Читать онлайн «Русские — не славяне, или Тайна ордена московитов». Страница 67

На первый взгляд, во всем этом сквозит неподдельная заинтересованность в организации отпора «злым татарам». Но при более внимательном рассмотрении от этого ощущения не остается и следа. Вопросы вызывает уже сам адресат послания. Это христиане Богемии, Моравии, Сербии и Померании, т. е. славяне, новоиспеченные «европейцы», у которых с папством к тому времени еще не наладился прочный союз.

К примеру, Сербия только в 1217 г. стала королевством. Причем, принятие короны великим жупаном Рашки, — на тот момент им был Стефан, сын Стефана Немани, — было сугубо формальным актом и диктовалось чисто политическими соображениями. Усиление позиций папства в этом регионе, связанное с возникновением Латинской империи, просто не оставляло сербам иного выхода. Страна стала объектом атак католических держав и их союзников. Участились нападения на нее венгерских королей, активизировались болгары, находившиеся с римским престолом в переговорном процессе, готовилась вылазка латинского императора. По сообщению Фомы Сплитского Стефан под 1216 г. направил послов к папе с просьбой прислать ему корону, дабы предотвратить поглощение страны прожорливым католическим миром. Вскоре после этого он и был коронован папским легатом. Бесспорно, этот акт не мог бы осуществиться, если бы не шла речь о какой-то унии сербского православия с римской церковью. Насколько прочной стала эта уния можно судить хотя бы по нынешнему положению дел в этой области: сербы и по сей день остаются твердыми приверженцами православия.

Впрочем, уже тогда было ясно, что союз с латинянами был мертворожденным. Как только Латинская империя ослабела и усилилась Никея, Стефан вступил в сношения с никейским императором Феодором Ласкарисом— главным противником папства в этом регионе. Уже в 1219 г., всего через два года после коронации, в Сербии было создано автокефальное православное архиепископство, во главе которого встал Савва — брат Стефана, названный впоследствии Святым. Это означало разрыв с Римом.

Вот к таким «союзникам» и обратился папа с призывом к крестовому походу. Ясно, что их-то он меньше всего хотел видеть выжившими в предполагаемой бойне. Бросить «схизматиков» «под танки», а не способствовать разгрому монголов — вот настоящая цель послания.

И вот еще на что следует обратить внимание. Обращение датировано 1253 годом, а к этому времени, как уже отмечалось выше, наметились первые попытки выхода ордена из-под опеки папства. «Назначение» в этом же году Миндовга на должность «начальника» Поля, т. е. русской периферии империи, как раз и свидетельствовало о том, что орден впал в схизму, обособился, и ему срочно потребовалась замена. Контакты папства с ним, правда, не прекратились, но стали более эпизодическими.

То есть в это время папа мог действительно желать гибели ордена не меньше, чем гибели натравливаемых на него «союзников». Очень выгоден, поэтому, был для него предполагаемый поход. Разом от двух ненадежных «друзей» можно было избавиться, или хотя бы ослабить их и сделать более управляемыми.

А вот более ранние призывы к борьбе с монголами вообще не воспринимаются серьезно. И чем более грозными и устрашающими они выглядят, тем меньше в них верится. Как известно, громче всех «держи вора!» кричит сам вор.

В пользу того, что папство не было заинтересовано в разгроме «ранних» монголов, имеется множество аргументов. Очень уж не вяжется, например, шумная кампания по их дискредитации со спокойной работой папских легатов в ставке ханов. Где ж такое видано, чтобы проклиная монголов, обзывая их «дикарями» и «людоедами», можно было в то же время не только находиться в их стане, но и сотрудничать с ними, перенаправляя их экспансию на мусульманский мир?

Понятно, что монголы были подконтрольной папству организацией, устранение которой не могло входить в его планы, а их уподобление «чудовищам» делалось лишь для отвода глаз.

Сам характер повествований о монголах, составленных европейскими хронистами, не оставляет сомнений в их политической подоплеке. Злодеяния монголов в них не просто преувеличены, они облечены в мифологическую форму. Понятно, что чем страшнее татары, тем быстрее страждующие сбегутся в лоно «апостольской» церкви в поисках защиты.

В пропаганде татарских зверств особенно усердствовал Матвей Парижский. Рассказ Ивона Нарбоннского, представленный им в «Великой хронике», изобилует такими подробностями, от которых просто стынет кровь в жилах. «Этим летом, — пишет Ивон, — сей упомянутый народ, называемый таттарами, вступив в Паннонию, которую захватил без сопротивления, бесчисленным войском жестоко осадил тот город, в котором мне тогда случилось быть. И было в нем из многих воинов всего пятьдесят человек, которых с двадцатью арбалетчиками герцог оставил для охраны. Все они, завидев войско с одного возвышенного [укрепления], содрогнулись перед нечеловеческой жестокостью спутников антихриста, и слышался им возносящийся к Богу христианскому горестный плач [всех тех], которые без разницы положения, состояния, пола и возраста равно погибли разною смертью, врасплох застигнутые в прилегающей к [городу] местности. Их трупами вожди со своими и прочими лотофагами, словно хлебом питались, [и] оставили они коршунам одни кости. Но что удивительно — голодные и ненасытные коршуны побрезговали тем, чтобы доесть случайно оставшиеся куски плоти. А женщин, старых и безобразных, они отдавали, как дневной паек, на сьеденье так называемым людоедам; красивых не поедали, но громко вопящих и кричащих толпами до смерти насиловали. Девушек тоже замучивали до смерти, а потом, отрезав им груди, которые оставляли как лакомство для военачальников, сами с удовольствием поедали их тела».

У современного человека подобные «рассказки» могут вызвать разве что усмешку. Не таковы были люди Средневековья: они позволяли морочить себе этим головы.

Впрочем, были вещи, в которые даже средневековому человеку нелегко было поверить. Таковы представления о диковинных существах, с которыми, якобы, пришлось встретиться и сразиться монголам в их походе к «последнему морю». Более всего ими изобилует «История тартар», составленная по материалам францисканской миссии к монголам 1245 года одновременно с отчетом Плано Карпини.

«От этой земли они пришли к паросцитам, которые высоки ростом, но щуплы и немощны. Имея живот маленький и круглый, в виде небольшой чаши, они никогда не едят глотая, но живут паром. Ведь у них вместо рта маленькое отверстие. И в то время, когда они варят мясо, положенное в горшок, они кормятся, ловя пар через [упомянутое] маленькое отверстие. А мясо, не заботясь о нем, бросают собакам. Итак, их [тартар] эти [люди] не заботили, потому, что они испытывают сильное отвращение ко всему чудовищному. После этого они прибыли к неким [людям], которые называются самоеды. Но и эти люди их не забртили, потому, что они люди бедные и дикие и живут только охотой. Наконец, они прибыли к тем, которые зовутся укорколон. Укор по-тартар-ски означает на латыни bos (бык), колон — pedes (ноги): [получается], так сказать, «ноги быка». Они же называются нохойтерим: нохой означает canis (пес), терим — caput (голова), то есть «голова пса», но на латыни же говорится canina capita (песьи головы). У них бычьи ноги вниз от лодыжек и человеческая голова от затылка до самых ушей, но лицо во всех отношениях как [морда] пса, и поэтому они именуются по своей отличительной части. Они говорят два слова, а третье пролаивают, и ввиду этого они также могут называться псами. Они также [люди] дикие и в беге соответствующим образом проворны. И они [тартары] последних сходным образом презирают. Итак, вернувшись в свою землю, они нашли Чингис-кана пораженным [насмерть] ударом грома.

Кроме того, тартары сообщили нашим братьям, что они побывали в земле неких людей, у которых были только одна нога и одна рука [и] которым никто не мог причинить вред вследствие скорости их [передвижения] и силы стрел. Ведь один [из них] натягивает лук, а другой пускает стрелу сильнее, чем любой [другой] народ. Говорят также, что своей скоростью они превосходят не только жителей других стран, но даже всех четвероногих на земле. Поэтому перед появлением наших братьев у тартар двое из уже названных людей (отец и сын), явившись ко двору императора тартар, спросили: «По какой причине вы пытаетесь беспокоить нас войнами? Разве мы не превосходим вас в метании стрел и скорости бега?» И когда самый быстрый конь был поставлен бежать с ними [наперегонки] на виду у всех, согласно ранее сказанному, они [тартары] пустили коня мчаться быстрым бегом. А эти [люди] удивительным образом начали быстро вращаться, подобно колесу, и внезапно настигли коня. Наконец, обратясь спиной к коню и тартарам, они побежали в свою землю. Тартары, увидев это, больше не захотели к ним вторгаться. А зовутся они унипедами (одноногими)»[162].