Читать онлайн «Археология оружия. От бронзового века до эпохи Ренессанса». Страница 11

Шлем, о котором мы говорим, дали Одиссею, когда он вместе с Диомедом собирался на разведку в лагерь Трои:

Как видите, это тщательное, точное и исчерпывающее описание. Судя по всему, даже во времена Троянской войны такой шлем считался диковинкой; возможно, поэтому Гомер так много о нем говорит, поскольку обычно при описании шлема он использовал простые прилагательные: «блестящий» или «сияющий». Далее следует:

Поскольку ни на греческой посуде, ни где-либо еще изображений таких шлемов никто не видел, ученые, историки и археологи дружно считали, что это одна из нелепостей, выдуманных Гомером. Затем появился Шлиман, который верил каждому слову гомеровских поэм. В четвертой гробнице в Микенах археолог нашел шестьдесят кабаньих зубов. Вот что он говорит:

«Обратная сторона каждого из них была срезана и стала абсолютно плоской; на ней было два отверстия, которые, вероятно, служили для того, чтобы прикреплять зуб к чему-нибудь, возможно к лошадиной сбруе. Однако в «Илиаде» говорится, что такие клыки использовались и для украшения шлемов».

Следом за этим было найдено множество маленьких пластинок из слоновой кости, на которых нарисованы воины в шлемах, покрытых кабаньими клыками, точно такими же, как и найденные в погребениях. Позже появилось несколько головок из того же материала (рис. 21) в похожих шлемах. Таким образом, за литературным свидетельством последовали исторические, и теперь уже трудно сомневаться в существовании древних шлемов, украшенных кабаньими клыками.

Рис. 21. Головка из слоновой кости (Микены), на которой изображен шлем, выложенный кабаньими зубами

Так появилась информация о микенском шлеме, исчезнувшем к тому времени, как начали свои труды художники, расписывавшие вазы в классический период. Все «греческие» народы использовали шлемы, вполне адекватно изображенные на аттических гончарных изделиях. Они произошли от критских и микенских оригиналов и, в свою очередь, породили этрусские и римские образцы во всевозможных вариантах. Для того чтобы получить полное представление о том, как эти шлемы выглядели и как их носили, лучше всего посмотреть на роспись греческой посуды; я демонстрирую некоторые из них на рис. 22 и 23. Практически в любом из музеев можно найти целую коллекцию аттических сосудов; это один из наиболее распространенных археологических материалов, который встречается при раскопках греческих поселений. Чаще всего сосуды приходится восстанавливать из черепков, но роспись на них сделана способом, который не исчезает веками, поэтому они вполне достойны внимания.

Рис. 22. Греческий воин с кописом с аттической гидрии. Неапольский музей. V в. до н. э.

При раскопках было найдено довольно много реальных образцов таких шлемов, вполне достаточно для того, чтобы убедиться, что художники морочили голову будущим поколениям ничуть не больше, чем это делал Гомер.

Рис. 23. Изображения с афинских краснолаковых ваз. V в. до н. э.

В общем и целом «варвары» (так греки называли любые народы, не приобщенные к их культуре) стремились выбрать шлемы конической формы, иногда сделанные из цельного куска бронзы, но чаще из нескольких полос или пластин, соединенных заклепками. У нас нет картин с изображениями шлемов, которые носили в Британии, Галлии или Германии до прихода римлян, но, как мы уже видели, информации о персидском и ассирийском оружии вполне достаточно.

Доспехи классического микенского, греческого или римского воина состояли из нагрудника, еще одной аналогичной пластины, защищавшей спину, пары цельнометаллических наголенников, прикрывавших часть ног, и это все. Только немногие носили кирасы из цельного куска металла, это были богатые вожди, жившие до прихода римлян, а после этого — только старшие офицеры римской армии. Гоплиты или легионеры одевались в кожаные доспехи, кольчуги или одеяние, сделанное из заходящих друг на друга металлических чешуек, закрепленных на тканевой или кожаной основе, или в доспехи из металлических или бронзовых лент, обернутых вокруг тела по горизонтали, с одной стороны соединенных петлями, а с другой — застегнутых на пряжку и поддерживаемых широкими ремнями. На короткое время такой тип доспехов снова вошел в употребление между 1250-м и 1350 гг.

Рис. 24. Греческие кописы и современный гуркхский кукри (b)

Обратите внимание, что на некоторых греческих вазах, в особенности на аттических краснолаковых гончарных изделиях V в. до н. э. (рис. 22 и 24), изображены воины с длинными изогнутыми мечами, совершенно отличающимися по форме от прямых. Греки называли их «копис» или «махайра», и, должно быть, это было очень эффективное рубящее оружие. В Северной Индии эти изделия просуществовали до наших дней в своем первозданном виде (широко известные «кукри» гуркхов). Если вы сравните копис, который я изобразил на рис. 24, а (образец взят с аттической гидрии, хранящейся в Неапольском музее) с изображением современного непальского кукри (рис. 24, b), то увидите, как мало изменилась его первоначальная форма. Кроме того, интересно отметить, что в то время, как в Индии сохранилась форма клинка (возможно, благодаря людям. Александра — я не могу поверить, что эти клинки принесли с собой арийские захватчики), рукояти, явно происходящие от этих клинков, использовали в Леванте вплоть до XVII в. Мы увидим, что изогнутый вариант меча будет периодически возникать в течение всего периода Средневековья. До середины XIV в. у таких мечей было много общего с греческим кописом, но в начале XV в. они приобрели хорошо известную форму кавалерийской сабли, популярной в начале XIX в. Позднее мы подробнее поговорим об этом; здесь я упомянул о таких мечах только для того, чтобы дать еще один пример последовательности в развитии оружия.

Римский период — один из исторических мостов, которые, по всей видимости, связывают один век с другим. Бывают события, которые меняют историю человечества в ту или другую сторону, а бывают времена, память о которых не стирается веками. Именно таков был длительный период существования Римской империи, богатый победоносными завоеваниями. Она объединила под своей властью огромные территории и простояла нерушимо исключительно долгий срок, до тех пор пока орды варваров не вынудили одряхлевшую империю сдаться. При возникновении государства большая часть древних цивилизаций Восточного Средиземноморья все еще переживала свой расцвет, а к ее закату все они исчезли и господствующее положение заняли ранее неизвестные северные расы, наследники великих народов скандинавского бронзового века. О римском оружии и методах ведения войны написано так много, что, возможно, меня простят, если я не заставлю читателя пересечь этот мост, а вместо этого попрошу его последовать за мной вниз, в бездну, которую он пересекает, и там поискать немногочисленные существующие ключи к пониманию того, как из оружия варваров бронзового века возникло средневековое оружие.

Средневековые всадники мало чем обязаны римским — почти все, чем они владели, создали тевтоны, победившие римлян. Основной силой имперской армии всегда оставалась пехота — знаменитые легионеры, покорившие полмира. Всадники были элитой и, как всякая элита, не отличались числом; уже ближе к закату у Рима появились многочисленные конные отряды, но все они состояли из варваров-наемников. Именно они и были далекими предками рыцарей, о которых мы еще много будем говорить.

Мы знаем, что во времена Тацита плохо вооруженные и примитивные германцы создали племенные кодексы, содержавшие многие из абстрактных идей, на которых основан рыцарский идеал. В общем и целом эти идеи диктовала сама жизнь — верность сеньору возникла из необходимости верности вождю племени, став более абстрактной идеей. В то же время для германцев иметь вожака, который служил бы примером во всех случаях жизни, а особенно в бою, было жизненно необходимо в ситуации, когда сражения практически не прекращались. Так постепенно воплощаются потребности, а со временем абстрагируются и становятся отвлеченными понятиями, имеющим такое же отношение к философии, как и к реальности. Этот процесс получил свое развитие на протяжении веков, но начался еще в самый дикий и варварский период у народа, которому отвлеченные понятия вообще были неизвестны, просто верность своему лидеру была такой же очевидностью, как и оружие в руках, а позор, связанный с ее нарушением, не менее реальным, чем смерть.