Читать онлайн «Расы космических пришельцев. Запрещенная антропология». Страница 59

Хорошо известно, что из аминокислот состоят белки… Вот мы и подошли к самому интересному и захватывающему. Помните, еще Фридрих Энгельс в работе «Анти-Дюринг» дал определение жизни – «Жизнь – есть способ существования белковых тел…» Вероятно, Энгельс говорил не просто так, а с учетом грядущих открытий науки.

Молекула белка – это гигантская молекула, содержащая 100–3000 аминокислот. В живом организме насчитывается 20 аминокислот. Это означает, что в одной белковой молекуле одна аминокислота должна встречаться множество раз.

Эстафетную палочку гонки идей подхватил другой американский ученый, В. Фокс из Флоридского университета. Он посчитал, что образование аминокислот в первичном океане Земли уже дело доказанное. Теперь надо показать, каким образом могло произойти соединение аминокислот в первичные молекулы белка. Фокс хорошо знал, что белки образуются благодаря биохимическим реакциям, протекающим в живых организмах. Однако этот путь образования белков Фокса не интересовал, поскольку ему было известно, что на древнейшей Земле никаких организмов не было. Фокс стал лихорадочно искать доказательства иного небиологического образования белка. Кто ищет, тот всегда найдет! И Фокс в 1957 году на конференции по происхождению жизни представил свой доклад, в котором высказал гипотезу, что пептиды – короткие белки – могли образоваться при повышенных температурах, когда происходило испарение лишней воды. В этом случае сухие аминокислоты могли соединяться друг с другом и образовывать пептидные связи. Фокс провел интересные опыты. Он нагревал сухую смесь аминокислот. Вода испарялась. При остывании аминокислот происходило связывание их в более крупные и сложные молекулы. Эти молекулы были очень похожи на белки. Опыт Фокса показал, что белки могли появиться на нашей планете еще до того момента, как их стали производить живые организмы. Дальше дело оставалось за малым – нужно было доказать, что на нашей Земле когда-то существовали именно такие условия, которые воспроизвел в своих опытах Фокс. Дальнейшее базируется уже на реконструкциях живого прошлого Земли, как это увидел ученый. Земля охлаждалась медленно. Ее поверхность еще долго оставалась горячей. Дожди, которые приносили аминокислоты из атмосферы, стали выпадать реже. В период между дождями вода могла испаряться, а аминокислоты оставались на горячей скалистой поверхности. В этих условиях аминокислоты могли соединяться друг с другом, причем вода, которая образовывалась при этом, тоже испарялась. Так, возникло множество различных новых органических соединений, которых ранее не видел мир. Эти новые органические соединения смывались в океан последующими дождями с теплых скал. Вода тогда была уже не горячей, но все еще теплой. Ее температура поддерживалась остывающей Землей. Теплый первичный океан буквально кишел разными формами органических соединений. Именно этот теплый океан А. И. Опарин и Д. Холдейн назвали «питательным бульоном». Начало долгой эволюции жизни было положено. Миллер доказал, что электричество и пар способны создавать из смеси газов аминокислоты, а Фокс доказал, что аминокислоты, «отдыхая» на жарких скалах, могут соединяться в пептидные цепи. Затем они смывались в теплый океан и преображались там, но это уже совсем иная история…

Как жалко, что американские учебники биологии (содержание одного из них я здесь пересказываю со своими комментариями) в свое время были запрещены в советских школах. Советские школьники наверняка прояснили бы для себя многие вопросы эволюции, если бы занимались по этим учебникам. Наверняка, многие бывшие школьники не стали бы искать себя сегодня в религии и не восставали против теории эволюции, если бы занимались по таким хорошим учебникам. Современные учебники по природоведению ничуть не лучше советских. В одном из них за 4 класс было написано, что предками людей и животных были «капельки» и «камешки»… Конечно, такое высказывание не патриотично, но, что поделаешь.

В 1924 году советский биохимик, впоследствии ставший академиком, А. И. Опарин сформулировал основные положения своей теории предбиологической эволюции. И, как сейчас считают многие, он был прав. Рассуждал будущий академик просто – если аминокислоты и белки образовались на Земле еще до появления жизни, то они могли находиться и в первичном океане. Там им самое место. Аминокислот и белков было много. А могло стать еще больше. Отвечая на вопрос, каким образом шло приращение белка на нашей Земле, которая тогда была безвидна и пуста, будущий академик предположил, что белки, попавшие в первичный океан, концентрировались. Так было высказано предположение, что белковые молекулы, очевидно, смытые с теплых скал, попав в воду, не просто плавали там, а объединялись в большие конгломераты, которые называют коацерватами. Само это слово происходит от латинского coacervare, что означает «образовать скопление». И в самом деле, способность белков образовывать скопления в жидкой среде была детально изучена голландским профессором Бунгенберг де Йонгом в 1920–1930-х годах. Исходя из этих опытов, было понято, что и в прошлом нашей Земли могли идти такие же процессы. Сложные органические молекулы группировались в воде в небольшие капли. Коацервация возможна потому, что, попав в воду, белковые молекулы ионизируются, т. е. приобретают положительный или отрицательный электрический заряд. азноименные заряды притягиваются, а одноименные отталкиваются. Благодаря ионизации, такие молекулы объединяются друг с другом и теряют часть воды, которая их окружает. Так и возникают коацерватные капли, которые являлись впоследствии основой для создания протоклеток. Предполагается, что в первичном океане количество органических соединений значительно превышало предел коацервации. Именно поэтому и стало возможно образование коацерватов. Как считал А. И. Опарин, в «первичном бульоне» имел место процесс концентрации высокомолекулярных соединений – гигантских молекул. В настоящее время известно около 200 коацерватных капелек, разнообразных по составу. Их размер и масса примерно такие же как у клеток живых организмов.

Авторы учебника биологии для средней американской школы дальнейшую эволюцию жизни рисуют так:

«Конечно, большая часть этих белковых капелек существовала короткое время. Однако возможно, что некоторые из них не распадались, а, наоборот, увеличивались и усложнялись благодаря процессу диффузии и синтезу новых соединений внутри капель и поглощению веществ из окружающей среды. Диффузия – это движение атомов и молекул из области, в которой имеется большое количество молекул, в область, в которой их меньше… Это движение является результатом их кинетической энергии, которая приводит к случайному непрерывному движению и соударению частиц… В результате диффузии, маленькие органические молекулы могли сталкиваться с коацерватами и прилипать к их внешней поверхности. Эти частицы, вероятно, в конце концов становились частью коацервата. С некоторой уверенностью можно сказать, что они скапливались, образуя крупные и очень сложные органические молекулы».

Последнее предположение основано на опытах химиков-органиков, выяснивших, что в лабораторных условиях большие органические молекулы при соударении слипаются и образуют скопления.

Далее авторы продолжают: «Возможно, что определенные комбинации молекул в пределах коацерватов оказались более устойчивы по сравнению с другими. Одни коацерваты выжили, а другие – нет».

Вот так исподволь нас подводят к основному положению дарвиновской теории эволюции – выживают наиболее приспособленные. Одни коацерваты выжили, а другие – нет. Очевидно, те из коацерватов, которые не выжили, были менее приспособлены. Те, которые выжили, приросли за счет прилипших частиц. При такой постановке вопроса грань между неживыми каплями и живыми существами, старающимися выжить, стирается.

Далее авторы подводят некий итог:

«В итоге определенные комбинации молекул могли привести к возникновению в коацерватной капле реакции с высвобождением энергии, что способствовало сохранению устойчивости этой капли. Однако эти реакции могли протекать очень медленно. На эволюцию простейших живых существ могло уйти много времени».

Понимая некоторую уязвимость своих логических построений, заставляющих нас поверить в теорию самозарождения в ее новом перелицованном наукообразном виде, авторы учебника пускаются в философские обобщения. Эти обобщения призваны укрепить в нас веру в то, что самозарождение и превращение неживого в живое – не такая уж невозможная вещь как кажется.

Авторы пишут:

«Биолог окажется до некоторой степени в затруднительном положении, если его попросят дать определение жизни. Конечно, легко сказать, что корова – это живое, а камень – неживое. То же самое различие можно сделать между амебой и коацерватом. Но когда биолог пытается установить систему классификации живых и неживых существ, он попадет в затруднительное положение».