообще очень трудно отделить искусственные причины производственных кризисов от естественных и выяснить, в каком случае предприниматель не мог, а в каком не хотел продолжать работу своих фабрик. Но не везде и не всегда в то время фабзавком и администрация находились в непримиримых столкновениях. В 1917 г. порой наблюдалась своеобразная взаимопомощь рабочих и предпринимателей, не только споривших друг с другом, но и решавших вместе проблемы своего завода. Сырье, кредиты, авансы — все это владелец предприятия в ряде случаев получал, опираясь на поддержку именно фабрично-заводского комитета.