Читать онлайн «Историческая хроника Морского корпуса. 1701-1925 гг.». Страница 31

Кроме стажировки в Англии и Франции, гардемарины в начале XIX века проходили регулярную морскую практику на русских военных кораблях, совершавших дальние зарубежные походы. Большинству из них пришлось участвовать в морских сражениях. Многих за храбрость и отвагу наградили боевыми орденами и медалями.

По отзывам современников, «стол в Корпусе был хорош, но не роскошен. Ржаной хлеб, квас, булки были всегда отличного качества, но бенефисы эконому в это время не переводились…» Рассказывали, что в Морском корпусе воспитанники довольно агрессивно протестовали против попыток администрации «урезать» десерт. Дело иногда доходило до настоящего погрома. Как свидетельствует окончивший корпус в 1825 году Д.И. Кузнецов, «…если 6 ноября в храмовый праздник не давали яблоков, то ночью били стекла, ломали на галереях балясины, так что вгоняли починку всего в цену дороже покупки яблоков…»

Администрация Морского кадетского корпуса способствовала организации и развитию в учебном заведении спорта и спортивных игр. В учебную программу в качестве обязательного предмета тогда входили фехтование и гимнастика. В свободное от учебы время поощрялись городки, игры с мячом, а зимой – катание на коньках.

В летнее время «учение в классах» заканчивалось, наступали каникулы. Кадетов распускали по домам, а гардемарины «отправлялись в кампанию» – в учебное плавание на корпусных учебных судах – бриге «Симеон и Анна», фрегатах «Малой» и «Урания», а также на кораблях регулярного Балтийского флота. Некоторые гардемарины включались в состав команд военных судов, направлявшихся в научные экспедиции. Так, летом 1817 года с преподавателем корпуса князем С.А. Ширинским-Шихматовым 17 гардемаринов прошли на корабле по маршруту северных русских портов, посетили Стокгольм и Копенгаген.

Новость превеликая – «Феникс» пойдет в Швецию и Данию! Из Балтийской эскадры выбрали лучший по своим техническим данным корабль, из гардемаринов назначили лучшую дюжину. Естественно, троих определил по высокой протекции господин морской министр, зато уж остальные девять попали в плавание благодаря своим личным способностям и успехам в учебе. Среди них люди, впоследствии вошедшие в историю военно-морских сил, историю России: будущий герой Севастополя адмирал Павел Степанович Нахимов, его друг – выдающийся гидрограф Михаил Францевич Рейнике, будущий декабрист Дмитрий Иринархович Завалишин, русский писатель, лексикограф и этнограф Владимир Иванович Даль.

Будущему морскому офицеру практика зачастую бывает тягостна не трудом, а чувством огромной ответственности. На корабле отчетливей и резче, чем где бы то ни было, ясна зависимость всех от каждого и каждого от всех. Этим чувством сразу же прониклись юные гардемарины, как только попали на борт красавца-фрегата под команду старшего офицера Мордария Васильевича Милюкова. Воспитанники Морского корпуса прилежно работали вместе с матросами, стояли офицерские вахты. Милюков доверял им, но при этом замечал о необходимом внимании и благоразумии. «Поспешайте без торопливости, проявляйте находчивость без опрометчивости», – неоднократно повторял он гардемаринам. Старший офицер любил в морских делах лихость, молодечество и чувство риска.

Все эти качества в избытке демонстрировали его подопечные, их следовало не понукать, а придерживать от «безумной отваги». К ужасу корпусного воспитателя лейтенанта Ширинского-Шихматова, гардемарины бегали по фальшборту; стремительно, вниз головой скользили с мачт по тросам; перебирались, балансируя руками, с мачты на мачту, как ярмарочные канатоходцы. Павлу Нахимову эта акробатика однажды едва не стоила жизни. Он сорвался и сильно расшибся. Но старший офицер «Феникса» успокоил его старой сентенцией: «До свадьбы заживет!» И точно, зажило. Через год после плавания гардемарины благополучно сдали выпускные экзамены. В феврале они по традиции зажгли свечи в храме Николы Морского – их произвели в мичманы.

В плавание теперь гардемарины отправлялись с большой охотой. Считалось особым шиком ходить в рабочей, измазанной смолой матросской робе и исполнять все виды корабельной работы. В походе воспитанники с удовольствием пили чай с сухарями, причем чай подавался в большой оловянной миске и его черпали ложками, как суп. Михаил Бестужев в своих мемуарах вспоминал, что «…молодецки пробежать по рею, не держась за лисель-спирт, спуститься вниз головой по одной из снастей с топа мачты; кататься под парусами на шлюпке в свежий ветер, не брать рифов и черпать бортом воду – за это старшие гардемарины называли новичка „товарищем“».

Режим Морского кадетского корпуса по-прежнему оставался суровым, правда, теперь степень этой суровости во многом зависела от директора, инспектора классов и офицеров-воспитателей. Некоторые из них не любили телесных наказаний, ограничивались беседами с кадетами, вникали во все их нужды. Иные же, наоборот, имели репутацию людей строгих и любителей телесных наказаний.

Воспитанник Морского корпуса В.И. Даль впоследствии с горечью вспоминал о днях пребывания в нем: «Жили по невеселой пословице – спина наша, а воля ваша».

В официальном «Очерке истории Морского кадетского корпуса», изданном по высочайшему повелению во время учебы воспитанников П. Нахимова, В. Даля, М. Рейнике и Д Завалишина упоминалось, что «всякий офицер мог, как ему угодно, этим правом пользоваться неумеренно». В корпусе велся точный счет ударам, с родителей поротых кадетов даже брали деньги за розги, потраченные на воспитание их недисциплинированных недорослей.

Владимир Иванович Даль писал, что «анналы корпуса сохранили презабавную историю: священник трижды приказывал кадету прочитать отрывок из Священного Писания, и кадета трижды пороли за то, что читает неверно. Первый раз пороли за рассеянность, второй – за непослушание, третий – за упрямство. Потом священник сам заглянул в книгу – там оказалась опечатка!»

Но самое интересное, что за 5 лет учения Владимира Даля ни разу не пороли. Он говорил о себе, что был мальчик чулый – послушный, смирный, но ни в коей мере не трусливый. Через 10 лет после окончания корпуса Владимир Иванович доказал это на полях сражений.

Небезынтересная подробность в деятельности учебного заведения. Оказывается, до осени 1804 года в Морском кадетском корпусе существовало так называемое «малолетнее», или «резервное», отделение из детей до 10-12 лет. Сведения о положении и условиях жизни кадетов «резервной роты» прекрасно изложены в воспоминаниях, записанных со слов 90-летнего ветерана флота, отставного генерал-майора Карла Францевича де Ливрона (Морской сборник. 1890. № 5). Вот как он описывал свое пребывание в «малолетнем отделении» Морского кадетского корпуса: «15 февраля 1803 года я был определен в Морской корпус вместе с моим старшим братом, сверх комплекта, с Высочайшего соизволения императора Александра I, по ходатайству морского министра П.В. Чичагова. На обмундировку нам обоим было выдано 500 рублей ассигнациями. Так как брату моему было семь с половиной, а мне лишь пять с половиной лет от роду, то нас обоих поместили в малолетнее отделение, где и воспитывали отдельно от кадет больших рот в особом помещении корпуса. Хотя с другими ротами корпуса мы не имели сообщения, но воспитанники старших рот все же бывали у нас, и меня как меньшего из всех по летам и по росту часто носили на руках по ротам.

Начальницею нашего отделения была средних лет англичанка Сара Карловна Тиздель, женщина строгая, но в то же время и добрая. Прислуга была здесь также женская. В этом отделении было в мое время около 40 человек кадет в возрасте от 6 до 12 лет. Отделение имело свои классы и особых учителей, отдельно от остальных четырех рот; столовая у нас была также своя, но форма одежды общая с кадетами прочих рот.

Госпожа Тиздель, говорившая хорошо по-русски, заставляла нас при себе по очереди читать вслух молитвы на английском языке, бывшем вообще в большом употреблении в этом отделении.

Дежурная нянька (всех было 5) будила нас ежедневно в 6 часов утра, после чего, умывшись и одевшись, мы становились во фронт в нашей столовой зале, причем один из кадет (по очереди) читал вслух „Молитву Господню»“на английском языке. Завтрак состоял из кружки парного молока и полубелой булки. В 7 часов начинались классы, продолжавшиеся до 11 часов, с 10-минутными перерывами; нас учили читать и писать по-русски и по-английски. Учителями русского языка были Максим Тихонович Зарубин и очень нами любимый Алексей Федорович Тихонов; последний наказывал линейкой по рукам, когда руки бывали выпачканы чернилами. Преподавателем английского языка был Илья Прохорович Жданов, мать которого была природная англичанка; у него мы заучивали, между прочим, извлечения из псалмов Давидовых на английском языке. Классы помещались там, где ныне канцелярия Морского училища. До 12 часов давался отдых, после которого мы шли обедать. Обед состоял из двух хорошо приготовленных блюд, а по праздникам было, кроме того, пирожное. От 2 до 6 часов опять занимались в классе с 15–минутным перерывом. После этого опять давали по кружке молока с булкой. В 8 часов ужинали, а в 9 часов ложились спать, чему предшествовало общее умывание рук.