Читать онлайн «Несостоявшаяся революция». Страница 10

В рамках этого подхода первым главным достижением России в Большом времени можно считать сохранение национальной независимости. В колониальной зависимости от Запада оказался почти весь неевропейский мир, за исключением находившейся на тихоокеанских «задворках» Японии и экзотических Сиама (Таиланда) и Абиссинии (Эфиопии). Наводившая ужас на Европу Османская империя сжалась до Турции и оказалась в унизительной зависимости от Запада; фактически европейской полуколонией стал «желтый колосс» — Китай. Россия не только выстояла, но и успешно развивалась.

Развитие во всех смыслах и отношениях — второе главное достижение России и русских: относительно мирная колонизация огромных территорий, создание разветвленных структур высокой цивилизации и государственности; высокая (вплоть до 50-х гг. XX в.) демографическая динамика, успешная интеграция и ассимиляция других народов; формирование мощной и конкурентоспособной экономики, а также (в советскую эпоху) социального государства и массового общества, по потреблению и благосостоянию уступающего Западу, но превосходящего практически весь не-Запад; создание и массовое распространение «высокого» литературного языка, формирование полноценной и влиятельной национальной культуры. Несмотря на срывы и катаклизмы, страна становилась все сильнее, а каждое новое поколение русских жило дольше и лучше, чем предшествовавшие48. Так было вплоть до последних двух десятилетий.

Наконец, вырванный в жестокой борьбе третий «трофей» русских — политическое и военное доминирование в северной Евразии. Значение России как военно-стратегического и геополитического фактора с начала XVIII в. постоянно возрастало. Она стала главным театром военных действий и сыграла решающую роль в битвах за мировое господство, разворачивавшихся в XIX и XX вв. (наполеоновские, Первая и Вторая мировые войны).

Эти грандиозные успехи и достижения русских и России были обеспечены в сжатые сроки и оплачены высокой ценой, но, делая поправку на масштаб, время, сложность задач и агрессивный внешний контекст, вряд ли более высокой, чем аналогичные достижения Запада.

При этом важно отметить, что в ходе исторического развития русские вовсе не превратились в пресловутый евразийский микст, а сохранили этническую чистоту49. Народная (в смысле спонтанная, не регулируемая и не направляемая административно) политика русского человека в имперский период отечественной истории следовала — скорее инстинктивно, чем осознанно — линии этнической и расовой эндогамии. Русскому народу был присущ расовый образ мыслей — признание фундаментальной, онтологической важности этнических и расовых различий, что, однако, не мешало относительно мирному характеру имперской экспансии и спокойному отношению к этнической и религиозной дифференциации. Империя не стремилась к культурной и этнической гомогенности и поддерживала этническое, расовое и культурное разнообразие, стихийно следуя в этом отношении одному из положений теории систем: чем сложнее явление, тем оно целостнее.

48 Близкая аргументация содержится в непривычно русофильской для западной историографии книге: Рое Marshall Т. Russian Moment in World History. Princeton, N. J., 2003. См. рецензию на нее Петра Ильинского в журнале «Рго et Contra» (2004. Т. 8. № 3. С. 226-234).

49 Подробнее об этом см. 2 и 3 главы книги В. Д. Соловья «Кровь и почва Русской истории» (М., 2008).

Характерно, что империя не стремилась ассимилировать нерусские народы: русификация, обращение в православие использовались ситуативно, прагматически и, как правило, не носили долговременного характера. По-видимому, в своей политике отечественные правители исходили из негласного убеждения, что нерусские подданные царя постепенно примут русскую религию, язык и образ жизни народа, обладающего превосходством и наделенного великой миссией. Другими словами, расчет делался на органичную и добровольную ассимиляцию в русскость.

Его ошибочность стала очевидной к рубежу XIX и XX вв., когда русские оказались демографическим меньшинством в созданном ими государстве, а русская этничность все очевиднее выглядела тяжким бременем. Впрочем, она никогда не была привилегией. Русский народ — создатель и хранитель государственности — в массе своей не имел политических и культурных преференций. Россия не была «метрополией», а русские — господствующей нацией, не было национального угнетения в их пользу.

Правда, в целом русская ситуация не уникальна, а характерна для континентальных империй. В империях Османов и Габсбургов, точно так же, как у их конкурентов Романовых, не существовало разделения на метрополию и периферию и правления имперской нации над зависимыми колониями.

Однако Российская империя не просто была империей без империализма. Она вообще была «империей наоборот», то есть таким государственным образованием, где номинальная метрополия и номинальный имперский народ дискриминировались в пользу национальной периферии. Среди континентальных империй Россию выделяла особая тяжесть бремени номинально имперского народа. В имперском строительстве русские парадоксально оказались заложниками собственной силы, превратившей их в тягловую лошадь и резервуар пушечного мяса.

Великорусские крестьяне были закабалены сильнее других народов и, в среднем, хуже обеспечены землей. Накануне крестьянской реформы 1861 г. политические права, уровень образования и доходов среди русских крестьян центральных губерний были ниже, чем среди поляков, финнов, украинцев, сибирских поселенцев и даже, вероятно, ниже, чем среди татар. Если представители «великорусского господствующего племени» легко могли стать крепостными дворян-мусульман и даже дворян-иудеев50, то православные дворяне владеть крестьянами-мусульманами не могли, а крепостных иудеев в природе и вовсе не существовало.

50 Например, в XVIII в. Нота Ноткин и Иосиф Цейтлин (имел чин надворного советника), оставаясь в иудейской вере, владели большими имениями с сотнями крепостных (Миллер А. И. Империя Романовых и национализм. М., 2006. С. 102).

Но и после освобождения русские продолжали нести основную тяжесть налогового бремени: в конце XIX — начале XX вв. у жителей русских губерний оно было в среднем на 59% больше, чем у населения национальных окраин. То была целенаправленная стратегия перераспределения ресурсов в пользу национальной периферии: «Правительство с помощью налоговой системы намеренно поддерживало такое положение в империи, чтобы материальный уровень жизни нерусских, проживавших в национальных окраинах, был выше, чем собственно русских, нерусские народы всегда платили меньшие налоги и пользовались л ьгота ми»51.

Вот характерные факты. С 1868 г. по 1881 г. из Туркестана в Государственное казначейство поступило около 54,7 млн рублей дохода, а было израсходовано 140, 6 млн, т.е. почти в 3 раза больше. Разницу, как говорилось в отчете ревизии 1882—1883 гг., Туркестанский край «изъял» за «счет податных сил русского народа»52. По сведениям хорошо информированного А. Суворина, в 1890-х гг. государство тратило на Кавказ до 45 млн рублей в год, а получало только 18 млн, дефицит в 27 млн опять-таки покрывал великорусский центр53.

В то время как в официальном дискурсе слово «колония» не употреблялось в отношении Финляндии и Ингерманландии, Польши и Закавказья, немецкие, голландские, армянские и проч. поселенцы в великорусских губерниях официально именовались «колонистами»! По парадоксалисте кому определению историка Василия Ключевского, в России центр находился на периферии.

Показатели детской смертности среди великороссов были почти в два раза выше, чем у латышей, эстонцев и молдаван, почти в полтора раза выше, чем у украинцев, белорусов и евреев, и существенно выше, чем у татар, башкир и чувашей.

В конце XIX в. доля грамотных среди русских составляла около 25—27%, что было втрое ниже, чем у народов Прибалтики и финнов, значительно ниже, чем у поляков. На православных русских не распространялась имперская веротерпимость, они не имели свободы религиозного выбора.

51 Миронов Б. Социальная история России периода империи (XVIII — на-

чало XX в.): В 2 т. 3-е изд. Т. 1. М., 2003. С. 33.

52 Центральная Азия в составе Российской империи. М., 2008. С. 136-

137.

53 Суворин А. С. В ожидании века XX. Маленькие письма (1889 — 1903). М.,

2005. С. 248.

Поскольку царская власть сознательно избегала значительной доли инородцев в армии, то, даже перестав быть количественным большинством в империи, русские все равно поставляли больше всего рекрутов в имперскую армию, 86% корпуса которой составляли восточные славяне. При этом по причине физической непригодности в России освобождалось от призыва на действительную службу от 15 до 20% призывников, в то время как в Германии только 3%, а во Франции — 1%м.