Читать онлайн «Образование Венецианской колониальной империи». Страница 27

Автор весьма серьезно подготовился к своей работе: он много работал в венецианских архивах, дважды совершил путешествие по районам избранного им греко-латинского мира, изучил обширную историческую литературу и опубликованные источники по истории Византии и Венеции. Плодом этих его занятий был ряд публикаций, предшествовавших его «Венецианской Романии».

Сочинение Тирье, как уже сказано, является наиболее крупной работой буржуазной историографии по истории Венецианской колониальной империи за первые пять веков ее существования. Из нее можно почерпнуть ряд новых сведений, встретить много верных и дельных суждений, но вместе с тем в ней есть немало и ошибочных положений и прежде всего методологического характера. Следуя за Дж. Луццатто, Тирье отрицает наличие феодализма в Венеции.[505] Он склонен преувеличивать роль личности в истории и преуменьшать роль социальных сил.[506] Вызывает возражение выдвинутая им периодизация истории Венецианской колониальной державы, где в качестве второго периода фигурирует «империалистическая фаза».[507] Нужно признать необоснованной его положительную оценку венецианской колониальной администрации.[508] Автору вредит также склонность отдавать предпочтение более поздним источникам по сравнению с более ранними, — например известия Цанкаруоло (XV в.) он предпочитает известиям Дандоло (XIV в.), писавшего по собранным им документам и более ранним нарративным источникам. Можно было бы сделать ряд указаний на фактические ошибки и неверные оценки по целому ряду конкретных вопросов становления и бытия Венецианской колониальной империи, но в этом нет особой надобности.[509]

Выводы, к которым позволяет придти этот обзор, сводятся к следующему: иностранная литература как по общей истории Венеции, так и по ее частным проблемам чрезвычайно обширна, но это не относится к проблемам колониального владычества Венеции на Востоке. Лучшими исследователями по истории Венеции — Романин, Кречмайр, Миллер и др. — сделано немало для установления ряда конкретных фактов из истории венецианской колониальной экспансии, высказано много интересных суждений частного и общего порядка, но большое количество буржуазных работ, даже новейших, все еще полно и ошибок по небрежности, и искажений по заранее обдуманному намерению. Ограниченность буржуазной исторической методологии и ее идеалистическая беспомощность в интерпретации социально-экономических явлений прошлого не позволили даже лучшим представителям буржуазной историографии Венеции надлежащим образом осмыслить как внутренние процессы классовой борьбы в метрополии, так и проблемы становления колониального могущества Венеции. Неправильная оценка венецианского народного хозяйства XII и XIII вв., как хозяйства «капиталистического», и несомненный факт колониальной экспансии феодального типа заставили буржуазных историков «перевернуть вопрос вверх ногами» и говорить о феодализации Венеции под влиянием ее колониальных порядков, тогда как в действительности феодальная Венеция по-феодальному организовала и свое колониальное хозяйство.

Всего этого, думается, достаточно, чтобы к большому числу «венецианских историй» прибавить еще одну, автор которой поставил своею задачей материалистически осмыслить процесс образования колониальной Венецианской империи и истолковать относящиеся к этой области факты с марксистско-ленинских позиций.

В русской исторической литературе нет ни одного труда, целиком посвященного истории Венеции. Речь по случаю столетия падения Венецианской республики, принадлежащая Н. Лятошинскому, и небольшая брошюра П. Перцова под заглавием «Венеция» не могут быть названы такими сочинениями: речь Лятошинского посвящена преимущественно Венеции в конце XIX в. и в своей исторической части совершенно не затрагивает интересующих нас колониальных вопросов; работа Перцова представляет собою впечатления туриста начала нашего века, интересующегося преимущественно вопросами венецианской живописи, которые одни только и даны в историческом аспекте.[510]

Русский читатель, если он не владеет иностранными языками, может познакомиться с историей Венеции или по общим сочинениям по истории средних веков или по работам, посвященным смежным с историей Венеции историческим проблемам. Общие обзоры по истории средних веков касаются венецианской истории лишь в те ее моменты, когда республика св. Марка играла крупную роль в международных отношениях, что было, конечно, не всегда. Работы, имеющие предметом своего внимания специальные вопросы, только так или иначе связанные с венецианской историей, касаются последней лишь попутно в меру того интереса, какой возбуждает к венецианской истории специально изучаемый вопрос. Еще в большей степени справедливо это в отношении избранной нами темы.

Недостаток оригинальной исторической литературы мог бы быть до известной степени возмещен литературой переводной, однако истории Венеции не посчастливилось и в этом отношении: то немногое, что переведено на русский язык, — ничтожно и по объему и содержанию. Мы можем назвать, пожалуй, только одно такое сочинение — статью известного нам Мольменти под заголовком: «Зарождение Венеции».[511] Произведение это представляет собою речь, произнесенную автором на торжественном собрании одного из итальянских городов. Здесь рядом с изложением общеизвестных фактов мы встречаемся с нелепыми измышлениями вроде, например, того, что в лагерь крестоносцев под Задаром в 1202 г. является сам экс-император ослепленный Исаак Комнин и агитирует крестоносцев «помочь ему снова занять свой трон».[512] Это до такой степени странно, что мы, зная работу лишь в русском переводе, невольно вспоминаем итальянское изречение о «традуттори», которые могут быть «традитори».

Предпринимая значительную по объему работу по истории Венеции, необходимо, думается, определить ее место не только в существующей иностранной литературе, но и в литературе русской, как она ни скромна по своему объему. Отсюда вытекает обязанность автора дать хотя бы краткий обзор и оценку того, что написано по-русски по затрагиваемым в работе вопросам. Автор считал целесообразным для большей ясности изложения систематизировать его для досоветского периода по трем разделам: исторических сочинений, занимающихся трактовкой западно-европейской средневековой тематики, сочинений русских славистов и произведений русских византинистов.

Как ни естественно желание сделать этот обзор исчерпывающим, автор не считает возможным взять на себя такое обязательство и не только потому, что выполнение его связано с кропотливой работой по просмотру большого числа так называемых «толстых» журналов XIX в., но — и это главным образом — потому, что такие поиски не могут дать серьезных результатов; было бы, однако, очень жаль, если бы благодаря этому было пропущено что-нибудь значительное.

Разработка вопросов истории Западной Европы началась в нашей стране сравнительно поздно, — заметные результаты она дала лишь в сороковых годах прошлого столетия, в связи с деятельностью Грановского. К концу этого десятилетия относится также и появление первой монографии, близкой по своему содержанию к интересующей нас теме. Это — книга П. Медовикова «Латинские императоры в Константинополе».[513]

Книга написана на основании существовавших тогда печатных изданий источников и потому не отражает документ, опубликованных позднее Тафелем и Томасом, без которых невозможно написать чего-нибудь действительно дельного по истории Венеции в XI–XIII вв., а стало быть и по истории Латинской империи. Монография эта в свое время подверглась суровой критике со стороны Грановского.[514] Мы коснемся ее с несколько иных, чем у Грановского, позиций.

Книга Медовикова — магистерская диссертация, т. е. по своему замыслу — труд ученый. Отсюда похвальное стремление автора писать по первоисточникам, но он обычно не в состоянии преодолеть влияний Лебо и Вилькена, и оставляет без анализа даже такой важный для него и нашей темы документ, как акт о разделе империи от 1204 г. Вследствие этого венецианские владения в пределах империи представлены в совершенно фантастическом виде. По этому вопросу в диссертации Медовикова мы читаем следующее: «На долю венецианцев пришлись Киклады, Спорады, (впоследствии (?) и остров Кандия), также острова и весь восточный берег Адриатического моря с Иллирией, Эпиром, остальною (?) частью Эллады, Мореею; далее Фракийский Херсонес, берега Пропонтиды до Селимврии, Черного моря до Месимврии (?), Архипелага до Паллы и Веррей (?), несколько приморских городов в Фессалии (?), берега реки Гебра (?), Вардара (?), города Дадимотика и Адрианополь во Фракии; им определили Сербию, хотя она никогда (?) не зависела от Византийской империи».[515] В этой характеристике территориальных приобретений Венеции после четвертого крестового похода не только не устанавливается разницы между реальными и бумажными приобретениями Венеции, но и ее бумажные права преувеличиваются до чрезвычайных размеров.