Читать онлайн «Узбекистан на историческом повороте». Страница 25

В частности, один из самых видных представителей этого движения Мирсаид Султан-Галиев писал, что его впечатление от первых лет революции было таким обескураживающим, что он начал сомневаться в правильности марксистских коммунистических идей вообще и в особенности в том, что всемирная классовая борьба может улучшить положение колониальных и полуколониальных народов Востока.

Мусульманские национал-коммунисты считали своей миссией адаптацию марксизма, рожденного в европейском индустриальном обществе, к традиционалистскому аграрному обществу Азии. По их мнению, экономическое равенство в мире может быть достигнуто не в результате победы пролетариата развитых стран над своей буржуазией, а только вследствие устранения гегемонии этих стран над отсталыми регионами мира. (Обстоятельный анализ мусульманского национал-коммунизма см.: Bennigsen A., Wimbush S.E. Muslim National Communism in the Soviet Union. - Chicago. 1979.)

В начале двадцатых годов была принята развернутая Политическая программа национального мусульманского коммунизма. Хотелось бы привести из нее три положения, характеризующие отношение этого движения к исламу.

Во-первых, там говорилось, что ислам представляет собой большое культурное наследие и поэтому, несмотря на то, что ислам должен быть низложен в политическом плане, его моральные, социальные и собственно религиозные ценности необходимо сохранить.

Во-вторых, предусматривалось, что антирелигиозная кампания должна быть ограничена лишь борьбой с наиболее консервативными представителями духовенства и с устаревшими обычаями, которые с течением веков исказили изначальную чистоту ислама.

В-третьих, провозглашалось, что мусульманские народы составляют единую нацию, хотя и разделены географически на несколько государств.

Думается, что первое положение и сегодня в основном приемлемо для постсоветских государств Средней Азии. Что же касается двух других, то они буквально один к одному соответствуют идеям современных ваххабитов. Это очень интересно и дает пищу для размышлений.

В середине двадцатых годов национальный мусульманский коммунизм был разгромлен Москвой организационно, а в конце тридцатых были физически уничтожены его лидеры. Последним из них в 1940 г. расстрелян Султан-Галиев.

Население Средней Азии не приняло советскую власть прежде всего потому, что она имела исключительно российское лицо, российскую колониальную репрезентативность, разрушавшую жизненные основы большей части населения региона. Установление советской власти в Средней Азии встретило, в принципе, такое же сопротивление, как и завоевание региона русскими, как его колонизация царской Россией. Но подавление этого сопротивления советской властью было еще более жестоким. Практически все западные исследователи этого периода истории Средней Азии ставили вопрос: почему же, несмотря на почти всеобщее неприятие немусульманской советской власти, дело не дошло до национального восстания?

Думаю, здесь есть ряд причин. Несмотря на общие культурные корни, в основном связанные с общей религией - исламом, в регионе существовали очень сильные внутренние противоречия, прежде всего между оседлым и кочевым населением степей. Отсутствовала национальная элита, которая могла бы стать организатором такого антисоветского движения.

Весьма незначительный слой образованных людей в Средней Азии не был объединен какой-то общей для всего региона идеей конструктивного характера.

Как в спонтанно возникшем восстании 1916 г. принимали участие разрозненные народности, так и "Движение за независимость" состояло из различных некоординированных местных групп сопротивления, объединявшихся только на короткое время. К тому же боевые отряды "Движения", в отличие от Красной Армии, не имели современного вооружения.

Национальное самосознание через негативное отношение к России и русским могло развиваться в Средней Азии лишь там, где население взаимодействовало с русскими колонистами. Однако множество кочевников в степях и горах и оседлых крестьян в отдаленных районах никак не контактировали с русскими и были лишены такого объединительного фактора, как антирусские настроения.

Надо заметить, что из всех идей мусульманского национал-коммунизма Москва особенно чувствительно относилась к пантюркизму. Однако эти страхи были малообоснованными. Пантюркизм являлся, строго говоря, движением интеллектуального меньшинства в тюркоязычных этносах России, не имевшим в Средней Азии благоприятных условий для своего укоренения и развертывания. Предложенный еще в 1900 г. джадидами проект создания единой туркестанской нации на основе общего восточнотюркского разговорного языка, который должен был бы заменить архаичный чагатайский литературный язык, не встретил понимания ни у среднеазиатской интеллектуальной элиты, ни у широких народных масс.

РАЗДЕЛ СРЕДНЕЙ АЗИИ

НА СОВЕТСКИЕ РЕСПУБЛИКИ

Этнический критерий

Для утверждения советской власти в Средней Азии большое значение имела стабильность в регионе. В свою очередь, стабильность была немыслима без действенных форм государственной организации среднеазиатского общества, без руководящего слоя влиятельной местной бюрократии, который мог бы служить посредником между центром и местным населением при проведении политики Москвы.

Такая стратегическая установка для укрепления власти Москвы в регионе совпадала с потребностью местного населения иметь собственную администрацию.

Естественно, может возникнуть вопрос: почему Москва не использовала идеи дореволюционной российской колониальной политики в отношении государственного и административно-территориального устройства региона? Почему советская власть ориентировалась на этносы, как единственный критерий государственной организации?

Мне представляется вполне обоснованным мнение, что в хаосе, который наступил в стране после 1917 г., большевики оказались не в силах провести в жизнь иной, кроме этнического, принцип структуризации страны, например губернский. (См. в этой связи: Матвеева С.Я. Возможность нации - государства в России: попытка либеральной интерпретации, журн. "Полис".-М. 1996. № 1.) Обещание большевиков дать государственную власть новой элите было, пожалуй, необходимым условием ее лояльности Москве. Разговоры же о праве наций на самоопределение - это оружие из пропагандистского арсенала большевиков.

Итак, национально-государственная организация региона. Иное исключалось. А вот какими должны были быть формы этой организации? Здесь возникало много непростых вопросов. Основная альтернатива заключалась в следующем. Дальнейшая интеграция Средней Азии, превращение Туркестанской АССР в республику, объединяющую на федеративной основе в некие государственные и административные автономии среднеазиатские этносы? Или раздел Средней Азии на союзные республики, входящие в Советский Союз, автономные республики и автономные области, входящие в РСФСР?

Конечно же, в решении этого вопроса большую роль играл субъективный политический аспект, вопросы политической стратегии и тактики. Но и игнорировать объективные факторы, этнокультурные предпосылки, этническую историю было нельзя.

Можно, естественно, заметить, что в условиях тоталитарного имперского государства национально-государственные формы сами по себе не могли играть сколько-нибудь существенной роли. Это и так и не так.

Так - с точки зрения индивидуальных прав и свобод, с точки зрения права народов региона самим решать свою судьбу. И не так. Дело в том, что Советский Союз был этнократическим государством. Суть этнократии в главенстве коллективных прав этноса над индивидуальными правами личности. Национальное государство рассматривалось именно как этническое, то есть государство, в котором изначально предполагалось неравенство прав в пользу титульного этноса.

Из этнической истории

местных народов

Средняя Азия, как уже отмечалось, веками включала в себя два мира: мир оседлого населения, горожан и земледельцев, и мир кочевых народов. И уже в этом отношении геокультурное пространство региона отличалось сильной мозаичностью и поляризацией. Культурная конвергенция была осуществлена, как уже сказано выше, только в узбекско-таджикском варианте. В остальных же частях региона происходило в большей мере отталкивание, нежели притягивание культур.

В то время как ислам много веков являлся частью узбекской и таджикской культуры, у казахов, кыргызов, туркменов ислам, появившийся значительно позже, существовал в номадическом (кочевом), облегченном варианте, являясь одним из символов самобытности, а не основой жизни общества.

Кочевые народы региона по своему происхождению, формированию этнографических, лингвистических и в целом культурных особенностей находились от оседлых народов и друг от друга на достаточно больших расстояниях. На первый взгляд слова "лингвистические особенности" могут вызывать удивление читателя. Ведь все эти этносы тюркоязычные. Однако туркменский язык относится к огузской группе (в которую входят азербайджанский, турецкий языки), узбекский к карлукской группе, казахский и кыргызский к кыпчакской.