Читать онлайн «Дипломатия в новейшее время (1919-1939 гг.)». Страница 66

Пуанкаре был непрочь использовать Муссолини для давления на Англию и Германию. Однако Италия была слишком слаба, чтобы оказывать сколько-нибудь значительное влияние на ход борьбы за Рур.

Парижская конференция (2–4 января 1923 г.). На первом же заседании Парижской конференции, 2 января 1923 г., английская делегация выступила с предложением предоставить Германии мораториум без залога и гарантий на 4 года. По истечении этого срока Германия должна уплачивать ежегодно по 2 миллиарда золотых марок, а ещё через 4 года — по 2,5 миллиарда. Общая сумма германского долга должна быть капитализирована, по предложению англичан, в сумме 50 миллиардов золотых марок. С таким разрешением репарационной проблемы английский проект связывал урегулирование межсоюзнических долгов и европейской задолженности Америке.

С критикой проекта Бонар Лоу на конференции выступил Пуанкаре. Он заявил, что Франция никогда не согласится на такой способ разрешения репарационного вопроса, который давал бы Германии возможность восстановить свою экономическую жизнь «за счёт стран, ею разорённых».

«Если принять английский план, — заявил Пуанкаре, — то весь германский долг станет на одну треть меньше, чем долг Франции. Через несколько лет Германия явится единственной страной в Европе, свободной от всяких внешних долгов. Так как народонаселение Германии беспрерывно увеличивается, а промышленность её остаётся почти нетронутой, то в самом скором времени Германия станет полным хозяином положения в Европе. Ведь население Франции вдвое меньше германского, и Франция к тому же вынуждена будет нести на себе всё бремя восстановления разорённых областей».

Французское правительство опубликовало официальное сообщение о том, что английский проект не только не предоставляет Франции никаких гарантий, но нарушает основные положения Версальского договора. В интервью с представителями прессы Пуанкаре указал, что в случае, если союзники не пожелают оказать давление на Германию для выполнения ею французских требований, это автоматически повлечёт за собой следующие меры со стороны французского правительства: 1) оккупацию Эссенского и Бохумского районов и всего Рурского бассейна согласно программе, разработанной маршалом Фошем; 2) секвестр таможенных пошлин в оккупированных областях.

На заключительном заседании Парижской конференции Бонар Лоу выступил с заявлением, что английское правительство, ознакомившись с французскими предложениями, находит их неприемлемыми. Они «повлекут за собой серьёзные и даже непоправимые последствия для экономического положения Европы», — предупреждал британский делегат.

В заключительных декларациях обе делегации высказали сожаление по поводу «непримиримых разногласий, обнаружившаяся в столь серьёзном вопросе». Однако ими была выражена надежда, что, несмотря на это, обе стороны сохранят взаимные дружественные отношения.

Комментируя эти декларации, французская пресса отмечала, что в итоге Парижской конференции «сердечное согласие (entente cordiale) уступило место сердечному разрыву (rupture corcliale)».

Парижская конференция фактически предоставляла Пуанкаре свободу действий в отношении Рура. Формальное признавав этой свободы произошло на заседании репарационной комиссии 9 января 1923 г., обсуждавшей вопрос об угольных поставках Германии.

Германское правительство просило выслушать предварительно двух его экспертов. Председатель комиссии Барту предупредил, чтобы они говорили покороче. Всем было ясно, что исход обсуждения предрешён. После трёхчасового совещания комиссия большинством трёх голосов против одного (английского) постановила считать, что установлено умышленное невыполнение Германией её обязательств по угольным поставкам. Такое невыполнение предоставляло союзникам право применения санкций.

10 января 1923 г. в Берлин была направлена франко-бельгийская нота. Она извещала германское правительство, что вследствие нарушения Германией параграфов 17 и 18 восьмого раздела Версальского договора правительства Франции и Бельгии посылают в Рурскую область комиссию, состоящую из инженеров, для контроля над деятельностью угольного синдиката в части выполнения репарационных обязательств — «Micum» (La Mission Internationale de controle des usines et mines).

В ноте подчёркивалось, что французское правительство «не имеет в виду прибегать к военным операциям или к оккупации, носящей политический характер». Войска посылаются лишь в таком количестве, какое необходимо «для охраны комиссии инженеров и для гарантирования ее распоряжений».

Оккупация Рура. Истинное содержание этого дипломатического Оккупация документа стало ясным уже на следующий день. 11 января 1923 г. отряды франко-бельгийских войск в несколько тысяч человек заняли Эссен и его окрестности. В городе было объявлено осадное положение. Германское правительство ответило на эти мероприятия отозванием по телеграфу из Парижа своего посла Майера, а из Брюсселя — посланника Ландсберга. Всем дипломатическим представителям Германии за границей было поручено подробно изложить соответствующим правительствам все обстоятельства дела и заявить протест против «противоречащей международному праву насильственной политики Франции и Бельгии». Воззвание президента Эберта «К германскому народу» от 11 января также возвещало о необходимости протеста «против насилия над правом и мирным договором». Формальный протест Германии был заявлен 12 января 1923 г. в ответе германского правительства на бельгийскую и французскую ноту. «Французское правительство, — гласила германская нота, — тщетно пытается замаскировать серьёзное нарушение договора, давая мирное объяснение своим действиям. То обстоятельство, что армия переходит границу неоккупированной германской территории в составе и вооружении военного времени, характеризует действия Франции как военное выступление».

«Дело идёт не о репарациях, — заявил в своей речи в Рейхстаге 13 января канцлер Куно. — Дело идёт о старой цели, которая уже больше 400 лет ставится французской политикой… Эту политику наиболее успешным образом вели Людовик XIV и Наполеон I; но не менее явно её придерживались и другие властители Франции до настоящего дня».

Британская дипломатия продолжала внешне оставаться безучастной свидетельницей развивающихся событий. Она заверяла Францию в своей лойяльности.

Но за дипломатическими кулисами Англия подготовляла поражение Франции. Д'Абернон вёл непрерывные переговоры с германским правительством о методах борьбы против оккупации.

Германское правительство получило совет ответить на Французскую политику оккупации Рура «пассивным сопротивлением». Последнее должно было выразиться в организации борьбы против использования Францией экономических богатств Рура, а также в саботаже мероприятий оккупационных властей.

Инициатива в проведении этой политики исходила от англо-американских кругов. Сам д'Абернон усиленно приписывает её американскому влиянию. «В послевоенном развитии Германии американское влияние было решающим, — заявляет он. — устраните действия, предпринятые по американскому совету,

или в предполагаемом согласии с американским мнением, или в предвидении американского одобрения, — и весь курс германской политики был бы совсем иным».

Что касается английской дипломатии, то, как свидетельствуют факты, она не только не имела действительного намерения удержать Пуанкаре от рурской авантюры, но втайне стремилась разжечь франко-германский конфликт. Керзон лишь для видимости предпринимал свои демарши против оккупации Рура; реально он ничего не сделал, чтобы помешать её осуществлению. Более того, как Керзон, так и его агент, английский посол в Берлине лорд д'Абернон, считали, что рурский конфликт мог взаимно ослабить и Францию и Германию. А это привело бы к господству Великобритании на арене европейской политики.

Совершенно самостоятельную позицию в вопросе об оккупации Рура занимало советское правительство.

Открыто осуждая захват Рура, советское правительство предупреждало, что этот акт не только не может привести к стабилизации международного положения, но явно грозит новой европейской войной. Советское правительство понимало, что рурская оккупация была столько же результатом агрессивной политики Пуанкаре, сколько и плодом провокационных действий германской империалистической буржуазии во главе с германской «народной партией» Стиннеса. Предупреждая народы всего мира, что эта опасная игра может закончиться новым военным пожаром, советское правительство в обращении ЦИК от 13 января 1923 г. выражало своё сочувствие германскому пролетариату, который становился первой жертвой провокационной политики катастроф, проводимой германскими империалистами.