Читать онлайн «Московский университет в общественной и культурной жизни России начала XIX века». Страница 32

В 1808 и 1809 г. два раза подряд ректором избирается Иван Андреевич Гейм, кандидатура которого, безусловно, очень устраивала Разумовского. Мы встречаем имя Гейма среди тех, кто регулярно посещает дом попечителя. В течение нескольких лет Гейм, хорошо знакомый с библиотечным делом и работавший хранителем университетской библиотеки, составлял каталог собрания книг Разумовского. Эта работа продолжалась и после перезда графа в Петербург, и Разумовский, поддерживая с ректором личную переписку, часто интересовался ходом его изысканий[155].

Высокий авторитет Гейма в университете подкреплялся его ровными дружескими отношениями со всеми коллегами. Как уроженец Брауншвейга (и родственник профессора Буле!), он никогда не терял контакта с немецким ученым миром. Среди его постоянных корреспондентов были такие уважаемые профессора Геттингенского университета, как X. Гейне и А. Л. Шлецер, большой известностью в Германии пользовался его единственный в своем роде трехъязычный немецко-французско-русский словарь (как писал несколько высокопарно И. М. Снегирев, Гейм «познакомил просвещенную Европу с русским языком»[156]). С другой стороны, Гейм был в прекрасных отношениях с большинством русских профессоров, дружил со Страховым и Антонским и за долгие годы пребывания в России привык считать ее своей второй родиной.

Во время своего ректорства Гейм не проявлял большой инициативы, стараясь поддерживать хорошие отношения с начальством. Кроме того, внутренние университетские споры с этого времени оказались под присмотром, исходившим от самого Разумовского. Дело в том, что, согласно уставу, с 1804 г. при попечителе университета существовала канцелярия и теперь именно этот инструмент кажется Разумовскому наиболее удобным для контроля над ходом дел в университете. Значение канцелярии попечителя (не игравшей никакой самостоятельной роли во времена Муравьева и находившейся при нем в Петербурге) резко возрастает, сюда переходит центр тяжести при решении всех вопросов. «Бдительным оком» попечителя, строго и по-своему благоразумно утверждавшим порядок в университете, становится правитель канцелярии М. Т. Каченовский[157].

У этого человека причудливая судьба. В 1801 г. московскому вельможе А. К. Разумовскому свои услуги в качестве секретаря и библиотекаря предложил один начинающий литератор, происходивший из харьковских греков, Михайла Качони (именно так первоначально писалась его фамилия, измененная во время учебы в Харькове на «Каченовский»). До этого он перепробовал уже множество занятий: был казачьим урядником, чиновником в канцелярии Харьковского магистрата, сержантом Таврического полка, квартирмейстером Ярославского полка, расположившегося в Москве. На последней должности Каченовского постигла неудача: открылась кража пороха, причастность к которой он, впрочем, отрицал. Когда он оказался под следствием на московской гауптвахте, то познакомился там с одним из охранявших его офицеров, С. Н. Глинкой, который нашел в молодом человеке сходные взгляды на литературу, предложил ему свою дружбу и пропуск в круги московских литераторов. Благополучно избежав суда, Каченовский подает в отставку и решает заняться журналистикой. Поддержка Разумовского оказалась ему очень кстати. В 1805 г. он выкупает «Вестник Европы», одновременно устраивается преподавателем в университетскую гимназию (своему секретарю и правителю канцелярии граф без экзаменов выхлопотал степень магистра). Вот как описывает его первое появление И. М. Снегирев: «Инспектор ввел к нам в класс молодого человека лет 30, в очках, худощавого, бледного и смуглого, с костылем, на который он опирался по болезни в ногах, которую нечаянно получил в прогулке на Пресненских прудах с бывшим своим приятелем князем Шаликовым. Типическая его физиогномия походила более на греческую, чем на русскую; она носила на себе отпечаток холерического темперамента. Черные волосы у него на голове коротко были острижены; приемы его были угловаты, но смелы и обличали в нем что-то военное. Холодно раскланявшись с нами в классе, он с какою-то уверенностью сказал: „Господа, по возложенной на меня от университетского начальства обязанности, мы займемся с вами риторикой…“»[158]

В ряду московских журналистов Каченовский сразу же занимает заметное место. Не имея ни настоящего литературного таланта, ни глубокого образования, он применяет прием очень эффективный для привлечения публики: его критика, изобилующая мелкими нападками и лишенная какой-либо цельной позитивной программы, не щадила никаких авторитетов, даже священных в то время имен Карамзина и Дмитриева. Маститые авторы пытались первое время отвечать на злобные выпады Каченовского, но затем перестали обращать внимание на «завистливого зоила», которого метко охарактеризовал кн. П. А. Вяземский: «Всегда он ближнего довольством недоволен // И, вольный мученик, чужим здоровьем болен» («Послание к М. Т. Каченовскому», 1821).

По мнению Снегирева, «в его критике выразился его подозрительный характер». Именно такой характер, видимо, подходил Разумовскому для управления университетом. Его протеже в течение одного года без защиты диссертации получил степени магистра и доктора, с 1808 г. стал адъюнктом, но отсутствие вакансии мешало ему занять должность профессора. Предмету преподавания Каченовский не придавал особого значения: он начал с риторики, затем читал русскую историю и, наконец, остановился на археологии и теории изящных искусств. Выбрав кафедру, Каченовский борется за то, чтобы освободить себе место и вытолкнуть оттуда профессора Буле. Одним из эпизодов борьбы было появление в «Вестнике Европы» (1809, № 22) статьи, грубо задевающей достоинство Буле как ученого, которая вызвала негодование в околоуниверситетских кругах. П. А. Вяземский писал: «Ученый Буле, коего Европейская знаменитость служила украшением Московского университета, был в сем журнале нагло выставлен на посмеяние, конечно, не ему обратившееся в бесславие»[159]. Показательно, что Каченовский сражался за кафедру археологии — творение Муравьева — с ее «законными» наследниками, и, несомненно, именно он преградил путь Н. Ф. Кошанскому, который, отчаявшись получить должность, в 1811 г. покидает университет. Поведение Каченовского настраивает против него многих профессоров, которых раздражает его особая роль в университете, претензии на власть, стремление к преобразованиям на свой лад. Вся корреспонденция в совет и правление от попечителя составлялась Каченовским как правителем его канцелярии. От имени Разумовского он писал предложения, производившие в старых профессорах, привыкших к прежнему порядку, не совсем благоприятное впечатление[160].

Тем не менее, оценивая время, когда за делами университета присматривал Каченовский, следует сказать, что порядка в них прибавилось. Это важно учесть, поскольку в 1809 г. случилось событие, повлекшее увеличение учебной и бюрократической нагрузки на университет и, одновременно, изменившее и его общественное положение.

6 августа 1809 г. был принят указ об экзаменах на чин. Согласно ему, ни один человек, находящийся на государственной гражданской службе, не мог получить чин коллежского асессора (8 класс), дававший право на потомственное дворянство, и чин статского советника (5 класс), не имея аттестата о выдержанном экзамене по установленной в указе программе. Программа включала основы всех наук, преподаваемых в высших учебных заведениях (кроме медицины), и выдача аттестатов возлагалась правительством на университеты[161].

Необходимость такого указа предусматривалась еще Предварительными правилами народного просвещения, где говорилось: «Ни в какой губернии, спустя пять лет по устроении в округе, к которому она принадлежит, на основании сих правил училищной части, никто не будет определен к гражданской должности, требующей юридических и других познаний, не окончив учения в общественном или частном училище»[162]. Включение этого пункта в Предварительные правила прежде всего должно было побудить дворянство воспользоваться новой системой училищ, но эти надежды не оправдались. По-прежнему в университеты и гимназии приходили, в основном, выходцы из низших сословий, а общее число студентов было невелико. Правительству необходимо было принять меры для наполнения пустующих училищ, поскольку страна нуждалась в квалифицированных специалистах в разных областях гражданской службы, особенно из среды дворянства, традиционно служившего «опорой престолу».

Все это понимал М. М. Сперанский, новое доверенное лицо императора, подготавливая очередной этап государственных преобразований; он желал видеть в России людей, готовых к восприятию реформ. В 1808 г. Сперанский составляет для императора записку «Об усовершенствовании общественного народного воспитания», где пишет, что корень зла, т. е. непросвещенности России, в существующей системе чинопроизводства, при которой чины определяются только по выслуге лет и не требуют никакого образования[163]. По его мнению, необходимо было «побуждение» людей к наукам, которым и явился указ 6 августа.