Читать онлайн «Русские — не славяне, или Тайна ордена московитов». Страница 39

Сарацин — общее название всех «кочевых народов», то есть, как мы теперь понимаем, воинских братств. Из анализа источников следует, что сарацинами поначалу называли отнюдь не мусульман, а как раз ортодоксальных христиан, не признающих иконы, иконоборцев. Такими и были казаки и «новые русские» — великороссы, вера которых если и не отвергала иконы, то, по крайней мере, предполагала отрицательное отношение к бездумному иконопочитанию.

К этому выводу нас подвигает сообщение о том, что иконоборцев в Византии именовали «сарацински мудрствующими». Если хорошенько всмотреться в ситуацию того времени, — а это был VIII–IX вв., — то можно увидеть, что под «сарацинами» здесь подразумевались отнюдь не мусульмане, а воинское сословие Византии — тюркские наемники.

Ведь мусульманства-то как такового тогда еще не было. И хотя официальная дата рождения ислама — 633 г., самостоятельной религией он стал лишь к XII веку, когда была провозглашена анафема Магомету и его учению. До этого времени ислам был лишь антиклерикальным течением в христианстве, предтечей протестантизма.

Никак не могли «сарацины» быть мусульманами.

В то же время мы видим, что именно солдатские массы стали питательной средой для распространения иконоборческих идей. Именно в них это движение нашло свою опору. Показательно, что инициатором иконоборчества выступил император Лев III (717–741) с фамилией, четко указывающей на его тюркское происхождение— Исавр (от «савр», «тавр», т. е. турок). Очевидно, что это был солдатский император, ставленник воинского сословия.

Считается, что исаврами (исаврийцами) в Византии были некие малоазийские племена, среди которых имели хождение всевозможные антицерковные ереси, вроде монтанизма, павликианства, маркионитства. Но именно солдатская среда тяготеет к упрощенному пониманию религиозной догматики и к минимизации обрядности, чем отличались данные учения. Поэтому ничто не мешает считать исавров наемниками-тюрками. Да и само их название говорит в пользу этого.

Выходит, турки издавна обитали в Византии, но кому-то хотелось скрыть от общественности данный факт, и их переделали в «исавров».

Возможно, этому же обстоятельству мы обязаны и названием «Византия». То есть не от мифического старца Безанта оно произошло, как принято считать, а явилось продуктом замены первоначального названия (Турция) его калькой. Ведь, если вдуматься, «Турция» и «Византия» — это синонимы. Турция по своему названию — это страна быков, туров, и Византия (Бизония) — страна быков, бизонов. Заменив «Турцию» «Византией», тюрок сделали в Византии пришельцами, злыми захватчиками. Понятно, для чего. Чтобы оправдать Крестовые походы, придать им «освободительный» характер.

Только в более позднее время сарацинами стали называть мусульман (арабов и турок). Произошло это, видимо, после 1180 года, когда обнаружились серьезные расхождения между исламом, считавшимся поначалу азиатским вариантом греческого православия, и официальным византийским христианством. Греческие иерархи тогда объявили анафему Магомету и его учению, а ислам окончательно утвердился в качестве самостоятельной религии. Тогда же и понятие «русский» отделилось от понятия «сарацин». Естественно, в Северо-Восточной Руси (Московии) это произошло несколько позднее из-за отдаленности ее от центров католицизма и греческого православия. Поэтому и христианство здесь вплоть до никоновских реформ года сохранялось в своем первозданном виде, включая в себя элементы ислама, что поддерживалось притоком выкрестов из мусульман, но видеть в этом что-то нерусское может только человек с очень богатым воображением.

Пример этой древней религии, сочетающей ислам с православием, являет собой старообрядчество. У А. Бычкова можно найти сообщение о наличии 16 общих культурных традиций между мусульманами и староверами. Вот некоторые из них: «Как и мусульмане, старообрядцы умываются перед молитвой, притом если вода недоступна, то умываются землей. Брить бороду — великий грех. Даже взять человека за бороду — оскорбление. Если к ним придет православный или католик, то после него посуду выбрасывали, как испоганенную. (Православный — поганит посуду!!!)»[99].

От Михалона Литвина можно узнать, что москали и татары не пьют вина, стараясь продать его христианам: «Они убеждены, что таким способом истребляют христианскую кровь, исполняя волю Божию».

А вот что пишет краковский епископ Матфей святому Бернарду Клервосскому: «Народ же русский, множеству ли бесчисленному, небу ли звездному подобный, и правила веры православной и религии истинной установления не блюдет… Христа лишь по имени признает, делами же совершенно отрицает. Не желает упомянутый народ ни с греческой, ни с латинской церковью быть единообразным. Но, отличный от той и от другой, таинства ни одной из них не разделяет»[100].

Признавать Христа по имени и отрицать его делами могут только ариане, несториане или мусульмане. Однако русские не были ни теми, ни другими, ни третьими. Они были старообрядцами, что как раз и совмещает в себе и то, и другое, и третье.

Впрочем, и после реформ патриарха Никона (1605–1681) православие на Руси не потеряло своеобразия, не стало копией греческого. И по сей день можно видеть на макушках церквей крест, стоящий на полумесяце— символе ислама. И по сей день русские (в том числе— украинские) женщины, прежде чем войти в церковь, покрывают голову платком — аналогом исламского хиджаба.

Так что же мы — «черти нерусские»? И разве нельзя все это отнести на счет местной специфики?

Несерьезно и утверждение Голденкова, о том, что язык «московитов» не являлся русским из-за наличия в нем всего лишь сорока русских слов. Его даже и опровергать не надо. Автор сам его успешно опроверг следующим замечанием: «Этим данным несколько противоречит Сигизмунд Герберштейн, посол Австро-Венгрии в Москве в XVI в. Он считал московитский язык славянским, близким русскому. Но это легко объяснить: посол жил в Москве, где русский язык многие, особенно священники, знали хорошо. А этническому хорвату Герберштейну общаться с московитянами на русском было достаточно просто: в то время язык сербов и русский язык вообще мало различались, о чем свидетельствуют сербские описания похода Александра Македонского в манускрипте «Сербская Александрия», ярко иллюстрированном фолианте XVII в.»[101].

Тем самым Голденков признал, что центр Московии был славяноязычным в отличие от финно- и тюркоязычной окраины. Но ведь никто этого и не отрицает! Это обычная картина тех лет: основное население страны отличается от инородцев-варваров, живущих на периферии и выполняющих функции пограничников.

Но даже если бы никто из московитов не знал русского, это не могло бы звучать аргументом в пользу их нерусского происхождения. Тем более в устах Голденкова, который незадолго до этого отстаивал «русскость» шведов, датчан и англичан, вообще не владеющих русским языком. Перефразируя изречение этого не знакомого с азами логики человека, можно спросить: «Разве это русские люди, говорящие друг другу при встрече «Хэлло»?

На самом деле «хэлло» говорит человек или «салом», — неважно. В деле идентификации русских это не аргумент. Ведь мы уже убедились, что быть русским — не означает говорить по-русски. «Русскость» — лишь принадлежность к воинскому братству, где язык общения особой роли не играет.

В чтении подобных басен приятного мало. Чистый субъективизм, полное отсутствие информативности. Ясно, что продиктованы они далеким от любви к истине желанием рассорить родственные народы. Нетрудно догадаться также, что данные атаки являются частью политики «просвещенного» Запада, направленной на раскол славянского мира и ослабление Москвы. В том, что все это — политическое вранье, лишь слегка облаченное в научную форму, вы можете легко убедиться, поставив рядом белоруса, украинца и русского и попытавшись найти между ними хотя бы одно отличие. Напрасный труд, как напрасны и потуги этих «юберменшей» на создание ореола святости для своих наций.

И потом, отчего такая нелюбовь к венграм, финнам и татарам, из которых, согласно байкам националистов, сложилась великорусская народность? Они-то здесь при чем? Ведь в угоду образу злобного «москаля», порабощающего окрестные народы, оскорбляются и их национальные чувства.

Так ли уж коварен «москаль», как его малюют? И, вообще, что означает это слово? И почему это «нерусским» по происхождению «московитам», по версии данных писак, вдруг срочно понадобилось разучивать «великий и могучий» и воровать у несчастных «сябров» и украинцев старое, доброе название их державы — Русь? Ведь не стесняются же венгры именоваться венграми, а татары — татарами. Более того, они даже с гордостью это делают. Чего же «московиты» решили «зашифроваться»?