Читать онлайн «Цепные псы церкви. Инквизиция на службе Ватикана». Страница 25

Другими словами, у Церкви имеются свои собственные суеверия, свои собственные магические ритуалы и обряды, которые выше по своей природе, просто потому что исходят от Церкви. А в лице «святых ангелов» Церковь имеет своих собственных бестелесных оккультных союзников, которые по природе своей более сильны, чем бестелесные оккультные союзники ведьмы. «Подобными же средствами и Церковь изгоняет бесов, и вообще они самые действительные средства для охранения себя от нападения ведьм». «Маллеус» являет собой воинствующее – по сути психопатическое – женоненавистничество. Какую бы неустрашимость ни демонстрировали авторы текста в борьбе с невидимыми силами, они боялись женщин до такой степени, что это граничило с сумасшествием. Женщины, на взгляд авторов, слабы от природы и почти по определению «порочны». Женщина «всегда обманывает, так как она лишь несовершенное животное». Она «более неустойчива» в религиозной вере. Она «от природы расположена ко лжи». Ее вид «красив, прикосновение противно, сношение с ней приносит смерть». В сущности, она виновата буквально во всем: «Из-за ненасытности женщин к плотским наслаждениям человеческая жизнь подвержена неисчислимому вреду». Если на особом подозрении были красивые женщины, то также подозревали и повивальных бабок с их сокровенным знанием о том, что инквизиторами воспринималось как недоступные пониманию женские тайны. В случае появления мертворожденных детей по обыкновению считалось, что они убиты повивальной бабкой для принесения в жертву дьяволу. Если ребенок рождался калекой, с деформированными членами, больным или даже плохо вел себя, то это точно так же объяснялось колдовством повивальной бабки. В силу того доверия, которое она вызывала у других женщин, и той конкуренции за влияние среди прихожан, которую она составляла священнику, повивальная бабка оказывалась идеальной мишенью. На повивальной бабке инквизитор мог безнаказанно тренировать и оттачивать свои садистские навыки.

«Маллеус» безжалостен в своем отношении к девушкам, которых соблазнили, а затем бросили:

«Падшие девицы, покинутые своими любовниками, которым они отдавались ради обещания жениться на них, потеряв всякую надежду и отовсюду встречая только позор и стыд, обращаются к помощи дьявола».

Однако никаким позором не клеймится сам соблазнитель, разве что, как подразумевает «Маллеус», он может стать жертвой происков ведьмы. «Маллеус» с готовностью толкует как колдовство всякое поведение, которое не могут объяснить его авторы-клирики, – поведение, которое могло не предполагать ничего зловещего, кроме действий наркотических средств, таких, как спорынья или «волшебные грибы», женской мастурбации или всего лишь чувственного принятия солнечных ванн:

«Часто многие видели на полях и в лесах, как ведьмы лежали на спине оголенные ниже пупка и, придав членам соответствующее непотребству положение, двигали бедрами и голенями, в то время как демоны-инкубы действовали невидимо для окружающих».

При этом книга предлагает объяснение, которое, должно быть, проливало елей на оскорбленную гордость немалого числа обманутых мужей:

«Но известно, что случается и так: мужья видят инкубов, которых они, однако, принимают не за демонов, но за мужчин, проделывающих непотребство с их женами, схватывают оружие и хотят проколоть их, но демон исчезает, сделавшись невидимым».

«Маллеус» обращается и ко многим другим проявлениям и ритуальным приемам колдовства. Повествует о якобы бытующей практике убийства, приготовления и поедания детей. Описывает различные пути, которыми ведьмы связывают себя с демоническими силами. Обсуждает обряд втыкания иголок в восковые изображения. Вновь и вновь, однако, с одержимой целеустремленностью неуправляемого снаряда, книга возвращается к вопросам сексуального рода. Подчас навязчивое повествование о явлениях сексуального свойства переходит в возбужденное фантазирование. В книге, к примеру, говорится «о тех ведьмах, которые собирают мужские члены в большом количестве, до двадцати или тридцати членов зараз, и скрывают их в птичьем гнезде или ящике, где они движутся, как живые, и принимают пищу». Подобные чувственные образы приписываются дьявольскому наваждению, порождаемому «воздействием на способность воображения посредством перемещения чувственных образов». Однако невольно закрадывается подозрение, что авторы сего труда и сами принимали какое-то психотропное средство, хотя бы для того чтобы измыслить подобные вещи, либо обладали воображением более извращенным и воспаленным, чем воображением Босха [22].

Авторы «Маллеуса» особенно одержимы совокуплениями с бестелесными демоническими сущностями – с инкубами (мужскими) и суккубами (женскими). Подобные сексуальные отношения с бесплотными существами зачастую могли быть не чем иным, как ночной поллюцией. В силу этого авторы книги уделяют большое внимание мужскому семени. Во всех подробностях они исследуют вопрос о том, как именно демоны совершают половой акт. Рассматривают вопрос о том, «всегда ли это сопровождается излиянием семени». Если это так, то, вопрошают авторы, откуда берется семя – является ли оно, например, дьявольским по своей природе или же похищается у смертных мужчин. Затем скрупулезному рассмотрению подвергается вопрос качества семени. По каким критериям демоны выбирают мужчин, у которых берут семя? Могут ли демоны собирать извергаемое во время «невинной» ночной поллюции семя и, так сказать, использовать его повторно? Ни одна возможность не оставляется неисследованной. Для авторов «Маллеуса» совокупление с бестелесной сущностью было особо тяжким и мерзким преступлением. В их глазах оно представляло собой богохульственную пародию на непорочное зачатие, то действо, посредством которого был зачат святым духом Иисус. Через четыре столетия прозаик Карл Гюйсманс [23] будет строить догадки о таинственном, якобы не подлежащем упоминанию и неискупимом «грехе против Святого Духа» – том самом грехе, за который, как утверждалось, не было прощения. Гюйсманс определил этот грех – природа которого держалась Церковью в строжайшей тайне – именно как богохульственную пародию на непорочное зачатие, порождаемую сексуальными отношениями с бестелесной сущностью. Вполне возможно, что он был прав, а эта страшная тайна, возможно, была не такой уж тайной, каковой притязала быть. К примеру, в «В трагической истории доктора Фауста» Марло [24] – написанной в ту пору, когда «Маллеус», изданный столетием раньше, был все еще широко в ходу, – Фауст прибегает к дьявольскому посредничеству, чтобы вызвать бесплотную тень Елены Троянской. Тень Елены была бы определенно отнесена к разновидности суккуба. И именно после плотского соединения с нею роковым образом решается его судьба, и он окончательно и бесповоротно осуждается на вечные муки.

Вооруженная «Маллеусом», инквизиция принялась насаждать царство террора по всей Европе. В своих расследованиях и допросах она придерживалась простого критерия доказательства вины. Все, что клятвенно подтверждалось двумя или тремя свидетелями, признавалось правдой и полностью доказанным. Эффективно использовались каверзные вопросы, предназначенные для того, чтобы загнать в ловушку подозреваемого и свидетеля. Так, например, подозреваемого могли спросить, «верит ли он в существование ведьм и в то, что могут вызываться бури или околдовываться люди или животные. Отметь, что в большинстве случаев ведьмы поначалу отрицают это». Если же подозреваемый все-таки отрицает, что верит в колдовство, следует другой вопрос, захлопывающий ловушку: «В таком случае они безвинно осуждены, когда их сжигают? И подозреваемый должен ответить». Неважно, что отвечает подозреваемый, он уже обречен, ведь неверие в колдовство само по себе ересь.

При взятии ведьмы под стражу принимались всевозможные предосторожности, чтобы нейтрализовать ее чары. Дабы не допустить того, чтобы она соприкасалась с землей, а через нее с силами преисподней, ее следовало вносить в корзине или на плечах. В камеру суда ее полагалось вводить лицом назад, спиной к судье, чтобы не позволить ей околдовать его взглядом. Судьи и их помощники на процессе должны были следить за тем, «чтобы ведьма к ним не прикасалась, в особенности не дотрагивалась до запястья их рук». Судьям также рекомендовалось носить у себя на шее соль, освященную в Вербное воскресенье, освященные травы и воск. Несмотря на повторяемые заверения о том, что инквизиторы и судьи защищены от колдовского влияния, надлежало всячески ограждать себя от него.

Процесс велся с немалой психологической изощренностью. Использовавшиеся приемы демонстрируют изрядные познания инквизиторов в деле вытягивания или вырывания информации. Инквизиторы сознавали, что ум подчас может быть самым страшным своим врагом, что в одиночестве и изоляции может рождаться страх, который нередко способен приносить не менее богатые плоды, чем физическая жестокость. Самый очевидный пример – страх пытки. Поэтому его внушали, поддерживали и доводили до панической формы, которая делала излишней саму пытку. Если обвиняемый тут же не признавался, ему сообщалось, что его ждет допрос с применением пытки. Однако пытка следовала не сразу. Вместо этого «Маллеус» советует, чтобы «обвиняемого раздели. Если это женщина, то пусть ее отведут сначала в камеру для наказаний и разденут там надежные почтенные женщины».