Читать онлайн «Неизвестная война. Правда о Первой мировой. Часть 1». Страница 36

Да, несомненно, 2-я армия потерпела серьезное поражение и отступила на российскую территорию с тяжелыми потерями, лишившись примерно от 45 до 50 % своего состава. Потери 2-й армии были велики, но с каких пор потеря 50 % армии является признаком ее «полного уничтожения»? Поэтому ни о каком уничтожении 2-й армии не может быть и речи. Доказательство? Уже через неделю после Танненберга 2-я армия под руководством Шейдемана быстро восстановила свои силы и вела активные боевые действия, чего разумеется никак нельзя было бы сделать с «полностью уничтоженной» армией. В действительности это поражение быстро затмила грандиозная победа в гораздо более крупном сражении в Галиции, где было взято в плен свыше 100000 австрийцев. Разумеется, никакой агонии и разложения русской армии после Танненберга не последовало. Это было поражение на отдельном, частном театре войны и потому не могло иметь таких катастрофических последствий, какие ему приписывают.

В Первой Мировой войне были примеры гораздо более тяжелых поражений, к примеру в катастрофе при Капоретто осенью 1917 года итальянская армия потеряло гораздо больше солдат и артиллерии (3152 орудия из 7138), при этом она, опираясь на техническую помощь союзников, успешно держалась до конца войны. Думаю, нельзя согласиться и с историком Керсновским, который полагает, что это поражение «наложило отпечаток подавленности, растерянности, уныния заранее побежденных…»[168]. Русская армия быстро отошла от этого психологического удара и смогла взять реванш в Варшавско-Ивангородском и Лодзинском сражениях, которые по своим масштабам значительно превосходили Танненберг. В то время как германскому командованию больше никогда не удастся в течении всей войны повторить успех по окружению таких сил русской армии как в Восточной Пруссии в 1914 года.

Но почему в таком случае именно победа в Восточной Пруссии была так сильно раздута немецкой пропагандой? Думаю, потому, что эта частная тактическая победа на отдельном участке фронта обернулась, как уже было сказано, громадным стратегическим поражением Германии, повлиявшим на весь ход Первой Мировой войны. Спасение Франции от разгрома в 14-м произошло именно благодаря русскому вторжению в Восточную Пруссию. Впоследствии как немцы, так и наши бывшие союзники попытались исказить, затушевать и оспорить этот факт. Союзникам по Антанте хотелось показать себя самостоятельными творцами победы на Марне, без причастности России. Сегодя и в России находятся псевдоисторики, которые заявляют, что наступление русских армий в 1914 г. в Восточной Пруссии никак не повлияло на победу на Марне. Все они пытаются не вспоминать крайне неудобные слова маршала Фоша, командующего 9-й французской армией, решившей исход битвы на Марне: «…Мы не можем забыть о наших союзниках на Восточном фронте, о русской армии, которая своим активным вмешательством отвлекла на себя значительную часть сил противника и тем позволила нам одержать победу на Марне»[169].

Богданович высказал мнение, что Первая Мировая война была выиграна уже осенью 1914 года в Восточной Пруссии союзниками только исключительно благодаря этой операции: «… Неудача же немцев на Марне предрешила их конечное поражение. Все, что немцы ни делали после Марны, все их блестящие тактические успехи на всех театрах войны, все нечеловеческое напряжение, которое проявил немецкий народ, и его достойный подражания героизм – все это было лишь мощными, но мало действенными ударами. Для немцев каждый месяц, каждая неделя была на счету, для союзников каждый лишний год был нарастанием новых сил. У первых все расчеты были на молниеносную войну, у вторых – все надежды на измор противника. И в деле переключения войны с молниеносной на затяжную, решающую роль сыграл русский удар по восточной Пруссии»[170].

Танненберг должен был также завуалировать крушение всех надежд Германии на молниеносную победу. В дальнейшем этот миф стал обрастать новыми легендами, где одни факты замалчивались, другие неумеренно приукрашивались, рождались невероятные вымыслы о сверх способностях немецких генералов и о том, как они при помощи гениального маневра утопили и истребили десятки тысяч русских солдат в болотах Восточной Пруссии. Затем добавлялись новые фантазии о том, как 2-я армия была окружена и уничтожена одним лишь немецким ополчением.

Все эти легенды получили широкое хождение среди российской общественности в период войны и, как это часто бывает, они преувеличивались, дополнялись новыми слухами о «невиданной катастрофе». Все это делалось как левой, так и либеральной общественностью для того, чтобы показать всю бездарность и гнилость царского режима и его неспособность вести войну. Что будто бы эти провалы на фронте привели в дальнейшем к революции, крушению царизма и поражению России в войне. Так считала либеральная эмиграция, которая задним числом стремилась оправдать себя перед судом истории за развал страны и армии при Временном Правительстве, заявляя, что война к тому моменту уже была проиграна царизмом. И эта пропаганда имела успех. Полный разгром и уничтожение 2-й армии считается сейчас непреложной истиной. На самом деле эти вымыслы никакого отношения к реальности не имеют.

Сейчас, накануне 100-летия этого сражения крайне важно не только разоблачить мифы, связанные с этим событием, но и восстановить историческую память о подвиге солдат 2-й армии. Последующие тяжелые битвы Мировой войны, революция, кровавый хаос гражданской войны, тяжести эмиграции – все это неизбежно заслонило в глазах современников и участников этих событий сражение в Восточной Пруссии в августе 1914 года. Как погибшие, так и выжившие солдаты многострадальной армии были преданы забвению. Они, в истинном смысле этого слова, обратились в «неизвестных солдат». Но нам необходимо вернуть их из забвения и помнить, что их подвиг и самопожертвование во многом решили участь всей Первой Мировой войны.

Мы приводим две главы, посвященные Первой мировой войне, из книги воспоминаний ротмистра Владимира Литтауэра, честно и искренне рассказавшего о годах учебы в Николаевском кавалеристском училище, о службе в русской императорской кавалерии, о том, как он воевал в Первую мировую и в Гражданскую против красных, о горечи эмиграции.

Небольшой городок Сувалки, расположенный примерно в девятнадцати километрах от границы с Восточной Пруссией, являлся пунктом расквартирования двух кавалерийских полков. Когда 6 августа 1-я кавалерийская дивизия в полном составе собралась в городе, эти два кавалерийских полка уже ушли к границе. Их казармы пустовали, поэтому шесть дней наш полк жил в прекрасных условиях. В городе был первоклассный ресторан, и за эти дни мы, молодые офицеры, не обошли его своим вниманием. Не было ничего удивительного в том, что в маленьком городе был великолепный ресторан, ведь здесь стояли кавалерийские полки.

9 августа командир дивизии генерал Гурко отдал приказ: четыре эскадрона, по одному из четырех полков, должны пересечь границу и провести разведку по четырем направлениям. Кроме того, генерал очень рассчитывал, что разведчикам удастся взорвать участки железной дороги между немецкими городами Маркграбово и Гольдап. Командиры эскадронов, посовещавшись, решили, что основной задачей является повреждение железнодорожных путей. Понимая, что железная дорога тщательно охраняется, они, не подчинившись приказу командира дивизии, решили идти вместе, четырьмя эскадронами. В результате, столкнувшись с мощным сопротивлением противника, они вернулись, не выполнив ни одной из поставленных перед ними задач. За неподчинение приказу Гурко лишил офицерских званий командиров трех эскадронов. Не подвергся наказанию только командир 4-го эскадрона сумских гусар ротмистр Лазарев, поскольку он пошел по указанному в приказе маршруту, а остальные присоединились к нему. Вот с такого неприятного инцидента началась для нашей дивизии война.

На Лазарева было страшно смотреть; он был потрясен решением Гурко и сильно переживал за командиров эскадронов. Когда спустя три дня Лазарев погиб, мы решили, что его смерть в какой-то мере связана с тем нервным состоянием, в котором он пребывал после решения Гурко. Возможно, он решил показать командиру дивизии, чего стоит как офицер.

С 10 августа эскадроны нашей дивизии начали по очереди приступать к охране границы. Через два дня наступила наша очередь, и мы направились в деревню Бакаларжево. Проходившая через деревню дорога пересекала границу у холма, на котором стояла деревня. В месте пересечения дороги у границы, извилистого узкого рва, стояли заградительные барьеры и опустевшие помещения русской и немецкой пограничных застав. В траве валялись пограничные столбы, увенчанные немецким орлом; по всей видимости, русские разведчики уже были на территории Восточной Пруссии. По ту сторону границы, в опрятных немецких деревушках, не наблюдалось признаков жизни.